– Уж теперь с него снимут все подозрения. Если, ты говоришь, его под замком держали, Ирину – он никак не мог.
Садовский налил себе очередную рюмку.
Рокотова поняла, что интервью с ректором у нее не будет, и попрощалась. Надо ехать в детский дом, пусть выпускают Митьку. Под замком его, конечно, не держат, но гулять не пускают, чтобы участковый, грешным делом, не засек.
– Пьет? – спросила секретарша, как только Маша закрыла за собой дверь ректорского кабинета.
Рокотова кивнула и в свою очередь спросила:
– Часто он так?
Секретарша махнула рукой
– Часто. То все с Борисом Борисовичем пил, а теперь вот один стал. Плохой признак.
– У него ведь перевыборы скоро?
– Не то слово! Похоже, новый учебный год с новым ректором начнем!
– А, – протянула Маша. – Теперь понятно, почему он так психует. Какая уж тут подготовка к выборам, сейчас комиссии пойдут, проверки…
– Хоть бы поймали этого убийцу поскорей! На работу-то ходить страшно, хоть увольняйся.
Через полчаса Маша Рокотова была уже в детском доме.
– Выпускайте Митьку! – сказала она Ларисе Чумиковой. – В университете второе убийство, там же, на стройке.
– Слава Богу, – сплеснула руками Лариса и тут же пришла в ужас. – Что ж я говорю-то! Ох ты! Кого убили?
– Девушку-лаборантку.
– Маш, это я из-за Митьки, я ж не хотела… – все оправдывалась воспитательница.
– Ладно тебе, поняла я все. Я к директрисе пойду. Пусть с милицией свяжется, они ведь сами не вспомнят.
Но милиция вспомнила. Рокотова как раз сидела в кабинете Елены Анатольевны, когда явился участковый.
– Гуцуев вчера вечером где был? – спросил милиционер, едва поздоровавшись с женщинами.
– Как – где? – удивилась Елена Анатольевна. – В изоляторе сидел. Как вы велели, под замком.
– Свидетели есть?
– Конечно, есть. А в чем дело-то?
Маша догадалась, в чем дело.
– Не убивал он Корнееву, не надейтесь, – съязвила она. – Время на ерунду не тратьте, убийцу ловите.
– На какую ерунду? – не понял участковый.
– Вы надеетесь на мальчишку два убийства повесить? Так что ли? Мы-то думали, что вы извиняться пришли.
– За что извиняться?
– Да где уж вам понимать! – в сердцах воскликнула Елена Анатольевна. – Такую травму ребенку нанесли!
Молодой участковый покраснел и стал оправдываться:
– Так ведь разве я дело веду? Я вообще ни при чем, меня вот попросили…
– Вот именно! – не унималась директор детского дома. – Все ни при чем, а ребенка чуть было в тюрьму не упекли.
– Не в тюрьму…
Дверь приоткрылась и из-за нее в кабинет тихо, но настойчиво просочилась пожилая женщина.
– Катя, что? – Елена Анатольевна сдвинула брови.
– Простите, пожалуйста, у меня вот заявление… – пролепетала вошедшая и протянула бумагу.
– Какое?
– Так на отпуск. Подпишите.
– Кать, вы не видите? Я занята.
– Так ведь завтра… Пожалуйста, подпишите.
– Ой, ну давай уже, – Елена Анатольевна сдалась, чтобы поскорее отвязаться, и подмахнула заявление.
Пятясь, женщина удалилась.
– Что за беда! И в отпуск не отпустить нельзя, и работать некому. Кто медсестрой на месяц пойдет? И Тамара Михайловна не железная, на две ставки не посадишь.
– Кузьку, сына моего, возьмите, – предложила Рокотова. – Как раз на практику надо пристраивать. Я, правда, нашла одно место…
– Мария Владимировна, давайте! Он учится? Курс какой закончил?
– Второй.
– Нормально. Медсестринскую ставку не положено, но что-нибудь придумаем. Заплатим, правда, мало.
– Практику подпишете?
– Конечно. Пусть завтра же приходит.
Женщины совершенно забыли об участковом, но он подал голос.
– У нас вот тоже работать некому. К нам и на практику никто не рвется. Все в прокуратуру или в суды. У вас больше сына не найдется, мы бы тоже на практику взяли, – пошутил он.
– Найдется! – кивнула Рокотова. – У меня второй сын на юрфаке учится. Тоже второй курс. Куда там у вас обратиться, чтобы практику пройти?
Милиционер слегка растерялся, но телефон руководства на подсунутом директрисой детдома листочке написал.
Женщины смотрели на него выжидательно. Участковый еще немного помялся, попросил Елену Анатольевну написать для отчета справочку, что Гуцуев все же сидел под замком, пообещал со своей стороны принести бумажку, что никаких претензий к Мите милиция больше не имеет, и ретировался.
– Вот ведь зараза какая! – с досадой вздохнула директриса. – Как зацепятся за ребенка, так и будут трясти, как грушу. Время тратят черт знает на что. Вот чего ходят? Лучше б на этой стройке дежурили, убийцу ловили, а они бумажки собирают!
– Это точно. Тимку-то страшно в университет отпускать, тоже мимо стройки ходит. Вы пока тоже не пускайте своих ребят на пруды, мало ли что.
– Ох, уж это само собой. Мария Владимировна, вы ведь Митю-то обнадежили. Я понимаю, был стрессовый момент, но он ведь верит, что вы его маму найдете, спрашивает… Что делать-то теперь будем?
– А что делать? Искать будем.
– Так ведь мы уже искали.
– Мне кажется, мы как-то не так искали, как нужно.
– Почему – не так?
– Конечно, не так, раз не нашли. Надо попробовать другие силы подключить. Вы же видите, как милиция работает. Надо частного детектива нанять.
– Да что вы! Это же дорого.
– Елена Анатольевна, я же пообещала ему. Придется мне искать какой-то выход.
– Что ж, если мы можем чем-то посодействовать, все сделаем. Только надежда невелика. А так хочется ему помочь. Мне этого ребенка несчастного так жаль, прямо сердце разрывается.
– Надежду никогда нельзя терять, – улыбнулась Рокотова.
Глава 11
Едва вернувшись домой, Маша Рокотова заглянула в «детскую», порадовать Кузю свалившейся на его голову практикой в детском доме.
В нос ей ударил резкий запах, повергший ее в настоящий ужас: нестерпимо несло спиртом. Открытая и большей частью опустошенная бутылка самой дешевой водки стояла на письменном столе. Рядом с ней – стакан и смятое кухонное полотенце.
Кузя лежал на своей кровати лицом к стене в рубашке и трусах и, кажется, храпел.
У Рокотовой потемнело в глазах, и красные искры побежали по темному полю. Вот оно! Не даром говорят, что яблоко от яблони недалеко падает, что против дурной наследственности никакое, даже самое лучшее воспитание не попрет.
И бабка, и мать Кузи Ярочкина спились, продали и пропили жилье и все, что у них было, вплоть до нательного креста. Бабка давным-давно умерла, отравилась паленой водкой. Мать умерла недавно: замерзла этой зимой в сугробе возле чьей-то сарайки.
Деда Кузя не знал. Говорили, он умер в тюрьме от туберкулеза. Да и отца убили в пьяной драке незадолго до Кузиного рождения.
Еще Машина бабушка, знававшая, как она говорила, всю эту растреклятую семью, предупреждала внучку, что добра из мальчишки не выйдет, что вырастет – и пить будет, как мать его и бабка и вся родня их, и сядет, да как бы еще Машу с ребенком ее не прибил… Несколько лет бабушка Шура каждое Крещенье и Пасху кропила Кузьку святой водой, пока тот, наконец, не подрос и не расстрелял ее в ответ из водяного пистолета, который специально заранее привез летом с моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81