жестокий удар приклада АКМ выплеснул из стриженного затылка мозговую кашицу... похожую так на яблочную... которой, когда-то хлопотливая мама кормила обожаемого и послушного бэби. Предсмертная судорога пробивала тело любителя зверей и витаминов, а мы с Сосо уже рвались в кабинет, где проходило производственное совещание. Как бы. Только вместо ручек и карандашей у присутствующих замечалось автоматическое оружие. Пришлось работать в режиме максимальной жестокости. Другими словами: расстреливать всю живую силу противника. Времени и возможности проводить с рядовым составом просветительскую беседу на тему "Эстетическое и половое воспитание мальчиков в древней Элладе" не имелось. Сосо обрабатывал плотным свинцовым огнем пространство, где находились те, кому так не повезло оказаться в минуты роковые, а я в балетной растяжке, как Лиепа, летел к столу и ударом ноги ссаживал господина Сохнина со стула. Удар был удачным - в переносицу. Призер олимпийских игр, обливаясь кровью, начал заваливаться навзничь. Рухнуть не успел, я обходительно подхватил обмякшее тело, как мешок с картофелем, удобный по весу своей относительной легкостью. Гарь и кровь, и всхлипы умирающих (их было пять) - зрелище не для слабых. Что тут сказать: каждый выбирает то, что он выбирает. И когда ты хапнув ствол в руки, чувствуешь себя суперменом, то должен помнить о возможных печальных последствиях для собственного здоровья.
Наше отступление на исходную позицию прошло благополучно: я тащил на себе господина Сохнина, изображающего беспамятство, а Сосо короткими очередями зачищал путь. Для куража и острастки.
Запеленав пленника, как младенца, мы кинули его на удобное во всех отношениях заднее сидение "Шевроле". Первый этап олимпийского забега с пальбой закончился удачно. Для нас. Однако надо торопиться: мы перешли рубеж и теперь, чтобы выжить в будущей бойне, мы должны были опережать врага хотя бы на мгновение...
Я оказался прав - через четверть часа, когда мы находились на скоростной трассе, навстречу нам со скоростью метеоритного потока промелькнули два знакомых джипа, за стеклами которых скрадывались фигуры с самыми решительными намерениями.
- По наши души, кацо, - заметил Сосо, оглядываясь. - Пыхтит, дядя. Расколется, да? Такие мужички... того... идейные.
- Какие могут быть идеи сейчас? - удивился я. - Баксы - вот идея. Чем их больше, тем лучше.
- Но без "капусты", генацвале, ты как козел без козы.
- Но когда Бог - доллар? И ему молятся так, что расшибают судьбы и жизни. Свои-то - ладно...
- О ком речь?
- Догадайся сам. Хотя могу и сказать: о кремлевых людишках. Этакие шалунишки, думают, что все им сойдет с рук.
- Не сойдет?
- Не знаю-не знаю. Повременим да поглядим, когда Царь-батюшка дуба даст.
- А если не даст?
- Может, и не даст. У нас и не таковские оказии приключались.
Мы посмеялись - что за родная сторонка такая: от одного смертной свечечки зависит светлое будущие миллионов. И миллионов. Все-таки азиатчина из нас так и прет, так и прет, как репа на огороде. Странная какая-то демократия, понимаешь, со всеми атрибутами венценосного двора, где основная позиция: как можно ближе находится к Телу. ( Или к телу дочери Тела.). В известной позе, когда голова ниже жопы. И тогда никаких проблем. Будешь весь в шоколаде, который, правда, похож по цвету... Надеюсь, понятно о чем речь? Но что делать: власть - это как в чухонской бане. То ли размягченную шоколадку тебе тиснут в пасть после помыва, то ли обольют из ведра с благовонными отходами самодержца.
- Ох, порнограф, мать тебя так, - смеялся князь Мамиашвили. - Смотри, дотёхаешься со своими вычурами.
- Порнографичны они, а я что? Я, как "Nikon", фоткаю на долгую память. Не более того. Я - зерцало. Были бы святыми - святыми бы и отражались. Так что, извини, генацвале, претензии не ко мне.
- Ох, гляди, Вано. Посадят тебя на кол, дурака.
- В таких случаях надо расслабляться и получать удовольствие.
- Гы-гы.
- Ыыы... - услышали и вспомнили наконец о нашем пленнике, находящемся в схожем (по неудобству) положении.
Пластающийся в индиговом смоге город-призрак, приближался, а вместе с ним и проблемы, которые нужно было решать. Скатив с трассы, мы приткнули "Шевроле" на диком берегу очередной речушки Вонючки. Сумеречные тени поднимались из дальнего перелеска. По стерне поля тащились малопродуктивные коровы. Вытянув живой куль, мы кинули его на травку: отдыхайте, товарищ, да любуйтесь сельским пейзажем.
Нет, что-то беспокоило нашего нового друга. Он корчился на земле и всем своим агрессивным видом требовал внимания. В чем дело? Кажется, нас хотят поблагодарить? За что? Пришлось вытаскивать кляп из хайла. И что же? Мы услышали такой мат-перемат, что удои коровушек, фланирующих по соседству, упали наполовину, как акции. Если перевести на общедоступный язык изречения гражданина Сохнина, то смысл заключался в следующем: мы, такие-сякие, совершили очень дурное дело и лучше будет, если мы, такие-сякие... ну и так далее.
- Чего он хочет? - не понял я.
- Пить, да? - и Сосо, будучи человеком заботливым и ответственным, отволок словесника к Вонючке, чтобы уронить в мутные воды её. Для общего отрезвления организма.
И воды с примесью ртути, серной кислоты и свинца объяли призера олимпийского движения - напился он водицы от пуза. И, возможно, по этой причине малость притих, лишь дышал, как стерлядь, пойманная державно-браконьерской десницей.
- Ну что, Сохатый, - присел я над ним, олимпийцем, разумеется. - Будем играть да помирать? Или жить?
- Что надо? - выплюнул желчь вопроса.
Я ответил. Моего собеседника передернула, точно я поинтересовался здоровьем его любимой и бессмертной тещи. Я повторил вопрос: где находится заложница?
- Я не знаю, - просипел Сохатый. - Это дела Фирсова. Ну, не знаю, в натуре.
Странно, но я ему поверил. Иногда на меня находит такая блажь. И задал следующий вопрос по "зачистке" журналиста, актера и театральной девки?
- Какой журналист? Не знаю никакого журналиста, - заныл Сохатый. Двух заломили, да... и все.
- Зачем?
- Откуда мне знать. Приказ Фирса. Я - человек маленький.
- А ведь был гордостью советского спорта, - назидательно проговорил я. - Измельчал, однако, дядя.
- Да пошшшел ты, молокосос...
- Только вместе с тобой, Сохатый-рогатый, - не обиделся я. - Выбирай: или с нами, или кормишь стерлядку?
- Я сказал: пош-ш-шел ты.
Мой друг Сосо Мамиашвили оказался прав - напоролись на идейного. Пришлось проверить его мировоззренческую закалку ударом по коленной чашечки. Левой. Прикладом АКМ. Это больно и неприятно даже для тех, кто готов положить жизнь за счастье всего трудового народа.
- Мудак, - сказал я стенающему строптивцу, - за кого убиваешься? За пидеряков? Может, ты тоже это самое? Тогда прости, наши пути расходятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125