– Шарип! – закричал проректор, как только Зареев вошел в его кабинет. – Ты только посмотри, что говорит этот несчастный! Только посмотри! Он в тюрьму меня засадить хочет!
Проректор метнулся к компьютеру, но никак не мог справиться с программой и найти нужное место в записи. Зареев мягко отстранил его и сам уселся в кресло.
– Сегодня? Во сколько?
– Утром! Около одиннадцати…
Шарип нашел нужный кусок.
– С младшим Каримовым?
– Да! Ты только послушай.
Зареев перевел запись назад, на тот момент, когда никого еще в кабинете ректора не было.
Открылась дверь. Появился ректор.
– Проходи-проходи, Тимур, садись. Ты ведь работаешь в милиции…
– Нет. Прохожу практику. Я сообщал в деканат.
– Ладно, я понял. Тимур, мне нужно срочно кое-что рассказать о вчерашнем. Я тут подумал и вспомнил. Это важно.
Садовский задумчиво потирал подбородок и в нерешительности топтался возле своего стола, а в кресло не садился.
– Виктор Николаевич, вам нужно обратиться к следователю. Я дам вам его телефон, договоритесь о встрече и все ему расскажете.
– Нет! Нет, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был у следователя. Это может повредить мне. И расследованию. Да, расследованию.
Зареев видел, что Тимур держится напряженно и смотрит на собеседника с недоверием. Неудивительно, студент вряд ли часто чувствует себя комфортно в кабинете ректора, да еще ректор ведет себя, по меньшей мере, странно.
Садовский еще немного помялся и, наконец, выдал:
– Я знаю, кто мог убить, вернее, знаю, кто убил Давыдова.
На экране компьютера уже сменилась картинка. Тимура не было, а Садовский, стоя спиной к камере у стенного шкафа, наливал что-то в рюмку. Слышно было, как горлышко бутылки позвякивает, значит, руки у него дрожат. Это хорошо.
Зареев щелкнул кнопкой и вернул изображение в режим реального времени. В кабинете ректора сейчас никого не было.
Зайцев уже выпустил весь пар и в присутствии Шарипа не нервничал, как раньше, его недавняя паника казалась ему почти смешной. Но ведь такое обвинение псу под хвост не выкинешь!
– Садовский не вас подставил, а себя, – в такт его мыслям произнес Зареев. – Даже этот мальчишка понял, что ректор врет. Вы же видели, какое у Тимура было лицо, будто он с сумасшедшим разговаривает.
– Я должен сказать в милиции, что все это ложь! И на ученом совете тоже.
– Скажите, – кивнул Зареев. – И не забудьте уточнить, откуда вам известно содержание этого разговора. Хорошо же мы будем выглядеть, когда станет известно, что мы шпионим за ректором.
– Да я и сам думал… Но что же делать? Оставить все так? А вдруг в милиции поверят Садовскому?
– Но вы же не были в кладовке, где убили Давыдова, вы его не убивали, верно? Чего вам бояться, если вы не виновны?
– Мне сейчас мало быть невиновным! – взвился проректор. – Я не желаю, чтобы на меня пала хоть какая-нибудь тень! Я хочу сказать им…
– Хорошо, вы пойдете в милицию и скажете там все, что хотите. Но позже. Сначала мы заставим Тимура Каримова рассказать все, что он сегодня услышал в ректорском кабинете.
– Он не скажет.
– Скажет. Все скажет. Может быть, не мне и не вам, но обязательно скажет. А вы держите себя в руках. Во вторник ученый совет, от которого будет многое зависеть. Вы должны выйти на него в разы более достойной фигурой, чем Садовский.
– Ох, Шарип, – тяжело вздохнул Зайцев. – Скорей бы эти выборы прошли, что б там ни решилось. Такое напряжение… Да убийства еще эти. Каждый день иду на работу и не знаю, что меня ждет.
– Вам-то что может угрожать? На работу вы ездите на машине, через недострой не ходите.
– Давыдов тоже не ходил. Скоро я с ума сойду от всего этого. Знаешь, мне сегодня показалось, что она по столу ползет.
– Кто?
– Золотая стрекоза. Ползет и лапками по столу скребет: зыц-зыц…
Зайцев передернул плечами, вспомнив почудившийся ему противный звук.
Шарип Зареев смотрел на золотую безделушку. Лицо его было каменным, только черная бровь чуть-чуть подрагивала.
Кузя метался из угла в угол в ожидании брата. Ему не терпелось рассказать Тимуру историю Митьки Гуцуева. Ведь мог, мог мальчишка напасть на старушку. Надо это как-то проверить. Или не мог? Он ведь хороший, этот Митька, не злой и не противный. Он просто… малолетний киллер. И вон ведь как рассуждает: отец – герой, кто к кому первым полез, где чей народ! Или он прав?.. Да нет же, он маленький, глупый. Но ведь он доверился Кузе, рассказал о том, о чем никому не говорил. Не говорил. Сам признался. Или опять врет? Да нет же, не врет! Если б в детском доме знали историю о горном лагере боевиков и двух убийствах на совести Митьки в Москве, мальчишка давным-давно был бы в специнтернате или колонии. Что там еще за ним? Кража какой-то статуэтки в доме иностранца-мусульманина.
Кузя непроизвольно потер шею, которая до сих пор ныла от Митькиного удара. Да… Мог бы и убить. Знает, как это делается.
В замке щелкнул ключ, и Кузя бросился в прихожую.
– Тимка, слушай…
– Погоди, не кружи, как большой мух, – устало выдохнул брат, расшнуровывая кроссовки. – Дай отдохнуть и поесть.
– Да ты слушай, что расскажу!..
Но Тимур не слушал.
– Мама не приходила?
– Нет.
– Знаешь, надо ее как-то тормознуть. Не стоит ей ходить в университет, там сейчас Бог знает, что творится.
– На стройке?
– И там, и в самом университете. Там убийства уже просто каждый день.
– Так при чем здесь мама? – возразил Кузя. – Она-то выборами занимается, а убийства расследовать вы должны, ну, то есть милиция.
– Мы должны, – пробурчал брат, – что мы должны, то мы делаем. Только вот в последнем случае скажи, что и как расследовать? На стройке два милиционера дежурили, обходили объект, разговаривали о чем-то вполне безобидном. И вдруг – бросились друг на друга и стали друг другу рвать ногтями кожу, зубами – горло. А у обоих в кобуре табельное оружие, но ни один из них об этом даже не вспомнил.
– Почему? – вытаращил глаза Кузя.
– Откуда я знаю – почему? Каким-то чудом это все произошло перед самой сменой, за ними пришла патрульная машина, и это спасло им жизнь. По крайней мере, одному точно.
– Они оба живы?
– Живы. Только один без сознания в реанимации.
– А что говорит второй? Почему он бросился?
– Да бред какой-то, – пожал плечами Тимур. – Говорит, вдруг почувствовал, что должен убить. И не важно кого, главное – сейчас, сразу, немедленно. На первого, кого увидел, и кинулся.
– Вот! Вот! – вдруг закричал Кузя. – И я бросился на Митьку. Теперь помню точно: я был, конечно, сердит на него, но не особенно, а потом вдруг почувствовал такую злость, такую ненависть!
Кузя, вспомнив свои ощущения, весь напрягся, сжал кулаки и вздрогнул всем телом, когда раздался звонок, будто ток пропустили сквозь него.
– Это мама, – успокоил его Тимур и пошел открывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81