Иногда на ее лице вдруг снова загорался отблеск былой гордой красоты, искра улыбки, а потом опять застывала маска апатичного безразличия. Она молилась, плакала, автоматически шила, вязала, по привычке ела то, что приготовила для всех старая Анна, но не участвовала в семейных делах, ни к чему не проявляла интереса.
– Я приехал из Америки, Хосе Висенте просил меня навестить вас, – ответил Шон, и снова женщина погрузилась в свои мысли и безразличие ко всему окружающему.
Шон понял, что пора уходить. Хосе сказал достаточно ясно: «Взгляни на детей». Он это сделал, и теперь чутье подсказывало, что пора выбираться из этой трясины смутных чувств и желаний, пока не завяз.
Шон стал прощаться. В дверях он надолго задержал в своей руке руку Нэнси, и это прикосновение взволновало его сильнее любой откровенной ласки. Нэнси тоже почувствовала тревожное волнение впервые в жизни, сердце у нее сильно билось, щеки горели.
В тот вечер, когда все заснули, в своей комнате Нэнси вынула из ящика маленький сверток, который бережно хранила. Она торжественно развернула его, поднесла к свету пожелтевший белый шарф-накидку с бурыми пятнами крови Калоджеро, нежно ее погладила, словно гладила голову своего отца, и прошептала:
– Папа, скажу тебе честно, я влюбилась. Что мне делать?
Глава 3
На него обратили внимание все, а Нэнси – первая. От волнения у нее подкосились ноги. На Шоне были бежевые полотняные брюки, синяя трикотажная рубашка и темные очки в яркой оправе. Местные жители ни секунды не сомневались, что он – иностранец. Шона и Нэнси разделяла площадь, но ей казалось, что она чувствует запах его одеколона, напоминающий ей о Нью-Йорке.
У Нэнси сильно застучало сердце, кровь прилила к лицу. Да, она без памяти влюбилась в него. Утро в школе пролетело стремительно, она думала только о нем, хотя и пыталась делать вид, что внимательно слушает учителей. Она жила в состоянии благодати, словно с ней случилось божественное чудо. Да так оно и было, это вечное чудо – любовь – впервые снизошло на Нэнси.
Ее подруги и одноклассницы рассказывали Нэнси об этом странном состоянии сердца и души, но она выслушивала их излияния равнодушно, с чувством превосходства, считая, что сентиментальные истории – плод их бурного воображения, слишком уж все это напоминало детскую игру. Братья подруг, кузены, соседи по дому, сын аптекаря, киноактеры Грегори Пек или Гарри Купер, двадцатилетний учитель из Палермо – все они служили слабыми резонаторами детских фантазий. Рано повзрослевшая Нэнси знала горе и смерть, но ей были чужды девичьи волнения и наивные мечтания сверстниц. И вот то ли случай, то ли судьба, то ли сама жизнь толкнули ее, словно героиню романтической истории, в водоворот чувств, силу которых она не могла оценить. Смятение чувств овладело ею во время ничего не значащего разговора о Нью-Йорке.
– Видела мистера Мак-Лири? – прошептал Сэл, шагавший рядом с сестрой.
– Конечно. – Нэнси хотелось броситься ему навстречу, но сдерживал страх – она боялась упасть, ноги ослабли, стали словно ватные.
Рядом с Шоном шел дон Антонио Персико, скромная элегантность которого контрастировала с яркой одеждой ирландца.
Нэнси стала лихорадочно придумывать, что бы сказать Шону в тот момент, когда они поравняются, но в голову приходили только банальные фразы, вроде «Как ваше самочувствие?». Лучше бы она встретила его где-нибудь в другом месте, не на площади, где столько любопытных глаз, словно раздевающих тебя донага. Она еще не знала как, но была уверена, что раскинет сети, словно рыбаки в заливе. Ей нужен этот человек больше всего на свете, и, чтобы заполучить его, она готова на все.
– Может, пригласим его с нами в Селинунте? – подсказал Сэл, вспомнив, что послезавтра, в воскресенье, намечена поездка в автобусе к руинам греческого города. Нэнси нравилось посещать эти древние развалины, которые были свидетелями античной цивилизации.
– Нет, – сказала она резко, подавляя свои желания. Сэл понял по тону, что возражать сестре не стоит. Нэнси была готова на все, но навязываться Шону она не собиралась. Она не позволит даже Сэлу быть посредником. Она будет соблюдать традиции. Инициатива должна исходить от него самого.
А между тем расстояние между ними сокращалось. Их разделяло уже несколько метров, и она постаралась скрыть свое волнение под приветливой улыбкой.
Но вдруг Шон и дон Антонио свернули в сторону и, пройдя между столиками, скрылись в баре. Нэнси не сдержала жеста досады. Она была уверена, что Шон ее видел. Он ее специально избегает? Непонятно он ведет себя, и вообще есть что-то странное в этом человеке, с которым, казалось, они давно знакомы и в которого она так неожиданно влюбилась.
Кто-то тронул ее за руку, она вздрогнула.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказал Альфредо Пеннизи, сын рыбака, который шел за ними следом. Мальчик вырос с тех пор, как несколько лет назад обратился к ней за помощью.
У него был такой вид, словно он знает нечто очень важное и его просто распирает от желания поделиться.
– Сейчас? – спросил Сэл, который понимал досаду сестры, но знал серьезный характер своего друга: Альфредо ни за что не будет беспокоить по пустякам.
– Да, но не на площади.
Нэнси сурово посмотрела на него. Он прервал ее мысли о Шоне – единственное, что имело для нее значение в данный момент.
– Что тебе нужно?
– Твоего совета, – он обращался к ней как ребенок к матери.
Глава 4
– Почему ты пришел именно ко мне с этой историей? – поинтересовалась Нэнси.
– Потому что ты – решительная. Знаешь, о чем нужно говорить, а о чем лучше помолчать.
С тех пор как Нэнси заступилась за его отца, Альфредо считал ее чем-то вроде уважаемой и всесильной матери, к которой обращаются за помощью и за советом.
Они разговаривали на террасе в доме Нэнси, под тентом. Девушка сидела в большом бамбуковом кресле и казалась Альфредо королевой. Он примостился на краю табуретки, мрачный, сосредоточенный, и рассказывал об открытии, которое сделал прошлой ночью на складе оливок дона Антонио Персико. Альфредо около года работал там и, случайно оказавшись свидетелем настораживающего эпизода, решил поделиться с Нэнси своим открытием. Целыми днями Альфредо наполнял бидоны предназначенными на экспорт оливками. Вернувшись домой после рабочего дня, он обнаружил, что забыл на складе ключи от дома. Склад оказался открыт, а внутри двигались бесшумно какие-то фигуры… Альфредо благоразумно обошел строение, влез на ящик, заглянул в окно и увидел внутри Вито Витанцу, крестника дона Антонио, заведующего складом, а с ним несколько незнакомых мужчин, которые возились с бидонами. Альфредо пригляделся и увидел, что они вкладывали в цинковые пробки, которыми закрываются бидоны, пакеты, обернутые в клеенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Я приехал из Америки, Хосе Висенте просил меня навестить вас, – ответил Шон, и снова женщина погрузилась в свои мысли и безразличие ко всему окружающему.
Шон понял, что пора уходить. Хосе сказал достаточно ясно: «Взгляни на детей». Он это сделал, и теперь чутье подсказывало, что пора выбираться из этой трясины смутных чувств и желаний, пока не завяз.
Шон стал прощаться. В дверях он надолго задержал в своей руке руку Нэнси, и это прикосновение взволновало его сильнее любой откровенной ласки. Нэнси тоже почувствовала тревожное волнение впервые в жизни, сердце у нее сильно билось, щеки горели.
В тот вечер, когда все заснули, в своей комнате Нэнси вынула из ящика маленький сверток, который бережно хранила. Она торжественно развернула его, поднесла к свету пожелтевший белый шарф-накидку с бурыми пятнами крови Калоджеро, нежно ее погладила, словно гладила голову своего отца, и прошептала:
– Папа, скажу тебе честно, я влюбилась. Что мне делать?
Глава 3
На него обратили внимание все, а Нэнси – первая. От волнения у нее подкосились ноги. На Шоне были бежевые полотняные брюки, синяя трикотажная рубашка и темные очки в яркой оправе. Местные жители ни секунды не сомневались, что он – иностранец. Шона и Нэнси разделяла площадь, но ей казалось, что она чувствует запах его одеколона, напоминающий ей о Нью-Йорке.
У Нэнси сильно застучало сердце, кровь прилила к лицу. Да, она без памяти влюбилась в него. Утро в школе пролетело стремительно, она думала только о нем, хотя и пыталась делать вид, что внимательно слушает учителей. Она жила в состоянии благодати, словно с ней случилось божественное чудо. Да так оно и было, это вечное чудо – любовь – впервые снизошло на Нэнси.
Ее подруги и одноклассницы рассказывали Нэнси об этом странном состоянии сердца и души, но она выслушивала их излияния равнодушно, с чувством превосходства, считая, что сентиментальные истории – плод их бурного воображения, слишком уж все это напоминало детскую игру. Братья подруг, кузены, соседи по дому, сын аптекаря, киноактеры Грегори Пек или Гарри Купер, двадцатилетний учитель из Палермо – все они служили слабыми резонаторами детских фантазий. Рано повзрослевшая Нэнси знала горе и смерть, но ей были чужды девичьи волнения и наивные мечтания сверстниц. И вот то ли случай, то ли судьба, то ли сама жизнь толкнули ее, словно героиню романтической истории, в водоворот чувств, силу которых она не могла оценить. Смятение чувств овладело ею во время ничего не значащего разговора о Нью-Йорке.
– Видела мистера Мак-Лири? – прошептал Сэл, шагавший рядом с сестрой.
– Конечно. – Нэнси хотелось броситься ему навстречу, но сдерживал страх – она боялась упасть, ноги ослабли, стали словно ватные.
Рядом с Шоном шел дон Антонио Персико, скромная элегантность которого контрастировала с яркой одеждой ирландца.
Нэнси стала лихорадочно придумывать, что бы сказать Шону в тот момент, когда они поравняются, но в голову приходили только банальные фразы, вроде «Как ваше самочувствие?». Лучше бы она встретила его где-нибудь в другом месте, не на площади, где столько любопытных глаз, словно раздевающих тебя донага. Она еще не знала как, но была уверена, что раскинет сети, словно рыбаки в заливе. Ей нужен этот человек больше всего на свете, и, чтобы заполучить его, она готова на все.
– Может, пригласим его с нами в Селинунте? – подсказал Сэл, вспомнив, что послезавтра, в воскресенье, намечена поездка в автобусе к руинам греческого города. Нэнси нравилось посещать эти древние развалины, которые были свидетелями античной цивилизации.
– Нет, – сказала она резко, подавляя свои желания. Сэл понял по тону, что возражать сестре не стоит. Нэнси была готова на все, но навязываться Шону она не собиралась. Она не позволит даже Сэлу быть посредником. Она будет соблюдать традиции. Инициатива должна исходить от него самого.
А между тем расстояние между ними сокращалось. Их разделяло уже несколько метров, и она постаралась скрыть свое волнение под приветливой улыбкой.
Но вдруг Шон и дон Антонио свернули в сторону и, пройдя между столиками, скрылись в баре. Нэнси не сдержала жеста досады. Она была уверена, что Шон ее видел. Он ее специально избегает? Непонятно он ведет себя, и вообще есть что-то странное в этом человеке, с которым, казалось, они давно знакомы и в которого она так неожиданно влюбилась.
Кто-то тронул ее за руку, она вздрогнула.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказал Альфредо Пеннизи, сын рыбака, который шел за ними следом. Мальчик вырос с тех пор, как несколько лет назад обратился к ней за помощью.
У него был такой вид, словно он знает нечто очень важное и его просто распирает от желания поделиться.
– Сейчас? – спросил Сэл, который понимал досаду сестры, но знал серьезный характер своего друга: Альфредо ни за что не будет беспокоить по пустякам.
– Да, но не на площади.
Нэнси сурово посмотрела на него. Он прервал ее мысли о Шоне – единственное, что имело для нее значение в данный момент.
– Что тебе нужно?
– Твоего совета, – он обращался к ней как ребенок к матери.
Глава 4
– Почему ты пришел именно ко мне с этой историей? – поинтересовалась Нэнси.
– Потому что ты – решительная. Знаешь, о чем нужно говорить, а о чем лучше помолчать.
С тех пор как Нэнси заступилась за его отца, Альфредо считал ее чем-то вроде уважаемой и всесильной матери, к которой обращаются за помощью и за советом.
Они разговаривали на террасе в доме Нэнси, под тентом. Девушка сидела в большом бамбуковом кресле и казалась Альфредо королевой. Он примостился на краю табуретки, мрачный, сосредоточенный, и рассказывал об открытии, которое сделал прошлой ночью на складе оливок дона Антонио Персико. Альфредо около года работал там и, случайно оказавшись свидетелем настораживающего эпизода, решил поделиться с Нэнси своим открытием. Целыми днями Альфредо наполнял бидоны предназначенными на экспорт оливками. Вернувшись домой после рабочего дня, он обнаружил, что забыл на складе ключи от дома. Склад оказался открыт, а внутри двигались бесшумно какие-то фигуры… Альфредо благоразумно обошел строение, влез на ящик, заглянул в окно и увидел внутри Вито Витанцу, крестника дона Антонио, заведующего складом, а с ним несколько незнакомых мужчин, которые возились с бидонами. Альфредо пригляделся и увидел, что они вкладывали в цинковые пробки, которыми закрываются бидоны, пакеты, обернутые в клеенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81