..
Иванчо отвечал, что никого не видно. Он был мрачен,
— Скажи по правде, Иванчо: не ты сочинил прокламацию?
— Нет, нет, не бойся, брат!
— Мы не пострадаем?
— Нет.
г - — так зачем же мы сюда убежали? — спросил Хаджи Смион.
Иванчо кинул на приятеля меланхолический взгляд.
— Мы — мученики за народ,— тихо промолвил он^ Хаджи Смион поглядел на него с удивлением,
— Что ж, и ночевать здесь будем?
— По-моему, надо ночевать здесь,— ответил Иванчо,
— А зверей нет?
— Зверей нет,— ответил Иванчо. Некоторое время оба молчали.
— Нет, нет, зверей нету. Могут прийти медведи, но только ночью... Будь я сочинитель, как ты,— бормотал Хаджи Смион, думая о другом и оглядывая свод над своей головой,— я бы описал всю эту историю... Мы с тобой теперь, как Женевьева с младенцем1 в пещере, помнишь?..
Иванчо не ответил. Он к чему-то внимательно прислушивался.
— Ты что-нибудь слышишь? — спросил Хаджи Смион.
Иванчо сделал ему знак молчать. Оба затаили дыхание.
Послышался шум осыпающегося песка. Как будто кто-то с огромным трудом карабкался по обрыву, видимо, направляясь к пещере. С каждым мгновением шуршание песка слышалось все ближе. Кто бы это мог быть? Двое беглецов боялись выглянуть. Сердца у них страшно бились, глаза были прикованы к входу. Вдруг раздалось нечеловеческое мычание, от которого волосы у них на голове встали дыбом. Песок и куски глины сы-
1 Действующие лица болгарской пьесы «Многострадальная Же невьева».
пались вниз с сильным шумом; слышался стук мелких камней. Конечно, все это производили чьк-то невидимые шаги. Вдруг опять послышался какой-то непонятный звук, безобразный глухой стон запертой скотины или лесного зверя, и снова — шорох сухого песка и стук камней, быстро скатывающихся вниз по обрыву.
— Сюда идут!— прошептал Хаджи Смион. Мычание перешло в какое-то дьявольское пыхтение,
а через некоторое время — в страшный хрип.
— Зверь! — воскликнул Хаджи Смион, прячась за спину Иванчо.
Вдруг Иванчо осенило вдохновение. Он решил испугать животное: широко открыв рот, страшно выпучив глаза, мучительно наморщив лоб, безобразно скривив нижнюю челюсть, он издал ужасный, нечеловеческий вопль, похожий одновременно на медвежий рев, ослиное пенье и волчий вой.
Застонала пещера, застонали окрестности.
Хаджи Смион был потрясен. Напрасно он отчаянно махал приятелю рукой, щипал его за локоть, колотил по спине, чтобы тот замолчал, а то онбаши услышит. Иванчо продолжал реветь; глаза его выкатились чуть не на лоб; лицо утратило образ человеческий... Горные долины стонали.
Хаджи Смион почувствовал себя раздавленным.
Вдруг что-то похожее на голову показалось у входа и заглянуло внутрь. Эта была голова человека, но чудовищно страшная на вид. Смятое, зверообразное лицо с парой светящихся безумием глаз, свирепо вращающихся и выпученных, заканчивалось острой, перекошенной челюстью, чавкающей и пускающей слюну, как у жвачных животных. Нестриженые, свалявшиеся и косматые волосы длинными, скрученными седыми сосульками падали на шею и лицо. Вся голова напоминала чуму, как она рисуется пугливому детскому воображению.
И странное дело: эта зверская физиономия при виде Иванчо улыбнулась.
— Юродивый! — воскликнул тот.
— Мунчо! — воскликнул Хаджи Смион. Юродивый стоял у входа, ухмыляясь и разглядывая
гостей. Они не знали, что эта заброшенная пещера с некоторых пор служила местом отдыха для дурачка, ко« торый каждый день приходил сюда из монастыря по спать в холодке послеполуденной порой.
Ах, черт бы тебя побрал, Мунчо! Что ты наделал! — промолвил Хаджи Смион, кисло улыбаясь: с ним, помимо его воли, случилось происшествие, о котором он ни в коем случае не хотел сообщать Иванчо Йоте.
Он ведь такой болтун, этот Йота!
— Он побьет! — проревел Мунчо, плетясь по направлению к ним.
Иванчо испуганно взглянул на Мунчо.
— Это блаженный. Что его бояться? — заметил Хад жи Смион.
— А если он нас выдаст?
— Ты прав. Может, это шпион,— сказал Хаджи Смион призадумавшись.
Но Мунчо ни на что не обращал внимания. Теперь он окончательно вступил в свой дворец, бесцеремонно занятый незваными пришельцами, впрочем дружественными. Эта непринужденность поведения Мунчо вернула ему доверие беглецов.
— Не станет он предавать нас; ведь он — блаженный! — промолвил Хаджи Смион, глядя с любопытством на Мунчо, который, выпучив глаза, хрустел пальцами й мотал головой.
— Черт бы тебя побрал, Мунчо! Что ты наделал? — повторял про себя Хаджи Смион с кислой улыбкой.
Иванчо йота тоже успокоился. Он даже принялся с любопытством рассматривать зверя, заставившего его издать страшный богатырский клич, способности к которому Иванчо не подозревал в себе и сам удивлялся ей.
Со своей стороны Мунчо глядел на них дружелюбно. Он чавкал, вращал глазами, вертел головой и улыбался гостям, радуясь, что они оказали ему честь своим посещением.
Вдруг Иванчо пришла в голову мысль отправить Мунчо послом к отцу игумену с просьбой снабдить их шапками, обувью и хлебом и тайно известить обо всем их домашних. Хаджи Смион одобрил этот план.
— Он меня побьет! — заревел Мунчо, услышав имя о. Амвросия.
— Никто тебя не тронет, Мунчо,— сказал Хаджи Смион, подавая Иванчо кусок бумаги и огрызок карандаша.-
— Напиши ты. Я весь в грязи. Фу, свинство какое! — промолвил Иванчо с жалким выражением лица.
— Нет, нет, ты напиши, как в писании. Отец Амвросий— русский и читает только по-русски. Я в Молдове только слышал, как говорят по-русски, а писать не умею,— ответил Хаджи Смион.
Иванчо не без гордости кивнул в знак согласия. Написав по-русски письмо, он прочел его вслух приятелю, ища взглядом его одобрения.
— Правильно,— сказал Хаджи Смион.
Но понимая, что, ежели такое письмо, к тому же написанное по-русски, попадет в руки властей, тогда дело— дрянь, он поставил свою подпись ниже подписи Иванчо (полное имя и прозвание Хаджи Смиона были: Хаджи Смион Хаджи Кунин Кондрачиоглу, но он имел обыкновение подписываться сокращенно: X. Смюн К.)
Вот что содержало в себе это письмо и какую оно имело форму:
Благословите,
Ваш! Покорные чада
Иоанн Мотов
X. Смюн К.
(Секретно)».
Потом они обратились к Мунчо, чтобы вручить ему это важное послание.
— Он побьет! — опять промычал тот, мотая головой и пуча глаза на письмо.
Наконец, Мунчо согласился отнести письмо, после того как ему сказали, что оно содержит просьбу к игумену не бить его.
Дурачок вышел из своего дворца, и два приятеля остались одни в ожидании.
XIX» Помощник учителя Мироновский
Помощнику учителя Мироновскому было всего двадцать пять лет, Он был сухощав, скромен и очень застенчив» Говорили, что при виде молодой женщины он спотыкался, и особенно часто это случалось с ним, когда он проходил мимо ворот чорбаджи Иеронима, весь день глазели на прохожих бойкие хозяйские дочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Иванчо отвечал, что никого не видно. Он был мрачен,
— Скажи по правде, Иванчо: не ты сочинил прокламацию?
— Нет, нет, не бойся, брат!
— Мы не пострадаем?
— Нет.
г - — так зачем же мы сюда убежали? — спросил Хаджи Смион.
Иванчо кинул на приятеля меланхолический взгляд.
— Мы — мученики за народ,— тихо промолвил он^ Хаджи Смион поглядел на него с удивлением,
— Что ж, и ночевать здесь будем?
— По-моему, надо ночевать здесь,— ответил Иванчо,
— А зверей нет?
— Зверей нет,— ответил Иванчо. Некоторое время оба молчали.
— Нет, нет, зверей нету. Могут прийти медведи, но только ночью... Будь я сочинитель, как ты,— бормотал Хаджи Смион, думая о другом и оглядывая свод над своей головой,— я бы описал всю эту историю... Мы с тобой теперь, как Женевьева с младенцем1 в пещере, помнишь?..
Иванчо не ответил. Он к чему-то внимательно прислушивался.
— Ты что-нибудь слышишь? — спросил Хаджи Смион.
Иванчо сделал ему знак молчать. Оба затаили дыхание.
Послышался шум осыпающегося песка. Как будто кто-то с огромным трудом карабкался по обрыву, видимо, направляясь к пещере. С каждым мгновением шуршание песка слышалось все ближе. Кто бы это мог быть? Двое беглецов боялись выглянуть. Сердца у них страшно бились, глаза были прикованы к входу. Вдруг раздалось нечеловеческое мычание, от которого волосы у них на голове встали дыбом. Песок и куски глины сы-
1 Действующие лица болгарской пьесы «Многострадальная Же невьева».
пались вниз с сильным шумом; слышался стук мелких камней. Конечно, все это производили чьк-то невидимые шаги. Вдруг опять послышался какой-то непонятный звук, безобразный глухой стон запертой скотины или лесного зверя, и снова — шорох сухого песка и стук камней, быстро скатывающихся вниз по обрыву.
— Сюда идут!— прошептал Хаджи Смион. Мычание перешло в какое-то дьявольское пыхтение,
а через некоторое время — в страшный хрип.
— Зверь! — воскликнул Хаджи Смион, прячась за спину Иванчо.
Вдруг Иванчо осенило вдохновение. Он решил испугать животное: широко открыв рот, страшно выпучив глаза, мучительно наморщив лоб, безобразно скривив нижнюю челюсть, он издал ужасный, нечеловеческий вопль, похожий одновременно на медвежий рев, ослиное пенье и волчий вой.
Застонала пещера, застонали окрестности.
Хаджи Смион был потрясен. Напрасно он отчаянно махал приятелю рукой, щипал его за локоть, колотил по спине, чтобы тот замолчал, а то онбаши услышит. Иванчо продолжал реветь; глаза его выкатились чуть не на лоб; лицо утратило образ человеческий... Горные долины стонали.
Хаджи Смион почувствовал себя раздавленным.
Вдруг что-то похожее на голову показалось у входа и заглянуло внутрь. Эта была голова человека, но чудовищно страшная на вид. Смятое, зверообразное лицо с парой светящихся безумием глаз, свирепо вращающихся и выпученных, заканчивалось острой, перекошенной челюстью, чавкающей и пускающей слюну, как у жвачных животных. Нестриженые, свалявшиеся и косматые волосы длинными, скрученными седыми сосульками падали на шею и лицо. Вся голова напоминала чуму, как она рисуется пугливому детскому воображению.
И странное дело: эта зверская физиономия при виде Иванчо улыбнулась.
— Юродивый! — воскликнул тот.
— Мунчо! — воскликнул Хаджи Смион. Юродивый стоял у входа, ухмыляясь и разглядывая
гостей. Они не знали, что эта заброшенная пещера с некоторых пор служила местом отдыха для дурачка, ко« торый каждый день приходил сюда из монастыря по спать в холодке послеполуденной порой.
Ах, черт бы тебя побрал, Мунчо! Что ты наделал! — промолвил Хаджи Смион, кисло улыбаясь: с ним, помимо его воли, случилось происшествие, о котором он ни в коем случае не хотел сообщать Иванчо Йоте.
Он ведь такой болтун, этот Йота!
— Он побьет! — проревел Мунчо, плетясь по направлению к ним.
Иванчо испуганно взглянул на Мунчо.
— Это блаженный. Что его бояться? — заметил Хад жи Смион.
— А если он нас выдаст?
— Ты прав. Может, это шпион,— сказал Хаджи Смион призадумавшись.
Но Мунчо ни на что не обращал внимания. Теперь он окончательно вступил в свой дворец, бесцеремонно занятый незваными пришельцами, впрочем дружественными. Эта непринужденность поведения Мунчо вернула ему доверие беглецов.
— Не станет он предавать нас; ведь он — блаженный! — промолвил Хаджи Смион, глядя с любопытством на Мунчо, который, выпучив глаза, хрустел пальцами й мотал головой.
— Черт бы тебя побрал, Мунчо! Что ты наделал? — повторял про себя Хаджи Смион с кислой улыбкой.
Иванчо йота тоже успокоился. Он даже принялся с любопытством рассматривать зверя, заставившего его издать страшный богатырский клич, способности к которому Иванчо не подозревал в себе и сам удивлялся ей.
Со своей стороны Мунчо глядел на них дружелюбно. Он чавкал, вращал глазами, вертел головой и улыбался гостям, радуясь, что они оказали ему честь своим посещением.
Вдруг Иванчо пришла в голову мысль отправить Мунчо послом к отцу игумену с просьбой снабдить их шапками, обувью и хлебом и тайно известить обо всем их домашних. Хаджи Смион одобрил этот план.
— Он меня побьет! — заревел Мунчо, услышав имя о. Амвросия.
— Никто тебя не тронет, Мунчо,— сказал Хаджи Смион, подавая Иванчо кусок бумаги и огрызок карандаша.-
— Напиши ты. Я весь в грязи. Фу, свинство какое! — промолвил Иванчо с жалким выражением лица.
— Нет, нет, ты напиши, как в писании. Отец Амвросий— русский и читает только по-русски. Я в Молдове только слышал, как говорят по-русски, а писать не умею,— ответил Хаджи Смион.
Иванчо не без гордости кивнул в знак согласия. Написав по-русски письмо, он прочел его вслух приятелю, ища взглядом его одобрения.
— Правильно,— сказал Хаджи Смион.
Но понимая, что, ежели такое письмо, к тому же написанное по-русски, попадет в руки властей, тогда дело— дрянь, он поставил свою подпись ниже подписи Иванчо (полное имя и прозвание Хаджи Смиона были: Хаджи Смион Хаджи Кунин Кондрачиоглу, но он имел обыкновение подписываться сокращенно: X. Смюн К.)
Вот что содержало в себе это письмо и какую оно имело форму:
Благословите,
Ваш! Покорные чада
Иоанн Мотов
X. Смюн К.
(Секретно)».
Потом они обратились к Мунчо, чтобы вручить ему это важное послание.
— Он побьет! — опять промычал тот, мотая головой и пуча глаза на письмо.
Наконец, Мунчо согласился отнести письмо, после того как ему сказали, что оно содержит просьбу к игумену не бить его.
Дурачок вышел из своего дворца, и два приятеля остались одни в ожидании.
XIX» Помощник учителя Мироновский
Помощнику учителя Мироновскому было всего двадцать пять лет, Он был сухощав, скромен и очень застенчив» Говорили, что при виде молодой женщины он спотыкался, и особенно часто это случалось с ним, когда он проходил мимо ворот чорбаджи Иеронима, весь день глазели на прохожих бойкие хозяйские дочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35