Аддолората уперлась взглядом в тарелку, где лежал еще не тронутый кусок торта, и вспыхнула. Тони, сидевший напротив нее, снял ботинок и втиснул большой палец ноги между ее ляжками, пытаясь проникнуть под трусики. Он продолжал разговаривать как ни в чем не бывало, а ее обжег стыд более сильный, чем вспыхнувшее желание. Аддолората была уверена, что рано или поздно кто-нибудь заметит эти постыдные манипуляции и тогда случится нечто ужасное. Калоджеро добрый человек и доверчивый муж, но именно поэтому Аддолората его боится. Добрые приходят в ярость, когда обманывают их доверие. Ей казалось, что соседи по столу видят ее насквозь и что все знают про ее позор и ее желание. Она резко отодвинула назад стул и встала – желание обуревало ее все сильнее, перед глазами стоял туман.
– Пойду умоюсь, – прошептала она, обращаясь к свекрови.
– Ты что-то раскраснелась, – сказала Анна.
– Жарко, – оправдалась Аддолората.
– Все из-за вина, наверное, – вступил в разговор Тони.
– Может, и еще из-за чего, – бросила старуха.
– Пойдемте со мной, мама, – позвала Аддолората.
– Мне и так хорошо, – ответила Анна. Взгляды Аддолораты и Тони скрестились, в его взгляде был откровенный вызов, в ее – смятение. Но в глазах обоих горело страстное желание. Тони становился все более нетерпеливым. Аддолората вынуждена была прибегать к тысяче уловок, чтобы удержать Тони в рамках благоразумия и преодолеть собственную слабость.
Когда Анна возобновила прерванную беседу на сицилийском наречии со своим соседом по столу, Аддолората направилась, постукивая высокими каблуками и раскачивая бедрами, в туалет. Ее опять терзали сомнения и страхи. Как же ей быть – уступить мужчине, которого она всегда хотела? А супружеская верность Калоджеро, отцу ее детей, верность, освященная церковью?! Эта тягостная, мучительная борьба с самой собой тянулась уже давно.
Только она одна знала, что праздник, подарки, место мужа в «Плазе», обед – все это Тони сделал ради нее. Тони Кроче умирал от любви к ней. Аддолората знала это. Она набрала холодной воды в ладони и опустила в них пылающее лицо. На минуту Аддолората почувствовала облегчение. Порой ей хотелось, чтобы муж узнал наконец правду. Она вынесла бы самые тяжкие наказания, но избавилась бы от чувства вины – груза, который подчас становился невыносимым.
Аддолората вышла из туалета в коридор, где стояли густые пряные запахи кухни. Аддолората любила готовить, любила вкусные блюда, но ненавидела запах подливок и супов, которыми пропахли жилища бедняков, да и кухни ресторанов. Она жила в одном из домов самого убогого квартала Бруклина, но и это было шагом вперед по сравнению с халупой в Кастелламаре-дель-Гольфо, где она провела двадцать лет своей жизни. Вдруг на своих плечах Аддолората почувствовала сильные мужские руки. Эти руки стиснули женщину и втолкнули в крохотную комнатку, служившую чем-то вроде кабинетика.
– Я не мог с тобой даже поговорить, – сжимая ее, хрипло произнес Тони – лицо его утонуло в волосах женщины.
– Зато ухитрился кое-что сделать, – припомнила ему Аддолората то, из-за чего вынуждена была внезапно встать из-за стола. Тони ногой прикрыл дверь, на наружной стороне которой висела табличка «Не входить». Его рука властно потянулась к вырезу платья, Аддолората почувствовала мощное напряжение его члена на своем животе и не смогла сдержать страстного стона.
– Тони, ты нарываешься на беду, – дрогнувшим голосом предупредила она. Тони не слышал ее слов, он обнажил ее грудь и жадно целовал твердый сосок, скользя рукой все ниже и ниже – к лону Аддолораты и не обращая внимания на ее слабые протесты.
Сколько лет уже тянулась эта история, изнурявшая их?! Первый раз он мог овладеть ею тогда, среди олив Кастелламаре-дель-Гольфо, за каменной стеной, разделявшей два земельных владения. Ей было восемнадцать, ему двадцать, и у них обоих обрывались сердца от тайных взглядов, которыми они уже давно обменивались.
Стояло жаркое лето. Антонио Кроче возвращался с пляжа. Полуденный зной растекся в воздухе. Аддолората шла домой после работы – у семейства Манкузо, богатых и уважаемых людей, она стирала и гладила. Ей нравился кузен с веселыми глазами и насмешливой улыбкой, стройный и сильный, как бычок, нравилась его большая голова с блестящими волосами и упругая, темная от загара кожа. Он ей нравился, и она желала его, пренебрегая предрассудками, готова была нарушить семейный и общественный запрет кровосмесительства. Тогда она не испытывала чувства вины и хотела подарить ему свою трепетную пылкую юность, чтобы испытать радость взаимной любви. Они лежали на траве, она вдыхала, положив голову ему на грудь, аромат моря и с восторженным восхищением смотрела на напрягшийся прекрасный твердый фаллос, она нежно гладила его, ведь в нем – семя жизни, которое она хотела принять в себя. Она поторопилась задрать узкую юбку и уже стягивала трусики, когда кузен внезапно поднялся.
– Все. Не будем продолжать, Аддолората, – он наклонился над ней и провел рукой по ее искаженному от огорчения лицу.
– Почему? – воскликнула она, чуть не плача от унижения.
– Потому что я люблю тебя и, значит, должен уважать.
– Мне не нужно твое уважение, – с вызовом сказала она. – Ты прекрасно знаешь, что отец в жизни не отдаст меня тебе, если мы не поставим его перед свершившимся фактом.
– Но я не хочу брать тебя так. Я хочу обвенчаться с тобой в церкви. Я бездельник, что правда, то правда, но у меня есть принципы. Я не смогу жениться на тебе, если возьму тебя сейчас. – Эта логика была хорошо известна Аддолорате.
– Тогда конец нашей любви, – с вызовом сказала она.
Полгода спустя Аддолорату выдали замуж за Калоджеро Пертиначе – славного юношу, навязанного ей родителями. В день их свадьбы Тони Кроче сел на пароход и отправился в Соединенные Штаты. Это было в 1936 году.
После этого произошло столько всего. Тони выбился в люди, его моральные принципы изменились. Он помог ее семье перебраться в Америку и наконец по прошествии стольких лет, здесь, в этой клетушке, стоя и дрожа от желания, как подросток со своей первой женщиной, овладел ею. Аддолората приняла его так, словно они лежали на траве среди олив, словно ей восемнадцать и он первый мужчина в ее жизни. А на самом деле ей сейчас тридцать два, она замужем за другим и именно сегодня ее дети приняли первое причастие.
– Бог нас накажет… – прошептала она, когда Тони вышел из нее, еще млеющей от сладострастия и охваченной неутоленным желанием.
– Не болтай глупостей, дуреха! – оборвал он ее с ласковой грубостью, обнимая так, словно в руках его весь мир. – На этот раз я сам поговорю с твоим мужем-недоноском. Я заставлю его соображать. Пусть отваливает, я решил взять то, что мне положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81