сбоку, за перегородкой, отливал сталью «надутый», как винный бочонок, холодильник. И все вокруг, включая полусферические стены и потолок, было обито мягким ковром цвета беж.
– Ну, как?! – возбужденно произнес Влад и повел рукой, показывая мне убранство салона, словно это была его квартира. – Согласись, что здесь можно вытерпеть сутки полета?
Не замечая выстроившихся в шеренгу пилотов, он взял из моих рук чемодан и сунул его за диван, хотя стюардесса дважды показала ему на нишу в шкафу для багажа и одежды.
– Командир корабля Эдвард Гез, – по-русски представился мне один из пилотов и протянул руку. – Это второй пилот Фрэнк Кэбот. И штурман Джулиан Мэйо.
Я поочередно пожал руки членам экипажа. Парни были очень похожи друг на друга, а голубая форма вообще лишала их каких бы то ни было признаков различия.
Влад был занят другим.
– Какое ложе! – воскликнул он, опуская все свои сто килограммов на диван, и недвусмысленно взглянул на стюардессу. – А холодильник наполнили? Виски? Джин энд тоник? Йес ор ноу?
– Позвольте рассказать вам, – снова привлек мое внимание командир корабля, – через какие страны будет проходить наш маршрут.
Он говорил ровно, но с сильным акцентом. Скорее всего командир не знал языка, лишь выучил несколько фраз.
– Москоу. Стокхоум, Швидн, – перечислял он города и страны и водил пальцем по карте, расстеленной на столе. – Рейкьявик, Айсленд. Ньюфаундленд, Канада. Хавана, Кьюба. Богьота, Коломбиа. Кито, Экуадо. Полетное время – двадцать два часа тридцать минут. Надеюсь, полет будет для вас приятным.
Он поклонился, и троица, всем своим видом внушавшая уверенность в благополучном завершении воздушного путешествия, удалилась в пилотскую кабину. Мне казалось, что Влад продавил диван до самого пола, и я посоветовал ему находиться во время полета посреди салона, чтобы не нарушить центровку.
Стюардесса удалилась в тамбур. С тихим жужжанием запустились двигатели, самолет тронулся и медленно покатил по рулежке. Влад открыл холодильник и после недолгого выбора выудил оттуда бутылку шампанского. Я нашел в баре небьющиеся пластиковые стаканы. Пробка стартовала в потолок в тот самый миг, когда самолет оторвался от взлетной полосы и круто взмыл вверх.
Только черт знал, что ждало нас впереди.
Глава 6
Время остановилось. Почти десять часов, с дозаправкой в Рейкьявике, мы летели до канадского острова Ньюфаундленд, а приземлились по местному времени в тот же день и почти в тот же час, когда вылетели из Внукова. Влад ворочался на диване и время от времени поглядывал в иллюминатор, через который можно было увидеть гигантскую прожекторную вышку, название аэропорта из крупных неоновых букв и огромные электронные часы, указывающие время, дату и температуру воздуха. Мне тоже не спалось. Под шерстяным пледом было жарко, и я уже в который раз брал со стола пластиковую бутыль с тоником и жадно пил.
– Этак мы с тобой никогда не состаримся, – проворчал Влад, глядя на свои часы. – Пройдет день, второй, третий, а в самолете по-прежнему будет вечер тринадцатого марта.
Он сел и, почесывая волосатую грудь, сладко зевнул.
– Чемодан на месте? – спросил он.
Я на ощупь нашел чемодан и постучал по его тугому боку.
– Это хорошо, – сказал Влад и, нажав на кнопку селектора связи со стюардессой, заказал два кофе.
Я тоже сел – при даме было неудобно лежать – и прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора. Оранжевый топливозаправщик медленно отвалил от самолета. Мужчина в ярком пуховике с капюшоном, пританцовывая от холода, ритмично размахивал руками, словно дирижировал оркестром. В острых лучах прожекторов он напоминал актера на съемочной площадке.
– Ты не обратил внимания, – произнес Влад, тоже следя через иллюминатор за жизнью канадского аэропорта, – как стюардесса убирала ночью со стола?
– Нет, – ответил я. – А как она убирала?
Влад несколько секунд размышлял, как точнее передать мысль.
– Мне показалось, что она, добросовестно протирая стол, попутно проверила содержимое наших карманов в брюках и рубашках.
– У тебя что-нибудь пропало? – спросил я, не слишком серьезно воспринимая подозрения Влада.
– Нет, ничего… Впрочем, наверное, я ошибся.
К самолету подъехал буксир. Мужчина в пуховике накинул на стойку шасси железный хомут. Нас плавно качнуло. Огни аэропорта медленно поплыли в сторону.
– Что у нас дальше по курсу? Гавана или Богота?
– Я уже со счета сбился, – признался я.
– Это ерунда, – ответил Влад, опять зевнув. – Главное, чтобы количество взлетов совпадало с количеством посадок.
В салон, постучавшись, вошла стюардесса с подносом в руках и расставила на столе чашки. Она не зажгла света и в сумеречном салоне казалась негритянкой.
– Господа желают еще что-нибудь? – спросила она по-английски.
– Нет, – голосом пресыщенного всеми радостями жизни миллионера ответил Влад. – Скажите, где мы совершим следующую посадку?
– Приблизительно через шесть часов мы приземлимся в Гаване.
– А там нормальный аэропорт? – болтал от скуки Влад. – Диспетчеры и навигационные службы работают нормально? Забастовок не намечается?
Мы дремали под мерное шипение реактивных двигателей на высоте десять тысяч метров над спрятавшимся в ночном мраке Атлантическим океаном. Казалось, самолет неподвижно завис в каком-то стерильном мире, где не было ничего – ни вверху, ни внизу, ни по сторонам, и, время от времени приближаясь к иллюминатору, я видел только свое отражение, слабо освещенное ночным светильником. В Москве, в существование которой сейчас верилось с трудом, был полдень, четырнадцатое марта, суббота. Наверняка шел все тот же бесконечный дождь со снегом; на Садовом кольце, забитом потоком грязных машин, напоминающих сошедший с горы сель, стоял непрекращающийся шум; куда-то опаздывающие люди с мокрыми ногами прыгали через заполненные талой водой канавки и лужи, толкались на пешеходных переходах, норовили перебежать дорогу на красный свет; магазины дразнили витринами, пиццерии распространяли приевшийся запах горячего сыра и жареной ветчины, рекламные щиты ненавязчиво навязывали товар. И в том далеком мире осталась перевернутая вверх дном квартира Анны с разбитым телефоном и странной записью на автоответчике, и я в десятый раз спрашивал себя, правильно ли сделал, что скрыл от Влада всю правду.
Небо светлело. Из-за океана вставало солнце. Поверхность воды еще оставалась в глубоких предрассветных сумерках, а серебристое крыло самолета уже залил пронзительно-красный свет. Я встречал свой первый в жизни рассвет над Атлантикой, и душу наполняло ожидание тревожных и ярких событий.
Влад вошел во вкус и не проснулся даже во время заправок в Гаване и Боготе. Ко мне сон не шел, и, не мучая себя более неподвижным лежанием под пледом, я оделся и собрал постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Ну, как?! – возбужденно произнес Влад и повел рукой, показывая мне убранство салона, словно это была его квартира. – Согласись, что здесь можно вытерпеть сутки полета?
Не замечая выстроившихся в шеренгу пилотов, он взял из моих рук чемодан и сунул его за диван, хотя стюардесса дважды показала ему на нишу в шкафу для багажа и одежды.
– Командир корабля Эдвард Гез, – по-русски представился мне один из пилотов и протянул руку. – Это второй пилот Фрэнк Кэбот. И штурман Джулиан Мэйо.
Я поочередно пожал руки членам экипажа. Парни были очень похожи друг на друга, а голубая форма вообще лишала их каких бы то ни было признаков различия.
Влад был занят другим.
– Какое ложе! – воскликнул он, опуская все свои сто килограммов на диван, и недвусмысленно взглянул на стюардессу. – А холодильник наполнили? Виски? Джин энд тоник? Йес ор ноу?
– Позвольте рассказать вам, – снова привлек мое внимание командир корабля, – через какие страны будет проходить наш маршрут.
Он говорил ровно, но с сильным акцентом. Скорее всего командир не знал языка, лишь выучил несколько фраз.
– Москоу. Стокхоум, Швидн, – перечислял он города и страны и водил пальцем по карте, расстеленной на столе. – Рейкьявик, Айсленд. Ньюфаундленд, Канада. Хавана, Кьюба. Богьота, Коломбиа. Кито, Экуадо. Полетное время – двадцать два часа тридцать минут. Надеюсь, полет будет для вас приятным.
Он поклонился, и троица, всем своим видом внушавшая уверенность в благополучном завершении воздушного путешествия, удалилась в пилотскую кабину. Мне казалось, что Влад продавил диван до самого пола, и я посоветовал ему находиться во время полета посреди салона, чтобы не нарушить центровку.
Стюардесса удалилась в тамбур. С тихим жужжанием запустились двигатели, самолет тронулся и медленно покатил по рулежке. Влад открыл холодильник и после недолгого выбора выудил оттуда бутылку шампанского. Я нашел в баре небьющиеся пластиковые стаканы. Пробка стартовала в потолок в тот самый миг, когда самолет оторвался от взлетной полосы и круто взмыл вверх.
Только черт знал, что ждало нас впереди.
Глава 6
Время остановилось. Почти десять часов, с дозаправкой в Рейкьявике, мы летели до канадского острова Ньюфаундленд, а приземлились по местному времени в тот же день и почти в тот же час, когда вылетели из Внукова. Влад ворочался на диване и время от времени поглядывал в иллюминатор, через который можно было увидеть гигантскую прожекторную вышку, название аэропорта из крупных неоновых букв и огромные электронные часы, указывающие время, дату и температуру воздуха. Мне тоже не спалось. Под шерстяным пледом было жарко, и я уже в который раз брал со стола пластиковую бутыль с тоником и жадно пил.
– Этак мы с тобой никогда не состаримся, – проворчал Влад, глядя на свои часы. – Пройдет день, второй, третий, а в самолете по-прежнему будет вечер тринадцатого марта.
Он сел и, почесывая волосатую грудь, сладко зевнул.
– Чемодан на месте? – спросил он.
Я на ощупь нашел чемодан и постучал по его тугому боку.
– Это хорошо, – сказал Влад и, нажав на кнопку селектора связи со стюардессой, заказал два кофе.
Я тоже сел – при даме было неудобно лежать – и прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора. Оранжевый топливозаправщик медленно отвалил от самолета. Мужчина в ярком пуховике с капюшоном, пританцовывая от холода, ритмично размахивал руками, словно дирижировал оркестром. В острых лучах прожекторов он напоминал актера на съемочной площадке.
– Ты не обратил внимания, – произнес Влад, тоже следя через иллюминатор за жизнью канадского аэропорта, – как стюардесса убирала ночью со стола?
– Нет, – ответил я. – А как она убирала?
Влад несколько секунд размышлял, как точнее передать мысль.
– Мне показалось, что она, добросовестно протирая стол, попутно проверила содержимое наших карманов в брюках и рубашках.
– У тебя что-нибудь пропало? – спросил я, не слишком серьезно воспринимая подозрения Влада.
– Нет, ничего… Впрочем, наверное, я ошибся.
К самолету подъехал буксир. Мужчина в пуховике накинул на стойку шасси железный хомут. Нас плавно качнуло. Огни аэропорта медленно поплыли в сторону.
– Что у нас дальше по курсу? Гавана или Богота?
– Я уже со счета сбился, – признался я.
– Это ерунда, – ответил Влад, опять зевнув. – Главное, чтобы количество взлетов совпадало с количеством посадок.
В салон, постучавшись, вошла стюардесса с подносом в руках и расставила на столе чашки. Она не зажгла света и в сумеречном салоне казалась негритянкой.
– Господа желают еще что-нибудь? – спросила она по-английски.
– Нет, – голосом пресыщенного всеми радостями жизни миллионера ответил Влад. – Скажите, где мы совершим следующую посадку?
– Приблизительно через шесть часов мы приземлимся в Гаване.
– А там нормальный аэропорт? – болтал от скуки Влад. – Диспетчеры и навигационные службы работают нормально? Забастовок не намечается?
Мы дремали под мерное шипение реактивных двигателей на высоте десять тысяч метров над спрятавшимся в ночном мраке Атлантическим океаном. Казалось, самолет неподвижно завис в каком-то стерильном мире, где не было ничего – ни вверху, ни внизу, ни по сторонам, и, время от времени приближаясь к иллюминатору, я видел только свое отражение, слабо освещенное ночным светильником. В Москве, в существование которой сейчас верилось с трудом, был полдень, четырнадцатое марта, суббота. Наверняка шел все тот же бесконечный дождь со снегом; на Садовом кольце, забитом потоком грязных машин, напоминающих сошедший с горы сель, стоял непрекращающийся шум; куда-то опаздывающие люди с мокрыми ногами прыгали через заполненные талой водой канавки и лужи, толкались на пешеходных переходах, норовили перебежать дорогу на красный свет; магазины дразнили витринами, пиццерии распространяли приевшийся запах горячего сыра и жареной ветчины, рекламные щиты ненавязчиво навязывали товар. И в том далеком мире осталась перевернутая вверх дном квартира Анны с разбитым телефоном и странной записью на автоответчике, и я в десятый раз спрашивал себя, правильно ли сделал, что скрыл от Влада всю правду.
Небо светлело. Из-за океана вставало солнце. Поверхность воды еще оставалась в глубоких предрассветных сумерках, а серебристое крыло самолета уже залил пронзительно-красный свет. Я встречал свой первый в жизни рассвет над Атлантикой, и душу наполняло ожидание тревожных и ярких событий.
Влад вошел во вкус и не проснулся даже во время заправок в Гаване и Боготе. Ко мне сон не шел, и, не мучая себя более неподвижным лежанием под пледом, я оделся и собрал постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113