Такой вот нехитрый выбор. И враг снова занял более выгодную позицию: выбравшись на крышу, он опять оказался спиной к солнцу, и Рокотова опять не смогла разглядеть его лица, только слышала, как он смеется.
– Убирайся! – крикнула она, еще крепче сжимая свое ржавое оружие.
– Иди ко мне, – ответил мужчина. – Тебе не будет больно.
– Не больно – что?
– Все. Все, на что ты согласишься.
– Только на одно – раскроить тебе башку!
– О-ох! – усмехнулся он. – Ну, иди, попытайся. Я все равно справлюсь с тобой.
Он сделал шаг – она отступила. Зачем она заговорила с ним? Зачем он ответил? Если б просто кинулся, Маша, не раздумывая, ударила бы его, а теперь… Черт! Не хватало еще жалеть эту сволочь, он-то ее не пожалеет. Но ударить первой Маша не могла. Не могла!
– Иди сюда, – он сделал еще шаг, осторожный, мягкий, кошачий. – Ты нужна мне, сильная, красивая, горячая. Слышишь?
Маша отступила еще на шаг, последний. Теперь совсем рядом край крыши, больше отступать некуда. Если она сделает еще хоть полшага, она уже не сможет даже размахнуться, чтобы ударить и не упасть при этом вниз.
– У тебя красивое тело. Ты знаешь, как тебе будет хорошо со мной?
Рокотова почувствовала, как у нее вдруг задрожали ноги и сердце поднялось куда-то к горлу. Бред, сумасшествие, безумие, но ей вдруг захотелось бросить вниз с крыши ржавый прут и шагнуть навстречу врагу. Не просто шагнуть, а обнять, прижаться всем телом, впиться губами в неведомые губы, которые она так толком и не увидела. А потом… Потом воспользоваться моментом и скинуть противника с крыши. Если он не успеет сбросить ее.
Враг увидел или почувствовал ее минутную слабость и, больше не опасаясь, двинулся к жертве. Маша швырнула в него кусок арматуры, от которого мужчина легко увернулся. Ей было так страшно сделать последний шаг! Вперед, к зовущему ее убийце, или назад, за край крыши… В последний момент она вспомнила о Павле, о том, как она любит его, как он ей нужен.
И Маша Рокотова сделала последний шаг. Развернулась спиной к врагу и прыгнула вниз с крыши.
Как жаль! Ну что ж так не везет-то? Я был уверен, что он догонит эту женщину. Смешно было даже сомневаться и думать, что ей удастся убежать. Но с самого начала все пошло не так.
Ей слишком хорошо знакомо это место, и сам антураж ее не пугает. Странно, я нечасто видел ее здесь и уж точно не заметил, чтобы она бродила по зданиям и зарослям между ними. Но местность она знала отлично. Еще немного – и ушла бы от убийцы, даже не прыгая с крыши. Да и какой он, к черту, убийца! Упустил такой удачный момент, когда сбил ее с ног! Осталось только чуть-чуть сжать ладони на горле жертвы. Вместо этого он рвет на женщине одежду. Тьфу! Почему в этот раз желание овладеть ее телом одержало победу над желанием убить? Это неправильно, неверно, недоступно моему совершенному разуму.
И даже, когда ему удалось загнать женщину на крышу, когда, казалось, он все-таки сделает свое дело, хотя бы просто сбросив ее вниз, он снова дал ей время найти выход.
Женщина прыгнула с крыши трехэтажного здания. Прыгнула, потому что другого выхода у нее не было? Или потому что все просчитала и знала, что не разобьется? Вряд ли знала. Могла только надеяться, что удастся ухватиться за гибкие ветви высокой старой ивы. Ей удалось. Ива хоть и затрещала возмущенно обломанными ветками, но все же приняла и опустила женщину на землю. Спасла. Даже не упав и не ударившись, женщина бросилась бежать.
Мужчина, не раздумывая, прыгнул следом за своей несостоявшейся жертвой. Но старая ива не подхватила его на свои ветви. Может, в тот момент налетел ветер, но дерево отпрянуло, отстранилось всем своим зеленым телом, и мужчина глухо, как мешок с песком, ударился о землю и остался лежать без движения.
Глава 41
Казалось, что в горло залили расплавленный свинец, который вот-вот сожжет легкие. А сердце давно уже взорвалось, и осколки его стучат в ушах, в животе, в мокрых от пота ладонях, в сбитых босых ступнях.
Молодые девчонки возле университета шарахнулись от нее, как от чумной, и что-то кричали вслед. Маша Рокотова не понимала – что. Последним усилием, каким-то чудом из последних сил поднялась она по выщербленным ступеням на крыльцо. Распахнувшаяся в этот момент тяжелая дверь едва не убила Машу. Из здания вылетел Садовский. Не успела она обрадоваться и подумать, что все ее мучения позади, как ректор набросился на нее.
– А-а! Ты! Явилась? Поздно! Поздно ты явилась. Дождалась, когда я окончательно обделаюсь перед всем университетом, и пришла полюбоваться. В этом твой хваленый профессионализм? В идиотской речи, которую ты мне написала? В умении предать в самый ответственный момент? Зачем ты прислала своего бывшего мужа и вице-губернатора? Они прекрасно спелись с Зайцевым и уже заключают договор о сотрудничестве. Ты тоже с ними? Давай, топай, а то не успеешь урвать кусок пожирней!
Он оттолкнул Машу с дороги, даже не обратив внимания на то, что она ударилась о стену.
– А я тебя любил, – сказал он напоследок, сбегая с крыльца.
– Да пошел ты, – выдохнула Рокотова.
Ей уже ничего не хотелось и ни на что не было сил. Маша опустилась на бетонный пол крыльца и закрыла глаза.
Может быть, она заснула, может, на секунду потеряла сознание… Или не на секунду? Только первое, что она услышала, когда очнулась, были слова на незнакомом ей языке. Кто-то поднимал ее под руки. Маша не сразу сообразила, что ее ведут вниз по ступенькам и дальше, к подъехавшей машине.
И вдруг – голос Ильдара за спиной:
– Стойте! Стойте, что здесь происходит? Куда вы ее ведете?
Ему ответили на том же незнакомом языке, а потом на русском.
– Эта женщина была здесь, у двери. Наши гости думают, что она бездомная или больная. Она в крови, нужно ехать в больницу…
Ильдар уже подхватил Машу на руки.
– Ничего не нужно. Я муж этой женщины. Мы сами разберемся. Маша, ты в порядке?
– Да, в порядке, – выдавила она.
Дверь хлопнула, через секунду Рокотова увидела Иловенского.
– Маша?! Что с ней? Что случилось?!
Он содрал с себя рубашку и укрыл ею женщину. Ильдар нес Рокотову к крыльцу.
– Да, мы справимся, – ответил Иловенский на встревоженные вопросы иностранцев. – Мы разберемся, это моя жена.
– У этой женщины два мужа, и она неодетая брошена у двери? – удивился переводчик.
Маше стало смешно.
Вскоре она уже сидела в кабинете Зайцева, кутаясь в широкую рубашку Павла, и пыталась пить горячий чай. Ее по-прежнему трясло, и чашка плясала в руках.
Ильдар уже наорал на нее и все еще продолжал бы ругаться, если б Павел не выставил его за дверь. На стройку ловить маньяка послали охрану Сычева и Каримова и вызвали милицию.
– Маш, неужели ты совсем не помнишь, как он выглядел? – пятый раз спрашивал Иловенский.
– Нет, я не разглядела.
– Но почему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81