– Замолчи, Вацура. Ты проиграл.
– Вы проиграли, молодой человек, – повторил Августино. – И не надо по этому поводу кричать и ругаться… А я вас наконец узнал! Всякий раз вы навещаете меня с пистолетом! Это как понимать? Ваш имидж или же дурная привычка?
– Что? – переспросил я, не в силах поверить глазам. – Анна, ты меня не узнаешь?
– Узнаю, – ответила она спокойно.
– Что с тобой? Ты теперь на стороне этого…
– Да.
– Анна, ему сейчас будет плохо, – забеспокоился Августино, с тревогой глядя на меня. – Вызови, пожалуйста, прислугу, пусть принесет сердечные капли. Двадцать капель, не меньше!
– Не надо, – произнес я. Голос мой дрогнул. От чудовищного предательства перед глазами все поплыло, а к горлу подкатил комок. Влад был прав, думал я. Влад был тысячу раз прав…
– У меня есть предложение! – вдруг жизнерадостно воскликнул Августино. – Давайте в самом деле выйдем на воздух. Молодому человеку станет намного легче.
Он выпростал из-под пледа руку, в которой держал миниатюрную трубку, и, пискнув включателем, сказал кому-то:
– Голубчик, накрой нам в беседке на три персоны. И принеси сердечные капли… Побольше! Двадцать!
– Возьми, – сказала Анна, протягивая мне револьвер. Я машинально взял его и с удивлением покрутил в руке, не зная, что с этой штуковиной делать. Все происходило как во сне.
– Вы пробовали когда-нибудь сопа де себолья? – спросил меня Августино. – Иначе говоря, мексиканский луковый суп? Нет? Вы многое потеряли. Он вам непременно понравится! Представьте: ломтики обжаренного хлеба, смазанные смесью желтка и сыра, заливаются крепким бульоном на сметане…
Анна везла коляску с Августино. Я шел следом за ней, все еще судорожно сжимая рукоятку револьвера. Сказать, что я был обескуражен, – не сказать ничего. Это состояние хорошо передал Данте: «Речь – убоже. Писать о том не стоит и труда…»
Мы вышли из коридора на воздух. Охранник вытянулся перед Августино, как рыба на кукане.
– Может быть, ты поможешь? – спросила Анна, обернувшись, и уступила мне место у коляски.
В более идиотское положение я не попадал никогда. Это я заявляю со всей определенностью. Я вез своего злейшего врага Августино в инвалидной коляске по дорожке, выложенной из цветной плитки, и бережно, как заботливая сестра милосердия, преодолевал стыки. Седой Волк, не умолкая ни на минуту, хвалил Анну за ее выбор при покупке острова, тотчас переходил на тему о кризисе в современной мировой литературе, а затем снова говорил об Анне. К счастью, я не видел собственного лица, что спасло меня от неминуемой смерти, которая стала бы результатом ужасного стыда. Глядя на белую шапочку волос Августино, сквозь которую просвечивалась розовая лысина, я думал о себе в третьем лице, как о герое кинофильма: «Дал бы он рукояткой револьвера по этому розовому темечку!.. Что ж он везет его, как придурок?.. Куда же подевались его бесстрашие, боевитость и целеустремленность?»
Как ни странно, все эти качества никуда не подевались. Я не боялся здесь никого, я был уверен, что меня окружают враги, но начисто пропало желание драться с ними. Так бывает, когда исчезает объект конфликта. Мне все стало до лампочки – и угасающий Августино, и лаборатория, и охранники, и Анна…
Я оставил коляску, остановился, глядя по сторонам мутным взором, надеясь увидеть выход отсюда в другой мир, где всего этого нет и быть никогда не может, но меня окружал ухоженный парк, за деревьями которого виднелась белая стена.
– Сюда, молодой человек! – позвал меня Августино.
Анна завезла его в мраморную беседку, утопающую в цветах. Белый круглый стол был покрыт ярко-красной скатертью и сервирован по высшему классу. Два официанта стояли в позе ожидания друг против друга, слегка склонив головы.
– Присаживайтесь где вам удобно, – пригласил Августино, показывая рукой на стол. – Мне, в отличие от вас, уже не приходится выбирать себе место. На этой телеге я и умру… Анна, усаживай гостя!
Я избегал смотреть на Анну. Но она особенно и не старалась заглянуть мне в глаза. Меня удивляло ее железное спокойствие, точнее, какая-то душевная уравновешенность, монашеская умиротворенность, но все же я не мог сказать, что Анна вела себя так, словно находилась под воздействием гипноза или наркотических средств. В том-то и дело, что в ее движениях, интонации, взглядах присутствовала глубокая убежденность.
– Когда мы здесь первый раз встретились, Анна тоже смотрела на все вокруг вашими глазами, – сказал Августино, пристраивая за воротником белоснежную салфетку. – Э-э… будьте так любезны, маслиночку!.. Благодарю!.. Особенно после того, как она случайно увидела процесс родов… Вам чего? Кампари, вина, текилы?.. Водочки?.. Вы знаете, я тоже люблю классическую русскую водку. Особенно с маслинкой… Так вот, когда мне доложили, что наша подопечная совершила смертельный трюк и спрыгнула с вертолета, а затем увидела то, что без подготовки видеть не следовало бы, я понял, что мы вот-вот ее потеряем и она станет союзницей подлого Гонсалеса… Ваше здоровье!
Августино одним махом выпил рюмку водки, тотчас отправил в рот маслину и прижал край салфетки к губам.
– Я была в шоке, – призналась Анна, гладя по маленькой и почти безухой голове ручного гепарда, который беззвучно подбежал к ней и стал, как кошка, ластиться. – Я почти безоговорочно приняла сторону Гонсалеса и хотела вместе с ним все здесь сжечь и перепахать.
– Вот видите, – сказал мне Августино, протягивая в сторону Анны руку ладонью вверх. – А когда это было?
– Девять дней назад.
– Всего девять дней! И за это время у человека сознание перевернулось на сто восемьдесят градусов! – воскликнул Августино, кромсая ножом и вилкой крохотный кусочек белой рыбы. – Я знал, что все будет так, как и случилось, но, чтобы не тратить время на долгие идеологические споры, предпочел попросту выкрасть Анну из особняка. Так, если не ошибаюсь, делают с невестами горцы где-то на юге России.
Должно быть, я слишком выразительно посмотрел на Августино, и Седой Волк, положив на тарелку вилку и нож, залился на удивление приятным смехом, показывая свои великолепные фарфоровые зубы.
– Нет, нет! – замахал он рукой. – Не смотрите на меня так, вы неправильно поняли меня. Я сравнил Анну с невестой совсем не в том смысле, что я украл ее в этом качестве. Я имел в виду только метод – прекрасный радикальный метод, волевое решение, в итоге которого все становятся счастливы… Возьмите лангуста! Или вы равнодушны к дарам моря?
– Это, наверное, был единственный случай в моей жизни, – сказала Анна, глядя на меня, словно в зеркало, где видела только свое отражение, – когда насилие по отношению ко мне принесло такой замечательный результат.
– Это, голубушка, все оттого, что ты мало общалась со старым добрым Августино!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113