— Подъезжаем к моей усадьбе,— вежливо объяснил ему пан Дудковский.— Интересно, ожидает ли меня Мал-гожата?..— продолжал он словно про себя, доставая из сетки дорожный мешок и чемодан.
— Прощайте, пан комиссар!
Они раскланялись, а пассажир, остающийся в вагоне, пробормотал:
— Очень жаль, что вы не играете в карты!
Потом он достал свою флягу и отнял ее ото рта, лишь когда пан Дудковский вышел из вагона.
— Счастливого пути! — крикнул новый землевладелец, приподнимая мягкую шапочку.
Пассажир печально кивнул головой и еще решительнее растянулся на диване.
На станции пан Дудковский почувствовал, как у него подгибаются ноги, что напомнило ему рассказы о мореплавателях, которые после нескольких месяцев плавания на кораблях, высадившись на сушу, качаются, как пьяные. Ему льстило, что он также утомлен путешествием, и не без удовольствия он подумал, что находится сейчас более чем в шести милях от Варшавы. Что-то теперь говорят о нем его приятели, коренные варшавяне, из которых ни один не решился бы на такую смелую поездку!
Между тем поезд отошел, станционные служащие разошлись, и на платформе остались только пан Дудковский и сторож, принявшийся лениво набивать табаком трубку.
Пан Дудковский обратился к нему:
— Нельзя ли тут, братец, нанять каких-нибудь лошадей? — спросил он.
Медленно набивая трубку, сторож смерил пана Дудковского взглядом с ног до головы и ответил:
— Есть тут на станции несколько человек, что возят приезжих.
Действительно, тотчас же, словно из-под земли, появились три извозчика; все трое ссорились между собой из-за седока. Один из них схватил без спросу сумку пана Дудковского, другой потянул его за плед и рукав полотняного кителя, а третий, отталкивая двух первых, горланил:
— Идите к черту! Это мой седок. Мне хозяйка приказала привести этого пана.
— Что у тебя за бричка? — возражал второй.— Тебе телят возить, а не господ!
— У него только одна лощадь, вельможный пан! — вопил третий, загораживая дорогу пану Дудковскому.
Но извозчик, присланный хозяйкой, оказался энергичнее других.
Он вырвал из рук растерявшегося пана Дудковского зонтик и трость, закинул за плечи его чемодан и дорожный мешок и, оттолкнув ругавшихся конкурентов, быстро побежал во двор.
Пан Дудковский машинально последовал за ним.
Бричка, на которой ему предстояло ехать, не внушила ему доверия. С боков у нее был обломан кузов, на сиденье лежал небольшой пучок соломы, а тащила ее высокая и очень тощая кляча со странно искривленными ногами. Но извозчик торопил его садиться, двое других . ругали уже и самого пана Дудковского, а потому он быстро сел в бричку, уповая на милосердие господне. В эту минуту он впервые ощутил тоску по Варшаве.
Возница стегнул лошадь и погнал ее по ухабистой дороге, преследуемый остальными двумя бричками, из которых доносился насмешливый хохот и проклятия. Не довольствуясь этим, конкуренты обогнали бричку с седоком и послали впереди нее, поднимая тучи пыли, которая тотчас же засыпала одежду пана Дудковского и Забила ему глаза, уши, нос и рот.
Но наш путешественник не обращал на это внимания, занятый лишь тем, чтобы сохранить равновесие. Сиденье поминутно ускользало из-под него, и, наконец, солома совсем расползлась, так что ему пришлось стать на колени в бричке, ухватившись обеими руками за края. К пыли, тряске, подбрасыванию и прочим горестям физического свойства прибавились и моральные. Сначала лошадь, идущая по одну сторону дышла, все время скатывала бричку в придорожную канаву, в которой, по предположению пана Дудковского, можно было утонуть. Потом нужно было проехать перелесок, где новый землевладелец опасался подвергнуться нападению враждебно относившихся к нему извозчиков. Были в течение этого недолгого путешествия и такие минуты, когда пан Дудковский терял уже всякую надежду восстановить здоровье на свежем воздухе и испытывал невыразимую тоску по Варшаве. Несколько раз он даже хотел крикнуть вознице: «Поворачивай!» Но удержала его от этого крупица гордости: ведь он теперь владелец усадьбы! Когда же, резко повернув, бричка едва не опрокинулась, а он, утратив остатки терпения, крикнул: «Стой!» — перед ним в сиянии заходящего солнца показалась крыша его усадьбы и макушки окружающих ее тополей.
Вскоре он подъехал к дому. Из сеней выбежала Малгожата, одновременно смеясь и плача. Пан Дудковский удивился. После того как возница внес в комнату его вещи, он спросил Молгожату, что это значит.
— Ах, пан!..— воскликнула она.— Будь она проклята, эта деревня!.. Не успела я приехать, как явился какой-то оборванец с распоряжениями от старосты и такой поднял шум, что мне пришлось дать ему два золотых. Потом наша корова зашла в чужое поле, и ее увели в экономию, за две версты отсюда. Потом, когда я пошла в деревню купить для вас мяса, мне дали вместо телятины на жаркое такую падаль, что ее и в доме-то невозможно держать, да еще взяли по золотому за фунт. Но хуже всего крестьянские ребятишки... Они гурьбой забираются в сад и рвут малину, смородину, крыжовник, точно у себя дома. А когда я кричу на них, эти негодники швыряют в меня камнями. Ей-богу, пан, за десять лет жизни в Варшаве,— всхлипывая, прибавила верная служанка,— я не испытала столько горя, сколько здесь за два дня. А какое несвежее масло нам продали!..
Пан Дудковский успокаивал Малгожату, уверяя, что теперь все будет хорошо, хотя и сам уже почувствовал сильное беспокойство.
В это время вошел возница с шапкой в руке.
— Сколько тебе? — спросил его пан Дудковский.
— Рублик,— ответил тот небрежно.— Но у меня к вам еще одно дело...
— Как? Рубль за такой кусочек пути, в такой тарантайке и на такой кляче?
— Это у нас обычная цена,— ответил возница,— и никто никогда не торгуется.
Возница сказал это с такой непоколебимой уверенностью, что паи Дудковский достал кошелек и с болью в сердце дал ему рубль.
— А сколько ты заплатила со станции? — машинально спросил он кухарку.
— Сорок грошей!
— Ах ты, обманщик! — крикнул пан Дудковский.
— Сохрани бог! Но одно дело слуга, а другое — вельможный пан. Я даже бы постыдился бы спросить сорок грошей с такого важного пана, у которого есть и дом в Варшаве, и земля у нас.
Пан Дудковский умолк.
— Но у меня к вам еще одно дело,— продолжал возница: — тут один человек хочет арендовать у вас сад.
— Я не собираюсь сдавать сад в аренду,— холодно ответил пан Дудковский.
— Почему не собираетесь? — удивился возница.— Этот сад всегда сдавали в аренду.
— А я не сдам.
— Ну, так что вы с него снимете? У вас здесь все раскрадут.
— Не беспокойся: где нахожусь я, там уж будет присмотр,— высокомерно ответил пан Дудковский и ушел в комнату.
Едва он снял дорожный китель, как возница очутился под окном и закричал в открытую форточку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35