Я отдал полицейским ключи от квартиры Фарли, умолчав о нашем визите к Элис, и счел свои обязанности исчерпанными. Тут-то, в порядке легкой, непринужденной болтовни, меня угораздило небрежно заметить, что у детектива № 1 нет корнуэльского акцента. Это было ошибкой.
– Нет, сэр, – кивнул он, засовывая большие пальцы под врезавшийся в пузо ремень, – я вообще-то с Юго-Запада. Здесь у вас слишком много машин, люди все куда-то бегут.
В голосе его сквозило тайное осуждение, будто я лично каждое утро выходил на улицу с единственной целью – подгонять прохожих. Страж порядка посмотрел прямо на меня, затем на магнитную доску для заметок, рядом с которой сидел; на уровне его глаз висела фотография времен нашего последнего отпуска: Джерард в клетчатой рубашке, плетущийся по какой-то дороге в Греции. Я пририсовал ему усы и подписал под фотографией: «Я таков, каков я есть». Правда, почему-то мне показалось, что детективу № 1 подобные изыски остроумия недоступны.
– Я часто думал: как было бы здорово жить в какой-нибудь тихой глубинке, – попытался я навести мосты.
– Пензанс не глубинка, а оживленный современный город, – возразил № 1 с усилившимся к концу фразы корнуэльским акцентом. – Правда, мы не в самом центре Пензанса, а немного в стороне.
– Да, конечно, – поддакнул я. – Нет, серьезно, я уверен, там намного лучше, чем здесь. У нас на улицу выйти невозможно, чтобы на тебя не напали и не залезли бы к тебе в квартиру. Иногда одновременно.
– Да будет вам известно, в Корнуолле, что бы вы тут ни думали, преступность тоже на уровне, – вступил в разговор детектив № 2.
– Наверное, это обычное дело, – вставил Джерард несколько небрежнее и спокойнее, чем могло бы понравиться полицейским.
Последовала краткая пауза, в течение которой полицейские собрались с мыслями, а пес перебазировался ближе к двери в коридор. Он, как я уже замечал, животное исключительно чуткое, и я могу лишь предположить, что он ощутил растущее напряжение и решил на всякий случай подготовиться к бегству.
– Сэр, вы фигурируете в завещании мистера Фарли, – сообщил № 1 уже с явным и неоспоримым корнуэльским акцентом.
– Неужели?
– Да, сэр, он упомянул об этом в прослушанном нами сообщении на автоответчике.
– Да, верно.
Голос мой приобрел необъяснимую надменность, даже, пожалуй, спесь. «Прекрати, – велел себе я, – ты ходил в обычную среднюю школу в Шотландии, а не в какой-нибудь Итон».
– И все же вы, сэр, забыли об этом, – вклинился в разговор детектив № 2, явно видевший во мне потенциального злодея. Судя по всему, он почуял во мне гонор и решил, что пора меня обламывать, причем желательно путем помещения в каталажку. Смотрел он как-то странно; пожалуй, по-своему он понимал меня глубже и полнее, чем любой из тех, с кем сталкивала меня жизнь. Он видел меня насквозь с моей взбалмошностью, завиральными идеями, игрой на публику, и, хотя, разумеется, ему тоже случалось играть на публику, играл он иначе, да и публика была другая. По его меркам, я был человеком пустым и несерьезным и нисколько ему не нравился.
Наверное, и на мою гомосексуальность он понадеялся именно потому, что так ему проще. Мысль о том, что я могу встречаться с женщиной, тем более красивой, была бы для него как нож острый. Мне даже захотелось, чтобы в нашу кухню сию минуту вошла Элис, и тогда я бы сказал: «Смотри, самец жирный, что у меня есть (сознательно заменив «кто» на «что» для пущего эффекта). А у тебя, с твоей игрой в дартс по выходным, с твоим пивом и синим клеенчатым ремнем, была хоть одна женщина, отдаленно похожая на эту? Наверняка не было». Размечтавшись, я упустил, что и у меня самого никогда в жизни не было женщины, хоть сколько-нибудь похожей на Элис, но я ведь попросил ее о свидании и вроде получил согласие, а ему и такое не снилось.
Полицейские явно ждали ответа на вопрос, почему я ни словом не упомянул о том, что Фарли включил меня в завещание. Они смотрели на меня, всем своим видом говоря: «У нас времени много», который обычно значит, что через пять минут человек предпочел бы оказаться в пабе.
– Ах да, это было немного неожиданно, – лениво проронил я, намеренно растягивая слова.
– В самом деле, сэр. Вам было известно, что мистер Фарли переписал завещание всего две недели назад? В вашу пользу?
Я ответил, что не знал. Он подался ближе ко мне. Должен сказать, к частному пространству я отношусь достаточно трепетно, и уж если пожелал бы общаться с кем-либо на близком расстоянии, то с пылкой нимфеткой, а не с распаренным полицейским. В обычных условиях я отшатнулся бы, но сейчас почувствовал, что для моего проницательного собеседника подобная реакция послужит неопровержимым доказательством виновности, и потому отпрянул медленно, насколько это вообще возможно.
– Вот такие вещи дают профессиональным детективам повод для беспокойства, сэр. Что, по вашему мнению, скажет на это суд, сэр? – промолвил № 1 таким голосом, что одноногий пират Джон Сильвер по сравнению с ним выглядел бы благовоспитанным, интеллигентным тихоней. «Сэр» он произносил как «сарррр», и звучало это у него как «ублюдок» или «подонок». Видимо, слово «сэр» лишь до известного предела означает вежливое обращение к собеседнику.
– Что он был щедрым и внимательным другом? – предположил я, искренне желая помочь. Из меня явно делали главного подозреваемого, потенциального убийцу, но, вместо того чтобы пугаться, я чувствовал себя до странности польщенным. В наши дни так редко кто-нибудь проявляет неподдельный интерес к твоей персоне. Кроме того, о тех убийцах, которых показывают в кино и по телевизору, говорят все, а я теперь практически поднялся до уровня их известности, пробился в заголовки воскресных выпусков желтой прессы: «На чистую воду: злобный интриган утопил друга» или «Обаятельный прожигатель жизни сказал: «Я сделал это, потому что он мне надоел». Я на миг почувствовал, что такое совершить некий поступок, найти в себе силы выбиться из толпы. Хотя, пожалуй, ничего подобного я не ощущал бы, если б убил Фарли на самом деле.
– Не люблю, когда мне лгут, сэр, – процедил № 1, пытаясь оказать на меня моральное давление. По-моему, тихая угроза всегда самая действенная, но № 1 явно сделал выбор в пользу громких эффектов.
– Мы не любим, когда нам лгут, – вступил № 2, решив, что заявление коллеги нуждается в поддержке.
– Тогда вы, наверное, ошиблись с выбором работы, – брякнул Джерард. Его любовь к правде, как я уже упоминал, иногда существенно отягощает нашу дружбу. Сам он, разумеется, полагал, что удачно сострил, ибо после рассказывал об этом Лидии раз пять, не меньше.
Я позволил себе еле заметно ухмыльнуться (когда меня тянет ухмыльнуться, я пытаюсь сдержаться и в результате выгляжу довольно глупо). Клянусь, я видел, как при этом оба полицейских взялись за дубинки, хотя никаких дубинок при них в помине не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Нет, сэр, – кивнул он, засовывая большие пальцы под врезавшийся в пузо ремень, – я вообще-то с Юго-Запада. Здесь у вас слишком много машин, люди все куда-то бегут.
В голосе его сквозило тайное осуждение, будто я лично каждое утро выходил на улицу с единственной целью – подгонять прохожих. Страж порядка посмотрел прямо на меня, затем на магнитную доску для заметок, рядом с которой сидел; на уровне его глаз висела фотография времен нашего последнего отпуска: Джерард в клетчатой рубашке, плетущийся по какой-то дороге в Греции. Я пририсовал ему усы и подписал под фотографией: «Я таков, каков я есть». Правда, почему-то мне показалось, что детективу № 1 подобные изыски остроумия недоступны.
– Я часто думал: как было бы здорово жить в какой-нибудь тихой глубинке, – попытался я навести мосты.
– Пензанс не глубинка, а оживленный современный город, – возразил № 1 с усилившимся к концу фразы корнуэльским акцентом. – Правда, мы не в самом центре Пензанса, а немного в стороне.
– Да, конечно, – поддакнул я. – Нет, серьезно, я уверен, там намного лучше, чем здесь. У нас на улицу выйти невозможно, чтобы на тебя не напали и не залезли бы к тебе в квартиру. Иногда одновременно.
– Да будет вам известно, в Корнуолле, что бы вы тут ни думали, преступность тоже на уровне, – вступил в разговор детектив № 2.
– Наверное, это обычное дело, – вставил Джерард несколько небрежнее и спокойнее, чем могло бы понравиться полицейским.
Последовала краткая пауза, в течение которой полицейские собрались с мыслями, а пес перебазировался ближе к двери в коридор. Он, как я уже замечал, животное исключительно чуткое, и я могу лишь предположить, что он ощутил растущее напряжение и решил на всякий случай подготовиться к бегству.
– Сэр, вы фигурируете в завещании мистера Фарли, – сообщил № 1 уже с явным и неоспоримым корнуэльским акцентом.
– Неужели?
– Да, сэр, он упомянул об этом в прослушанном нами сообщении на автоответчике.
– Да, верно.
Голос мой приобрел необъяснимую надменность, даже, пожалуй, спесь. «Прекрати, – велел себе я, – ты ходил в обычную среднюю школу в Шотландии, а не в какой-нибудь Итон».
– И все же вы, сэр, забыли об этом, – вклинился в разговор детектив № 2, явно видевший во мне потенциального злодея. Судя по всему, он почуял во мне гонор и решил, что пора меня обламывать, причем желательно путем помещения в каталажку. Смотрел он как-то странно; пожалуй, по-своему он понимал меня глубже и полнее, чем любой из тех, с кем сталкивала меня жизнь. Он видел меня насквозь с моей взбалмошностью, завиральными идеями, игрой на публику, и, хотя, разумеется, ему тоже случалось играть на публику, играл он иначе, да и публика была другая. По его меркам, я был человеком пустым и несерьезным и нисколько ему не нравился.
Наверное, и на мою гомосексуальность он понадеялся именно потому, что так ему проще. Мысль о том, что я могу встречаться с женщиной, тем более красивой, была бы для него как нож острый. Мне даже захотелось, чтобы в нашу кухню сию минуту вошла Элис, и тогда я бы сказал: «Смотри, самец жирный, что у меня есть (сознательно заменив «кто» на «что» для пущего эффекта). А у тебя, с твоей игрой в дартс по выходным, с твоим пивом и синим клеенчатым ремнем, была хоть одна женщина, отдаленно похожая на эту? Наверняка не было». Размечтавшись, я упустил, что и у меня самого никогда в жизни не было женщины, хоть сколько-нибудь похожей на Элис, но я ведь попросил ее о свидании и вроде получил согласие, а ему и такое не снилось.
Полицейские явно ждали ответа на вопрос, почему я ни словом не упомянул о том, что Фарли включил меня в завещание. Они смотрели на меня, всем своим видом говоря: «У нас времени много», который обычно значит, что через пять минут человек предпочел бы оказаться в пабе.
– Ах да, это было немного неожиданно, – лениво проронил я, намеренно растягивая слова.
– В самом деле, сэр. Вам было известно, что мистер Фарли переписал завещание всего две недели назад? В вашу пользу?
Я ответил, что не знал. Он подался ближе ко мне. Должен сказать, к частному пространству я отношусь достаточно трепетно, и уж если пожелал бы общаться с кем-либо на близком расстоянии, то с пылкой нимфеткой, а не с распаренным полицейским. В обычных условиях я отшатнулся бы, но сейчас почувствовал, что для моего проницательного собеседника подобная реакция послужит неопровержимым доказательством виновности, и потому отпрянул медленно, насколько это вообще возможно.
– Вот такие вещи дают профессиональным детективам повод для беспокойства, сэр. Что, по вашему мнению, скажет на это суд, сэр? – промолвил № 1 таким голосом, что одноногий пират Джон Сильвер по сравнению с ним выглядел бы благовоспитанным, интеллигентным тихоней. «Сэр» он произносил как «сарррр», и звучало это у него как «ублюдок» или «подонок». Видимо, слово «сэр» лишь до известного предела означает вежливое обращение к собеседнику.
– Что он был щедрым и внимательным другом? – предположил я, искренне желая помочь. Из меня явно делали главного подозреваемого, потенциального убийцу, но, вместо того чтобы пугаться, я чувствовал себя до странности польщенным. В наши дни так редко кто-нибудь проявляет неподдельный интерес к твоей персоне. Кроме того, о тех убийцах, которых показывают в кино и по телевизору, говорят все, а я теперь практически поднялся до уровня их известности, пробился в заголовки воскресных выпусков желтой прессы: «На чистую воду: злобный интриган утопил друга» или «Обаятельный прожигатель жизни сказал: «Я сделал это, потому что он мне надоел». Я на миг почувствовал, что такое совершить некий поступок, найти в себе силы выбиться из толпы. Хотя, пожалуй, ничего подобного я не ощущал бы, если б убил Фарли на самом деле.
– Не люблю, когда мне лгут, сэр, – процедил № 1, пытаясь оказать на меня моральное давление. По-моему, тихая угроза всегда самая действенная, но № 1 явно сделал выбор в пользу громких эффектов.
– Мы не любим, когда нам лгут, – вступил № 2, решив, что заявление коллеги нуждается в поддержке.
– Тогда вы, наверное, ошиблись с выбором работы, – брякнул Джерард. Его любовь к правде, как я уже упоминал, иногда существенно отягощает нашу дружбу. Сам он, разумеется, полагал, что удачно сострил, ибо после рассказывал об этом Лидии раз пять, не меньше.
Я позволил себе еле заметно ухмыльнуться (когда меня тянет ухмыльнуться, я пытаюсь сдержаться и в результате выгляжу довольно глупо). Клянусь, я видел, как при этом оба полицейских взялись за дубинки, хотя никаких дубинок при них в помине не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113