Вдобавок он вспомнил гадкие слова, которые они выкрикивали ему накануне вечером.
Испуганные детишки разлетелись, как стая воробьев, а за ними, как разъяренный бык, гнался пан Дудков-ский, крича: «Стойте, негодяи... не то стрелять буду!» Однако угроза эта не только не остановила их, а даже ускорила бегство, и пан Дудковский уже потерял надежду захватить хотя бы одного пленного, как вдруг в нескольких шагах от себя заметил мальчугана.
Ребенок был хромой и не мог бежать; укрывшись между кустами, он закрыл глаза в полной уверенности, что раз сам он не видит пана Дудковского, то и тот не может его заметить.
Почти рядом с мальчиком на земле валялся свежий прут, представившийся владельцу сада орудием провидения. Он поспешно схватил его и набросился на мальчика.
Бедный маленький воришка уже решился бежать, но было поздно. Он почувствовал на своем загривке костлявые пальцы пана Дудковского, а пониже — сильные удары прутом. Вначале новый землевладелец размахивал орудием провидения не очень энергично, как бы еще колеблясь, по чем громче кричал мальчик, тем проворней взмахивал он прутом. Дело дошло до того, что пан Дудковский потерял уже всякую меру и счет ударам. Ему казалось, что в своей могучей руке он держит всех преступников, грабивших его сад, и что этим прутом он выбьет из них все съеденные ими ягоды малины и смородины, столь необходимые для его здоровья.
— Так целуют у нас в Варшаве, разбойник! — выкрикивал, запыхавшись, пан Дудковский.
Вдруг сквозь вопли мальчика и свист кнута ему послышался какой-то шум. Он повернул голову и по другую сторону забора увидел толпу детей и взрослых, что-то кричавших ему с необыкновенным раздражением. Среди них была какая-то жалкая бабенка, вопившая не своим голосом, какой-то еврей в пиджаке, созывавший людей, и даже верзила-адвокат с угреватым лицом; размахивая руками, как семафор, он кричал:
— Ради бога, что вы делаете? Но это же страшная ответственность! Это грозит ссылкой!
В добром сердце пана Дудковского сразу проснулась жалость. Он уже хотел отпустить мальчика, даже почувствовал потребность приласкать его и дать несколько грошей на булку, как вдруг кто-то сзади набросился на него и вырвал из его рук прут и мальчика, Это был учитель.
— Вот он, настоящий шляхтич! — сказал учитель, презрительно засмеявшись.— Недаром вы сегодня утром рисовали кнут. Теперь вы узнаете, что такое кнут! Я сейчас же отправлюсь с мальчиком и свидетелями к следственным властям. Эй, люди! — крикнул он, обращаясь к толпе.— Видели вы, как этот пан избивал несчастного калеку?
— Как же... видели!.. Видели!
— И засвидетельствуете это перед судом?
— Засвидетельствуем! — крикнул еврей в пиджаке. Остальным, видно, не улыбалась роль свидетелей.
— Пан адвокат, вы тоже все видели? — снова спросил учитель, перетаскивая мальчика через забор.
— Увы... я близорук,— ответил адвокат.
— Но вы же сами советовали ему остановиться,— с возмущением сказал учитель.
— Боже упаси! — возразил адвокат.— Это я предостерегал вас, когда увидел, что вы хотите наброситься на этого господина.
Стоя уже по другую сторону забора, учитель повернулся к пану Дудковскому:
— До скорого свидания! У судебного следователя... Сейчас я еду к нему.
Избитый мальчик, несомненно, не пролил столько слез, сколько пота стекло в эти минуты со лба пана Дудковского. Ревностный защитник собственных владений смотрел, оцепенев, на удаляющуюся фигуру учителя, окруженного толпой, и в сердце его закрадывался страх. Он как-то слышал, что суды сурово карают за нанесение побоев, и понимал, что никогда еще самоуправство не совершалось при столь благоприятных для правосудия обстоятельствах. Среди бела дня, в присутствии нескольких десятков свидетелей он избил ребенка, к тому же еще и хромого и, что хуже всего, пользующегося таким сильным покровительством.
Растерянно глядя на толпу, пан Дудковский заметил, как от нее отделились адвокат и учитель и, отойдя в сторонку, завели оживленный разговор. В эту минуту он почувствовал искреннее расположение к адвокату, догадываясь, что разговор этот касается его, может быть, его свободы и жизни.
Крайне удрученный, вернулся пан Дудковский домой, где его встретила Малгожата.
— Что это вы натворили с этим мальчиком? — вскричала добрая женщина.— Теперь они вас погубят, арестуют! Надо скорей послать телеграмму в Варшаву, чтобы наша пани приехала. Вот несчастье!
Не успел пан Дудковский придумать ответ, как вбежал верзила-адвокат.
— Одно словечко, почтеннейший, с глазу на глаз,— шепнул он.
По спине пана Дудковского побежали мурашки. Тем не менее он исполнил желание адвоката и повел его в другую половину дома.
Оглядевшись по сторонам, адвокат начал:
— Вам необходимо действовать. Судебный следователь человек необыкновенного благородства, но увы!., есть у него одно предубеждение. Он особенно сурово преследует лиц, истязающих детей.
Тут адвокат вздохнул.
— Надо отдать ему должное,— продолжал он,— в такого рода делах у него легкая рука. В Калуге вследствие его ходатайства были сосланы за жестокое обращение с детьми два отца, один дядя и один опекун. У нас тоже сослали одного помещика за избиение деревенской девушки.
Челюсти пана Дудковского непроизвольно дергались, как он ни старался овладеть собой. С дрожью в голосе он перебил адвоката:
— Как же это? Значит, я не имею права защищать свою собственность?
— Напротив, вы имеете право привлечь преступников к суду.
— Но пока будет вынесен приговор, они у меня все разворуют!
Адвокат пожал плечами.
— Этого требует закон, уважаемый,— сказал он,— и по этому пути пойдут наши противники.
— Значит, они на самом деле подают в суд? Адвокат крепко пожал ему руку.
— Мне жаль вас,— сказал он,— но я совершил бы преступление, скрыв от вас истину. Учитель,— прибавил он тише,— уже нанял две подводы. Через два часа, самое позднее, к следователю едут — он с мальчиком и фельдшер с матерью пострадавшего. А завтра...
— Что? Что завтра?
— Завтра вас могут арестовать.
Пан Дудковский закружился на месте, как подстреленный голубь.
— Я немедленно еду в Варшаву,— простонал он.
— О, ради бога! — вскричал адвокат.— Этим вы только ускорите катастрофу.
— Но что же делать?
Адвокат развел руками и ничего не ответил.
— Что же делать, пан адвокат? — в отчаянии взмолился пан Дудковский.
Адвокат наклонился к нему и прошептал на ухо:
— Немедленно идти на мировую.
— Но как?
— Дать вознаграждение.
Пан Дудковскйй вздохнул с облегчением.
— Да с величайшим удовольствием! — воскликнул он, пожимая обе руки адвокату.— Может, вы согласитесь быть моим посредником?
— Если вы мне доверяете...— скромно опуская глаза, ответил адвокат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Испуганные детишки разлетелись, как стая воробьев, а за ними, как разъяренный бык, гнался пан Дудков-ский, крича: «Стойте, негодяи... не то стрелять буду!» Однако угроза эта не только не остановила их, а даже ускорила бегство, и пан Дудковский уже потерял надежду захватить хотя бы одного пленного, как вдруг в нескольких шагах от себя заметил мальчугана.
Ребенок был хромой и не мог бежать; укрывшись между кустами, он закрыл глаза в полной уверенности, что раз сам он не видит пана Дудковского, то и тот не может его заметить.
Почти рядом с мальчиком на земле валялся свежий прут, представившийся владельцу сада орудием провидения. Он поспешно схватил его и набросился на мальчика.
Бедный маленький воришка уже решился бежать, но было поздно. Он почувствовал на своем загривке костлявые пальцы пана Дудковского, а пониже — сильные удары прутом. Вначале новый землевладелец размахивал орудием провидения не очень энергично, как бы еще колеблясь, по чем громче кричал мальчик, тем проворней взмахивал он прутом. Дело дошло до того, что пан Дудковский потерял уже всякую меру и счет ударам. Ему казалось, что в своей могучей руке он держит всех преступников, грабивших его сад, и что этим прутом он выбьет из них все съеденные ими ягоды малины и смородины, столь необходимые для его здоровья.
— Так целуют у нас в Варшаве, разбойник! — выкрикивал, запыхавшись, пан Дудковский.
Вдруг сквозь вопли мальчика и свист кнута ему послышался какой-то шум. Он повернул голову и по другую сторону забора увидел толпу детей и взрослых, что-то кричавших ему с необыкновенным раздражением. Среди них была какая-то жалкая бабенка, вопившая не своим голосом, какой-то еврей в пиджаке, созывавший людей, и даже верзила-адвокат с угреватым лицом; размахивая руками, как семафор, он кричал:
— Ради бога, что вы делаете? Но это же страшная ответственность! Это грозит ссылкой!
В добром сердце пана Дудковского сразу проснулась жалость. Он уже хотел отпустить мальчика, даже почувствовал потребность приласкать его и дать несколько грошей на булку, как вдруг кто-то сзади набросился на него и вырвал из его рук прут и мальчика, Это был учитель.
— Вот он, настоящий шляхтич! — сказал учитель, презрительно засмеявшись.— Недаром вы сегодня утром рисовали кнут. Теперь вы узнаете, что такое кнут! Я сейчас же отправлюсь с мальчиком и свидетелями к следственным властям. Эй, люди! — крикнул он, обращаясь к толпе.— Видели вы, как этот пан избивал несчастного калеку?
— Как же... видели!.. Видели!
— И засвидетельствуете это перед судом?
— Засвидетельствуем! — крикнул еврей в пиджаке. Остальным, видно, не улыбалась роль свидетелей.
— Пан адвокат, вы тоже все видели? — снова спросил учитель, перетаскивая мальчика через забор.
— Увы... я близорук,— ответил адвокат.
— Но вы же сами советовали ему остановиться,— с возмущением сказал учитель.
— Боже упаси! — возразил адвокат.— Это я предостерегал вас, когда увидел, что вы хотите наброситься на этого господина.
Стоя уже по другую сторону забора, учитель повернулся к пану Дудковскому:
— До скорого свидания! У судебного следователя... Сейчас я еду к нему.
Избитый мальчик, несомненно, не пролил столько слез, сколько пота стекло в эти минуты со лба пана Дудковского. Ревностный защитник собственных владений смотрел, оцепенев, на удаляющуюся фигуру учителя, окруженного толпой, и в сердце его закрадывался страх. Он как-то слышал, что суды сурово карают за нанесение побоев, и понимал, что никогда еще самоуправство не совершалось при столь благоприятных для правосудия обстоятельствах. Среди бела дня, в присутствии нескольких десятков свидетелей он избил ребенка, к тому же еще и хромого и, что хуже всего, пользующегося таким сильным покровительством.
Растерянно глядя на толпу, пан Дудковский заметил, как от нее отделились адвокат и учитель и, отойдя в сторонку, завели оживленный разговор. В эту минуту он почувствовал искреннее расположение к адвокату, догадываясь, что разговор этот касается его, может быть, его свободы и жизни.
Крайне удрученный, вернулся пан Дудковский домой, где его встретила Малгожата.
— Что это вы натворили с этим мальчиком? — вскричала добрая женщина.— Теперь они вас погубят, арестуют! Надо скорей послать телеграмму в Варшаву, чтобы наша пани приехала. Вот несчастье!
Не успел пан Дудковский придумать ответ, как вбежал верзила-адвокат.
— Одно словечко, почтеннейший, с глазу на глаз,— шепнул он.
По спине пана Дудковского побежали мурашки. Тем не менее он исполнил желание адвоката и повел его в другую половину дома.
Оглядевшись по сторонам, адвокат начал:
— Вам необходимо действовать. Судебный следователь человек необыкновенного благородства, но увы!., есть у него одно предубеждение. Он особенно сурово преследует лиц, истязающих детей.
Тут адвокат вздохнул.
— Надо отдать ему должное,— продолжал он,— в такого рода делах у него легкая рука. В Калуге вследствие его ходатайства были сосланы за жестокое обращение с детьми два отца, один дядя и один опекун. У нас тоже сослали одного помещика за избиение деревенской девушки.
Челюсти пана Дудковского непроизвольно дергались, как он ни старался овладеть собой. С дрожью в голосе он перебил адвоката:
— Как же это? Значит, я не имею права защищать свою собственность?
— Напротив, вы имеете право привлечь преступников к суду.
— Но пока будет вынесен приговор, они у меня все разворуют!
Адвокат пожал плечами.
— Этого требует закон, уважаемый,— сказал он,— и по этому пути пойдут наши противники.
— Значит, они на самом деле подают в суд? Адвокат крепко пожал ему руку.
— Мне жаль вас,— сказал он,— но я совершил бы преступление, скрыв от вас истину. Учитель,— прибавил он тише,— уже нанял две подводы. Через два часа, самое позднее, к следователю едут — он с мальчиком и фельдшер с матерью пострадавшего. А завтра...
— Что? Что завтра?
— Завтра вас могут арестовать.
Пан Дудковский закружился на месте, как подстреленный голубь.
— Я немедленно еду в Варшаву,— простонал он.
— О, ради бога! — вскричал адвокат.— Этим вы только ускорите катастрофу.
— Но что же делать?
Адвокат развел руками и ничего не ответил.
— Что же делать, пан адвокат? — в отчаянии взмолился пан Дудковский.
Адвокат наклонился к нему и прошептал на ухо:
— Немедленно идти на мировую.
— Но как?
— Дать вознаграждение.
Пан Дудковскйй вздохнул с облегчением.
— Да с величайшим удовольствием! — воскликнул он, пожимая обе руки адвокату.— Может, вы согласитесь быть моим посредником?
— Если вы мне доверяете...— скромно опуская глаза, ответил адвокат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35