Рокотова направилась к ним.
– Господи! Что вы ребенка-то все мучаете? – нервничала Елена Анатольевна. – Оставьте под мою ответственность. Разбирайтесь, я глаз с него не спущу!
– Не могу я! – качала головой инспектор. – Вы же понимаете: на учете, побеги. Сколько? Четыре?
– Три!
– Ну три. Кражи, теперь еще покушение на убийство. Вы соображаете, о чем просите? Какая может быть ответственность! По нему тюрьма плачет.
– Ему тринадцать лет! Он ребенок еще! У него и так вся жизнь поломана, давайте еще посадим его…
– Надо будет – посадим.
– Не посадите, – вмешалась Рокотова. – Мал еще.
– А вы считаете – пусть на свободе ходит? – взвилась инспектор. – Пусть себе старушек мочит?
– Каких старушек-то?
– А вы, я забыла, кто?
– А я, напомню, журналист. Я про этого мальчика писала дважды, общалась с ним много. Вот не создалось у меня впечатления, что он способен на убийство. И вы, между прочим, тоже были такого мнения год назад, когда его после побега из Москвы забирали, – напомнила Маша.
Инспектор ничего не ответила и направилась к двери в спальню, за которой, как волчонок в норе, прятался тринадцатилетний мальчишка.
– Елена Анатольевна, что случилось?
– Митя с Петей Ивашкиным на рыбалку ходили, на пруды. Не положено, конечно, но мы отпускаем, вы же понимаете…
– Понимаю, – заверила Маша. – И что на рыбалке произошло?
– Не на рыбалке. Они уже возвращались, через университетскую стройку шли. Ну и нашли.
– Что?
– Женщину. Бухгалтера из университета.
– О Господи! Мертвую что ли?
– Нет, живую, но без сознания. Ее по голове ударили. Мальчишки за помощью побежали. Вернее, Петя побежал, а Митя остался. А он, вы же помните, склонен… К воровству. Колечко с пальца снял.
– И его за это забирают? – возмутилась Маша.
Спору нет, поступок отвратительный, сродни мародерству, но чтобы за это забирать ребенка в милицию в зарешеченном «УАЗике» с автоматчиком!.. Тем более, что этот ребенок, возможно, спас несчастной жизнь.
Взгреть его, конечно, нужно, чтоб не повадно было, но не сажать же!
– Его не за воровство забирают. Не только за воровство, – Елена Анатольевна запнулась. – Они думают, что Митька ее и стукнул, чтоб ограбить. Представляете?
– Да не мог он никого стукнуть! Подождите, а Петька-то что говорит? Они же вместе были?
Елена Анатольевна тяжело вздохнула:
– Петька то же самое рассказывает: шли, нашли… Милиция считает, что они договорились.
Маша Рокотова рассердилась:
– Это пацаны-то тринадцатилетние договорились?! Про кольцо-то милиция как узнала?
– Митька похвастал приятелю, а Ивашкин еще кому-то сказал, когда милиция сюда приехала, мальчишки и настучали, что у Митьки кольцо.
Маша двинулась к двери, за которой в осаде держался бедный Митька. Лариса все стучала, уговаривала. Милиционеры собирались ломать дверь, за которой слышался теперь отборный мат.
– А ну прекратите все! Слышите? – рявкнула Рокотова так, что все, даже Митька за дверью, разом притихли. В наступившей тишине пощелкивали кнопки мобильника: Маша набирала номер.
– Жанну Евгеньевну! Рокотова! Пожалуйста, подъезжайте в детский интернат на Шоссейную. Да, сейчас. Срочно!
Она в двух словах обрисовала ситуацию, захлопнула крышку аппарата и обратилась к присутствующим:
– Сейчас сюда приедет представитель органов опеки. До тех пор никто ребенка не тронет. Всем ясно?
– Ясно, – с перепуга промямлил милиционер, который был помоложе.
Все почему-то послушались ее и расселись в большой комнате, которая служила жившим здесь ребятам игровой.
Маша Рокотова познакомилась с Ларисой Чумиковой и Жанной Приемыховой года три назад, и их знакомство было связано именно с Митькой Гуцуевым.
Когда Маша увидела его впервые, он был больше похож на волчонка, чем на нормального мальчика. Грязного, завшивленного, больного, его ловили на вокзале несколько часов: Митька прыгал по перилам и решеткам высоких окон, как обезьяна, скакал по креслам в зале ожидания и перебил стекла в двух ларьках. А потом упал. Он лежал на грязном полу и, скалясь, рычал на подходивших к нему милиционеров, не в силах поднять головы. В его глазах был ужас и отчаянная тоска. Как только его подняли с пола, он потерял сознание и очнулся только в больнице: у мальчика оказалось двустороннее воспаление легких.
Сколько сил и терпения положили врачи на то, чтобы вернуть десятилетнему Митьке веру в людей, одному Богу известно. Но, когда Жанна забирала его из больницы, чтобы переправить в детский дом, он уже не огрызался и не пытался сбежать, может быть, сил на побег у него еще не было.
В детском доме его встретили не с такой теплотой, с какой относились в больнице. Никто из воспитателей не спешил брать Митю Гуцуева в свою группу. Его пожалела Лариса Чумикова, у которой и без того собрались самые сложные во всем доме дети. Одним обормотом меньше, одним больше… Она решила, что справится.
Подлечившись, отъевшись и отдохнув, Митька Гуцуев сбежал. В первый раз его поймали довольно быстро. Он успел продать детдомовскую одежду, экипироваться на какой-то помойке и уехать на электричке в Ростов. Там его, поджидавшего поезд до Александрова, и взяли. Мальчишка кусался, плакал и матерился, как сапожник.
Он злился и на Ларису, когда его доставили в детдом, передрался со всеми одногруппниками и целый день рыдал на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Лариса долго и терпеливо успокаивала и утешала мальчика. Он был не первым и не последним бродяжкой, которого привозили в их дом милиционеры. Большая часть этих ребят регулярно убегали. Многих ловили, иные возвращались сами. Они искали приключений, выпивки, даже наркотиков.
Митя Гуцуев искал маму.
Он ее почти не помнил. Даже имени ее не знал. Ее звали мама. Еще он помнил, что у него была сестра. Или брат. Старший. Или младший. Там, где они жили все вместе, Митя ходил в садик. И мама была с ним в садике весь день. Они вместе приходили и вместе уходили. Наверное, мама работала в детском саду. Сестра тоже ходила в этот сад. Или это был брат? Его звали Женя. Или ее?
Жанна Приемыхова ворвалась в распахнувшиеся перед ней двери игровой, как ураган в Новый Орлеан, вихрем подхватило и закружило всех собравшихся. Она приехала не с пустом: в увесистой папке оказались все необходимые и уже подписанные документы: Митю Гуцуева оставляли в детском доме под личную ответственность директора. Мальчика решили запереть в изоляторе. На том милиционеры и инспектор удалились.
Маша Рокотова было возмутилась, но Жанна махнула рукой:
– Да никто его не будет под замок сажать. Уйдут эти уроды, там разберемся.
Лариса снова постучала в дверь спальни.
– Митюша, выходи, они ушли. Слышишь, выходи, а?
– Вы врете все! – послышалось из-за двери. – Как лоха разводите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Господи! Что вы ребенка-то все мучаете? – нервничала Елена Анатольевна. – Оставьте под мою ответственность. Разбирайтесь, я глаз с него не спущу!
– Не могу я! – качала головой инспектор. – Вы же понимаете: на учете, побеги. Сколько? Четыре?
– Три!
– Ну три. Кражи, теперь еще покушение на убийство. Вы соображаете, о чем просите? Какая может быть ответственность! По нему тюрьма плачет.
– Ему тринадцать лет! Он ребенок еще! У него и так вся жизнь поломана, давайте еще посадим его…
– Надо будет – посадим.
– Не посадите, – вмешалась Рокотова. – Мал еще.
– А вы считаете – пусть на свободе ходит? – взвилась инспектор. – Пусть себе старушек мочит?
– Каких старушек-то?
– А вы, я забыла, кто?
– А я, напомню, журналист. Я про этого мальчика писала дважды, общалась с ним много. Вот не создалось у меня впечатления, что он способен на убийство. И вы, между прочим, тоже были такого мнения год назад, когда его после побега из Москвы забирали, – напомнила Маша.
Инспектор ничего не ответила и направилась к двери в спальню, за которой, как волчонок в норе, прятался тринадцатилетний мальчишка.
– Елена Анатольевна, что случилось?
– Митя с Петей Ивашкиным на рыбалку ходили, на пруды. Не положено, конечно, но мы отпускаем, вы же понимаете…
– Понимаю, – заверила Маша. – И что на рыбалке произошло?
– Не на рыбалке. Они уже возвращались, через университетскую стройку шли. Ну и нашли.
– Что?
– Женщину. Бухгалтера из университета.
– О Господи! Мертвую что ли?
– Нет, живую, но без сознания. Ее по голове ударили. Мальчишки за помощью побежали. Вернее, Петя побежал, а Митя остался. А он, вы же помните, склонен… К воровству. Колечко с пальца снял.
– И его за это забирают? – возмутилась Маша.
Спору нет, поступок отвратительный, сродни мародерству, но чтобы за это забирать ребенка в милицию в зарешеченном «УАЗике» с автоматчиком!.. Тем более, что этот ребенок, возможно, спас несчастной жизнь.
Взгреть его, конечно, нужно, чтоб не повадно было, но не сажать же!
– Его не за воровство забирают. Не только за воровство, – Елена Анатольевна запнулась. – Они думают, что Митька ее и стукнул, чтоб ограбить. Представляете?
– Да не мог он никого стукнуть! Подождите, а Петька-то что говорит? Они же вместе были?
Елена Анатольевна тяжело вздохнула:
– Петька то же самое рассказывает: шли, нашли… Милиция считает, что они договорились.
Маша Рокотова рассердилась:
– Это пацаны-то тринадцатилетние договорились?! Про кольцо-то милиция как узнала?
– Митька похвастал приятелю, а Ивашкин еще кому-то сказал, когда милиция сюда приехала, мальчишки и настучали, что у Митьки кольцо.
Маша двинулась к двери, за которой в осаде держался бедный Митька. Лариса все стучала, уговаривала. Милиционеры собирались ломать дверь, за которой слышался теперь отборный мат.
– А ну прекратите все! Слышите? – рявкнула Рокотова так, что все, даже Митька за дверью, разом притихли. В наступившей тишине пощелкивали кнопки мобильника: Маша набирала номер.
– Жанну Евгеньевну! Рокотова! Пожалуйста, подъезжайте в детский интернат на Шоссейную. Да, сейчас. Срочно!
Она в двух словах обрисовала ситуацию, захлопнула крышку аппарата и обратилась к присутствующим:
– Сейчас сюда приедет представитель органов опеки. До тех пор никто ребенка не тронет. Всем ясно?
– Ясно, – с перепуга промямлил милиционер, который был помоложе.
Все почему-то послушались ее и расселись в большой комнате, которая служила жившим здесь ребятам игровой.
Маша Рокотова познакомилась с Ларисой Чумиковой и Жанной Приемыховой года три назад, и их знакомство было связано именно с Митькой Гуцуевым.
Когда Маша увидела его впервые, он был больше похож на волчонка, чем на нормального мальчика. Грязного, завшивленного, больного, его ловили на вокзале несколько часов: Митька прыгал по перилам и решеткам высоких окон, как обезьяна, скакал по креслам в зале ожидания и перебил стекла в двух ларьках. А потом упал. Он лежал на грязном полу и, скалясь, рычал на подходивших к нему милиционеров, не в силах поднять головы. В его глазах был ужас и отчаянная тоска. Как только его подняли с пола, он потерял сознание и очнулся только в больнице: у мальчика оказалось двустороннее воспаление легких.
Сколько сил и терпения положили врачи на то, чтобы вернуть десятилетнему Митьке веру в людей, одному Богу известно. Но, когда Жанна забирала его из больницы, чтобы переправить в детский дом, он уже не огрызался и не пытался сбежать, может быть, сил на побег у него еще не было.
В детском доме его встретили не с такой теплотой, с какой относились в больнице. Никто из воспитателей не спешил брать Митю Гуцуева в свою группу. Его пожалела Лариса Чумикова, у которой и без того собрались самые сложные во всем доме дети. Одним обормотом меньше, одним больше… Она решила, что справится.
Подлечившись, отъевшись и отдохнув, Митька Гуцуев сбежал. В первый раз его поймали довольно быстро. Он успел продать детдомовскую одежду, экипироваться на какой-то помойке и уехать на электричке в Ростов. Там его, поджидавшего поезд до Александрова, и взяли. Мальчишка кусался, плакал и матерился, как сапожник.
Он злился и на Ларису, когда его доставили в детдом, передрался со всеми одногруппниками и целый день рыдал на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Лариса долго и терпеливо успокаивала и утешала мальчика. Он был не первым и не последним бродяжкой, которого привозили в их дом милиционеры. Большая часть этих ребят регулярно убегали. Многих ловили, иные возвращались сами. Они искали приключений, выпивки, даже наркотиков.
Митя Гуцуев искал маму.
Он ее почти не помнил. Даже имени ее не знал. Ее звали мама. Еще он помнил, что у него была сестра. Или брат. Старший. Или младший. Там, где они жили все вместе, Митя ходил в садик. И мама была с ним в садике весь день. Они вместе приходили и вместе уходили. Наверное, мама работала в детском саду. Сестра тоже ходила в этот сад. Или это был брат? Его звали Женя. Или ее?
Жанна Приемыхова ворвалась в распахнувшиеся перед ней двери игровой, как ураган в Новый Орлеан, вихрем подхватило и закружило всех собравшихся. Она приехала не с пустом: в увесистой папке оказались все необходимые и уже подписанные документы: Митю Гуцуева оставляли в детском доме под личную ответственность директора. Мальчика решили запереть в изоляторе. На том милиционеры и инспектор удалились.
Маша Рокотова было возмутилась, но Жанна махнула рукой:
– Да никто его не будет под замок сажать. Уйдут эти уроды, там разберемся.
Лариса снова постучала в дверь спальни.
– Митюша, выходи, они ушли. Слышишь, выходи, а?
– Вы врете все! – послышалось из-за двери. – Как лоха разводите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81