Сия неудача их еще больше огорчила; они чаяли, что меня уже нет на свете и что уже некому будет помочь дочери их от очарования. Год протек в беспрестанных сетованиях, и я, сложив мою должность, нечаянно к ним предстала. Надлежит ведать, что мы, волшебницы, во время служения в жрицах Черно-Гюговых не имеем ни о чем сведения, как то бывает в прочем. Князь и княгиня с пролитием слез открыли мнесвоем несчастии. С торопливостию спросил я их, не оторвал ли чародей волосов с Миланы, и узнав, что он то сделал и проглотил сии волосы, пришла сама в огорчение.
— Участь дочери вашей, о друзья мои,— сказала я,— Совершилась; я не могу ей помочь от очарования, понеже чародей сооружил талисман внутри собственного своего тела. Все другие очарования могли бы разрушиться моим знанием, но сие неудобно затем, что я не могу умертвить Сарагура и вынуть из желудка его талисман; книга судеб и промысл богов то мне воспрещают. Итак, все слова заклинания его должны выполниться. Хотя трудно сыскать на свете мужчину, который был бы способен к разрушению толь редкого злобы изобретения, но вы не отчаивайтесь: защита моя, которую обещала я Милане, может быть, учинит ее счастливейшею женщиною. Впрочем, приготовьте себя ко всему, чем угрожал вам Сарагур.
Боягорд и Баяна пролили слезы, и печаль их возобновилась, когда узнали, что я не могу избавить дочь их от долженствующего случиться очарования, но советы мои и обещания несколько их утешили. Я взяла на себя труд воспитывать Милану и научать ее во всех нужных знаниях, украся притом лицо ее и сердце лучшими приятностями и истребя из души ее все корни страстей, противящихся добродетели. Между тем не могла я беспрестанно жить в сем доме у моих друзей; стремление на помощь к несчастным, кои призывали меня во все части света, почасту отлучали меня на долгое время.
В одну из сих отлучек настал роковой час для Мпланы: ей совершилось двенадцать лет, и она, сидя между своих родителей, учинилась невидимою. Хотя они приготовлены к тому были, хотя могли они говорить со своею дочерью, но тем не меньше поражены были сим жалостным состоянием Миланы, а особливо княгиня, имевшая чувствительную душу и нежное сердце, впала в грусть, поспешно пресекшую дни ее.
Боягорд не мог пережить потерю любезнейшей своей супруги и вскоре последовал за нею во гроб. Милана осталась сиротою, и я не могла уже отказать ей в просьбе, чтоб заступить место ее родителей; я оставила мой остров и жила беспрестанно с нею в сем замке; чтоб учинить состояние Миланы сноснее, превратила я всех подданных ее в таких же невидимых, как и она сама; для того, впрочем, сносила бы она беспрестанные досады, призывая людей, кои бы, не видя ее, пугаясь ее голоса, от нее убегали; я всех их удалила в другие селения, где, открыв им о их состоянии, приуготовила всех, как им между собою обходиться и отправлять общественные труды, запретя притом без дозволения моего не вступать ни ногою в те места, где будет княжна их, что и соблюдали они до сего дня. Между тем, оставляя иногда княжну, не пропускала я искать мужчины, способного разрушить очарование и достойного владеть ею. Выбор мой пал на вас, любезный Громобой. Примечая все ваши действия, узнала я нежность вашего сердца, ваш разум, ваши добродетели и геройскую смелость. С того времени сберегала я вас от многих опасностей, в кои отважность ваша и любовь к славе подвергала вас в войнах с римлянами и греками. В последнее поражение, кое учинил нечаянно вероломный певцинский князь Курес, напав на возвращающихся вас в свое отечество, причем погиб благодетель ваш и государь Святослав Игоревич, я защитила тебя, Громобой, от неминуемой смерти... Вспомнишь ли, когда переломилась в руках твоих сабля; кто, думаешь, подал тебе новое оружие, коим ты удержал поражение остальных войск и привел оные в Киев? В воинском жару ты сего не приметил и думал, что получил от твоего оруженосца, который тогда был уже убит; вместо того я была то.
Громобой остановил повествование, чтоб принести волшебнице благодарность за сие благодеяние, но оная говорила:
— Вы обязаны за то своей Милане, ибо для нее вы сбережены мною.
Громобой поцеловал свою супругу, а Добрада продолжала:
— Готовя вас к моему намерению, вложила я в вас таинственно омерзение к войне и к светской жизни, советовала, присутствуя невидимо при ваших рассуждениях, оставить службу и, невзирая на цветущие ваши лета, удалиться в сии клязмские дальние ваши деревни. Вы повиновались мне, и с того времени начала я трудиться совершить ваше счастье. Время казалось мне к тому удобно, ибо сердце ваше, упражнявшееся дотоле в одной лишь храбрости, готовилось дать дань природе: оно уже чувствовало, что в праздности и уединении должно оно любить. Сия причина наполнила дни ваши скукою и отвращением к обыкновенным вашим упражнениям. Ни прогулки, ни прелести неукрашенной природы, коими вы дотоле восхищались, не могли удовлетворить желаниям нашего сердца, желающего любить. Но как определение судеб, конечно, участвует в браках, то вы не могли полюбить, кроме Миланы, и для того искали того, чего сами не ведали.
Надлежит теперь обратиться к Милане. Она, с своей стороны, ожидала избавления своего в счастливых дарованиях своего любовника; оный тем меньше казался ей возможным в естестве, чем страннее были требования чародейского талисмана. Мне следовало узнать, согласен ли выбор мой с желаниями ее сердца и найдут ли глаза ее в твоих те на нее действия, коих я ожидала. На сей конец говорила я ей:
— Любезная дочь! Ты знаешь, какое приемлю я участие в судьбе твоей: мне хочется сыскать тебе освободителя, который бы составил благополучие твоих дней предыдущих. Я не пропускала во всех частях света выбирать способнейшего к разрушению твоего очарования и достойнейшего владеть тобою, но по сих пор не была счастлива. Ныне уведала я, что приехал в здешние края обитать бывший военачальник Святослава, великого князя русского,— Громобой он называется. Я его видела, но хочу, чтоб и ты посмотрела его и сказала мне, годится ли он в твои избавители. Мы можем видеть его всякий день, потому что он имеет дом очень отсюда близко и обыкновенно под вечер прогуливается в рощицах на сей стороне реки Клязьмы. Хочешь ли, ныне же начнем мы опыт?
Милана застыдилась от сего предложения, ибо на одну меня только не действовало ее очарование, и я могла ее видеть явственно; однако ж Милана согласилась прогуляться вне своего владения. Я перенесла ее к вашему дому; мы целый день ходили по вашим следам; я видела, с каким прилежанием рассматривала она и малейшие ваши движения. На вопрос мой, каков тебе кажется Громобой, ответствовала она с великим смятением и закрасневши, хотя равнодушно, но я знала, что произвели вы в ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Участь дочери вашей, о друзья мои,— сказала я,— Совершилась; я не могу ей помочь от очарования, понеже чародей сооружил талисман внутри собственного своего тела. Все другие очарования могли бы разрушиться моим знанием, но сие неудобно затем, что я не могу умертвить Сарагура и вынуть из желудка его талисман; книга судеб и промысл богов то мне воспрещают. Итак, все слова заклинания его должны выполниться. Хотя трудно сыскать на свете мужчину, который был бы способен к разрушению толь редкого злобы изобретения, но вы не отчаивайтесь: защита моя, которую обещала я Милане, может быть, учинит ее счастливейшею женщиною. Впрочем, приготовьте себя ко всему, чем угрожал вам Сарагур.
Боягорд и Баяна пролили слезы, и печаль их возобновилась, когда узнали, что я не могу избавить дочь их от долженствующего случиться очарования, но советы мои и обещания несколько их утешили. Я взяла на себя труд воспитывать Милану и научать ее во всех нужных знаниях, украся притом лицо ее и сердце лучшими приятностями и истребя из души ее все корни страстей, противящихся добродетели. Между тем не могла я беспрестанно жить в сем доме у моих друзей; стремление на помощь к несчастным, кои призывали меня во все части света, почасту отлучали меня на долгое время.
В одну из сих отлучек настал роковой час для Мпланы: ей совершилось двенадцать лет, и она, сидя между своих родителей, учинилась невидимою. Хотя они приготовлены к тому были, хотя могли они говорить со своею дочерью, но тем не меньше поражены были сим жалостным состоянием Миланы, а особливо княгиня, имевшая чувствительную душу и нежное сердце, впала в грусть, поспешно пресекшую дни ее.
Боягорд не мог пережить потерю любезнейшей своей супруги и вскоре последовал за нею во гроб. Милана осталась сиротою, и я не могла уже отказать ей в просьбе, чтоб заступить место ее родителей; я оставила мой остров и жила беспрестанно с нею в сем замке; чтоб учинить состояние Миланы сноснее, превратила я всех подданных ее в таких же невидимых, как и она сама; для того, впрочем, сносила бы она беспрестанные досады, призывая людей, кои бы, не видя ее, пугаясь ее голоса, от нее убегали; я всех их удалила в другие селения, где, открыв им о их состоянии, приуготовила всех, как им между собою обходиться и отправлять общественные труды, запретя притом без дозволения моего не вступать ни ногою в те места, где будет княжна их, что и соблюдали они до сего дня. Между тем, оставляя иногда княжну, не пропускала я искать мужчины, способного разрушить очарование и достойного владеть ею. Выбор мой пал на вас, любезный Громобой. Примечая все ваши действия, узнала я нежность вашего сердца, ваш разум, ваши добродетели и геройскую смелость. С того времени сберегала я вас от многих опасностей, в кои отважность ваша и любовь к славе подвергала вас в войнах с римлянами и греками. В последнее поражение, кое учинил нечаянно вероломный певцинский князь Курес, напав на возвращающихся вас в свое отечество, причем погиб благодетель ваш и государь Святослав Игоревич, я защитила тебя, Громобой, от неминуемой смерти... Вспомнишь ли, когда переломилась в руках твоих сабля; кто, думаешь, подал тебе новое оружие, коим ты удержал поражение остальных войск и привел оные в Киев? В воинском жару ты сего не приметил и думал, что получил от твоего оруженосца, который тогда был уже убит; вместо того я была то.
Громобой остановил повествование, чтоб принести волшебнице благодарность за сие благодеяние, но оная говорила:
— Вы обязаны за то своей Милане, ибо для нее вы сбережены мною.
Громобой поцеловал свою супругу, а Добрада продолжала:
— Готовя вас к моему намерению, вложила я в вас таинственно омерзение к войне и к светской жизни, советовала, присутствуя невидимо при ваших рассуждениях, оставить службу и, невзирая на цветущие ваши лета, удалиться в сии клязмские дальние ваши деревни. Вы повиновались мне, и с того времени начала я трудиться совершить ваше счастье. Время казалось мне к тому удобно, ибо сердце ваше, упражнявшееся дотоле в одной лишь храбрости, готовилось дать дань природе: оно уже чувствовало, что в праздности и уединении должно оно любить. Сия причина наполнила дни ваши скукою и отвращением к обыкновенным вашим упражнениям. Ни прогулки, ни прелести неукрашенной природы, коими вы дотоле восхищались, не могли удовлетворить желаниям нашего сердца, желающего любить. Но как определение судеб, конечно, участвует в браках, то вы не могли полюбить, кроме Миланы, и для того искали того, чего сами не ведали.
Надлежит теперь обратиться к Милане. Она, с своей стороны, ожидала избавления своего в счастливых дарованиях своего любовника; оный тем меньше казался ей возможным в естестве, чем страннее были требования чародейского талисмана. Мне следовало узнать, согласен ли выбор мой с желаниями ее сердца и найдут ли глаза ее в твоих те на нее действия, коих я ожидала. На сей конец говорила я ей:
— Любезная дочь! Ты знаешь, какое приемлю я участие в судьбе твоей: мне хочется сыскать тебе освободителя, который бы составил благополучие твоих дней предыдущих. Я не пропускала во всех частях света выбирать способнейшего к разрушению твоего очарования и достойнейшего владеть тобою, но по сих пор не была счастлива. Ныне уведала я, что приехал в здешние края обитать бывший военачальник Святослава, великого князя русского,— Громобой он называется. Я его видела, но хочу, чтоб и ты посмотрела его и сказала мне, годится ли он в твои избавители. Мы можем видеть его всякий день, потому что он имеет дом очень отсюда близко и обыкновенно под вечер прогуливается в рощицах на сей стороне реки Клязьмы. Хочешь ли, ныне же начнем мы опыт?
Милана застыдилась от сего предложения, ибо на одну меня только не действовало ее очарование, и я могла ее видеть явственно; однако ж Милана согласилась прогуляться вне своего владения. Я перенесла ее к вашему дому; мы целый день ходили по вашим следам; я видела, с каким прилежанием рассматривала она и малейшие ваши движения. На вопрос мой, каков тебе кажется Громобой, ответствовала она с великим смятением и закрасневши, хотя равнодушно, но я знала, что произвели вы в ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61