Как только он показался из-за колонны, полдесятка спиц ударили в блюдо, затем последовал еще один залп и еще один. И все же малек успешно докатился до рычага, зацепив его ногой, — тотчас над воротами заскрежетал противовес, и их створки начали медленно, но неуклонно смыкаться.
Чарнок стоял в закрывающихся воротах и злобно смотрел на меня, но сейчас его смертоносный взгляд таял в солнечных лучах, бивших из стрельчатых окон храма прямо в глаза судье. Оказывается, ты не всезнающ и не всесилен, Игрок. Возможно, есть способ тебя победить.
— Ты нарушил правила игры, применив метательное оружие. Ты проиграл! — крикнул я, глядя в лицо Игроку.
— Наша игра не окончена — она будет продолжаться вечно! — с вызовом ответил Чарнок, и створки ворот захлопнулись перед ним.
Наступила тишина. Для вышибания огромных врат Верховного Прихода понадобился бы настоящий боевой таран, так что солдатам когорты будет гораздо проще соорудить лестницы и добраться до соборных окон, а уж оттуда расстрелять нас из арбалетов. Поэтому в запасе у нас полчаса, не больше и за эти полчаса нам нужно найти какой-то путь к спасению. К нам подошел лучащийся самодовольством малек — его одежда вся была в пыли, а золотой поднос в его руках был покрыт мелкими, но глубокими вмятинами от стальных спиц. Удивительно, что ни один снаряд не пробил золотую посудину. Тревожно, что ни один не прошел мимо самодельного щита. Эта серая нечисть и вправду никогда не промахивается.
— Занятная штучка, — произнес Штырь, рассматривая подобранную им спицу. — Сделана из кованой стали, но внутри полая и частично заполнена отравленной ртутью, которая при броске перетекает в наконечник и усиливает удар, после чего яд проникает в тело жертвы через тонкий канал под острием.
— И надо тебе всякую дрянь подбирать… — недовольно проворчал я, наблюдая, как малек прячет трофей за пазуху. — Лучше ключи у прелата забери. Пока до нас не добрались солдаты Чарнока, нам надо найти потайной ход. Он наверняка здесь есть, поскольку сама религия Единого Храма допускает организованное отступление в случае, если церковь окажется в окружении врагов истинной веры. А уж если этот собор являлся резиденцией Патриархата, то подобных путей к отступлению тут должно быть не менее десятка — по одному на каждого «столпа веры».
— А знаете, наш настоятель еще не совсем помер! — вдруг заявил Штырь, обшаривая лежащее в луже крови тело священника. — Сейчас мы его напоим экстрактом здравницы и слегка оживим. А ну-ка, откроем наш ротик. Ах, ты не хочешь? Так я тебе, осел упрямый, сейчас зубы кинжалом разожму!
Андарион и в самом деле был еще жив, хотя и потерял сознание от сильной кровопотери. Он откашлялся и, увидев меня, слабо прохрипел:
— Вы убили его?
— Нет, не успели, к огромному сожалению.
— Это нужно сделать, потому что за ним стоит Тьма.
— Как нам отсюда выбраться? В храме есть потайной ход?
— Здесь их даже два. Один из них — в алькове, про него знает Чарнок. Про другой, за алтарем в Притворе, знаю только я. Я покажу, только осторожнее меня несите. А то вдруг не донесете…
Скрытую панель альковного хода мы открыли настежь для отвлечения вражеского внимания. Когда мы зашли в Притвор, Андарион попросил закрыть дверь и прикоснулся к ней. Снаружи отчетливо щелкнул замок-сердце. Но как возможно без применения магии закрыть замок с этой стороны?!
— Чудо. Обыкновенное чудо, — ответил на мой немой вопрос Андарион. — Надо просто верить в чудо, и тогда оно случится. Таким же образом закроется замок на тайной двери. Теперь положите меня на алтарь. Я хочу уйти с лучом солнца, держа Ее за руку. Райен, останьтесь ненадолго.
Этот миг запомнится мне навсегда. Я стою у золотого алтаря, на который падают солнечные лучи. Настоятель Андарион сжимает мою руку. С его губ срываются слабые, но звонкие слова, я знаю, что он из последних сил пытается посеять целительные семена веры в моем иссушенном и измученном сердце. И я не противлюсь этому. Сегодня я видел немало необъяснимых, воистину чудесных вещей. Я искренне хочу в них верить. Потому что даже самый закоренелый циник и прагматик в глубине души остается ребенком, верящим, что мир полон чудес и что сам он — часть этого чудесного мира.
— Помнишь, как в камере пыток ты со страха выложил про все свои детские шалости в отношении Храма?
— Да, конечно. Мне тогда стало немножко стыдно за свои поступки.
— Но именно в тот момент покаяния ты был искренен. Хорошо, когда есть в чем каяться. Я тоже открою тебе свою маленькую тайну, в сравнении с которой меркнут все твои проделки. Когда мне было семь или восемь лет, накануне Дня Света и торжественной процессии Храма меня в наказание за какую-то мелкую шалость отправили в прачечную простирывать убранство для всего выхода. Я недолго думая решил в отместку основательно напакостить и обсыпал свежевыстиранное белье порошком магнезии. То-то было потехи, когда под жаркими солнечными лучами на глазах у всего честного народа дородные бородатые попы принялись ожесточенно чесаться, как блохастые обезьяны, а потом и вовсе посбрасывали и накидки, и рясы, и даже исподнее. Какая живописная была картина — более двух сотен священников в тиарах, с хоругвями, с кадилами, и все — в чем мать родила. Никто так и не догадался, чьих это рук дело…
— Да и кто бы мог подумать…
— Все мы люди, и все мы грешили. И я — не менее, чем ты. Но только тот встает на путь Света, кто признается в своих грехах, очистится от скверны и впредь никогда не повторит былых ошибок.
— Если бы все было так просто…
— Это проще, чем ты думаешь. Я знаю, твое сердце наполнено сомнениями. Но помни, сомнения — это главное оружие Тьмы. Не поддавайся ей. Найди Мессию, Райен. Следуй путем Лусани. Я верю — она идет к Свету, к Ней. Ты видел Ее?
— Да.
— Она идет по первому солнечному лучу. Она — это суть Света, которую нам, смертным, не дано разглядеть и тем более понять. Но мы верим в Нее, и этого права у нас не отнять. И ты должен верить, несмотря на ту искаженную правду, что тебе нашептывает Тьма, потому что только с верой в сердце ты найдешь свой путь.
— Я верю в Нее.
— Вот и славно. Но, пройдя свой путь до конца и встретившись с Ней, ты будешь уже другим человеком. И тогда ты должен вспомнить себя таким, каким ты был раньше. А еще ты должен оглянуться назад, чтобы увидеть нас — всех тех, кто когда-то шел за тобой… и верил в тебя.
— Как это?
— Поймешь… потом. Сейчас возьми мои четки и передай их первому же священнику, которого ты повстречаешь. Можешь даже ничего не говорить при этом — настоящий служитель Света все поймет и без слов. А теперь иди — стоять у изголовья уходящего в мир иной вредно для тех, кто туда пока не собирается. Прощай…
Потайная дверь Златого Притвора медленно затворилась за мной, сам собой закрылся «сердечный» замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Чарнок стоял в закрывающихся воротах и злобно смотрел на меня, но сейчас его смертоносный взгляд таял в солнечных лучах, бивших из стрельчатых окон храма прямо в глаза судье. Оказывается, ты не всезнающ и не всесилен, Игрок. Возможно, есть способ тебя победить.
— Ты нарушил правила игры, применив метательное оружие. Ты проиграл! — крикнул я, глядя в лицо Игроку.
— Наша игра не окончена — она будет продолжаться вечно! — с вызовом ответил Чарнок, и створки ворот захлопнулись перед ним.
Наступила тишина. Для вышибания огромных врат Верховного Прихода понадобился бы настоящий боевой таран, так что солдатам когорты будет гораздо проще соорудить лестницы и добраться до соборных окон, а уж оттуда расстрелять нас из арбалетов. Поэтому в запасе у нас полчаса, не больше и за эти полчаса нам нужно найти какой-то путь к спасению. К нам подошел лучащийся самодовольством малек — его одежда вся была в пыли, а золотой поднос в его руках был покрыт мелкими, но глубокими вмятинами от стальных спиц. Удивительно, что ни один снаряд не пробил золотую посудину. Тревожно, что ни один не прошел мимо самодельного щита. Эта серая нечисть и вправду никогда не промахивается.
— Занятная штучка, — произнес Штырь, рассматривая подобранную им спицу. — Сделана из кованой стали, но внутри полая и частично заполнена отравленной ртутью, которая при броске перетекает в наконечник и усиливает удар, после чего яд проникает в тело жертвы через тонкий канал под острием.
— И надо тебе всякую дрянь подбирать… — недовольно проворчал я, наблюдая, как малек прячет трофей за пазуху. — Лучше ключи у прелата забери. Пока до нас не добрались солдаты Чарнока, нам надо найти потайной ход. Он наверняка здесь есть, поскольку сама религия Единого Храма допускает организованное отступление в случае, если церковь окажется в окружении врагов истинной веры. А уж если этот собор являлся резиденцией Патриархата, то подобных путей к отступлению тут должно быть не менее десятка — по одному на каждого «столпа веры».
— А знаете, наш настоятель еще не совсем помер! — вдруг заявил Штырь, обшаривая лежащее в луже крови тело священника. — Сейчас мы его напоим экстрактом здравницы и слегка оживим. А ну-ка, откроем наш ротик. Ах, ты не хочешь? Так я тебе, осел упрямый, сейчас зубы кинжалом разожму!
Андарион и в самом деле был еще жив, хотя и потерял сознание от сильной кровопотери. Он откашлялся и, увидев меня, слабо прохрипел:
— Вы убили его?
— Нет, не успели, к огромному сожалению.
— Это нужно сделать, потому что за ним стоит Тьма.
— Как нам отсюда выбраться? В храме есть потайной ход?
— Здесь их даже два. Один из них — в алькове, про него знает Чарнок. Про другой, за алтарем в Притворе, знаю только я. Я покажу, только осторожнее меня несите. А то вдруг не донесете…
Скрытую панель альковного хода мы открыли настежь для отвлечения вражеского внимания. Когда мы зашли в Притвор, Андарион попросил закрыть дверь и прикоснулся к ней. Снаружи отчетливо щелкнул замок-сердце. Но как возможно без применения магии закрыть замок с этой стороны?!
— Чудо. Обыкновенное чудо, — ответил на мой немой вопрос Андарион. — Надо просто верить в чудо, и тогда оно случится. Таким же образом закроется замок на тайной двери. Теперь положите меня на алтарь. Я хочу уйти с лучом солнца, держа Ее за руку. Райен, останьтесь ненадолго.
Этот миг запомнится мне навсегда. Я стою у золотого алтаря, на который падают солнечные лучи. Настоятель Андарион сжимает мою руку. С его губ срываются слабые, но звонкие слова, я знаю, что он из последних сил пытается посеять целительные семена веры в моем иссушенном и измученном сердце. И я не противлюсь этому. Сегодня я видел немало необъяснимых, воистину чудесных вещей. Я искренне хочу в них верить. Потому что даже самый закоренелый циник и прагматик в глубине души остается ребенком, верящим, что мир полон чудес и что сам он — часть этого чудесного мира.
— Помнишь, как в камере пыток ты со страха выложил про все свои детские шалости в отношении Храма?
— Да, конечно. Мне тогда стало немножко стыдно за свои поступки.
— Но именно в тот момент покаяния ты был искренен. Хорошо, когда есть в чем каяться. Я тоже открою тебе свою маленькую тайну, в сравнении с которой меркнут все твои проделки. Когда мне было семь или восемь лет, накануне Дня Света и торжественной процессии Храма меня в наказание за какую-то мелкую шалость отправили в прачечную простирывать убранство для всего выхода. Я недолго думая решил в отместку основательно напакостить и обсыпал свежевыстиранное белье порошком магнезии. То-то было потехи, когда под жаркими солнечными лучами на глазах у всего честного народа дородные бородатые попы принялись ожесточенно чесаться, как блохастые обезьяны, а потом и вовсе посбрасывали и накидки, и рясы, и даже исподнее. Какая живописная была картина — более двух сотен священников в тиарах, с хоругвями, с кадилами, и все — в чем мать родила. Никто так и не догадался, чьих это рук дело…
— Да и кто бы мог подумать…
— Все мы люди, и все мы грешили. И я — не менее, чем ты. Но только тот встает на путь Света, кто признается в своих грехах, очистится от скверны и впредь никогда не повторит былых ошибок.
— Если бы все было так просто…
— Это проще, чем ты думаешь. Я знаю, твое сердце наполнено сомнениями. Но помни, сомнения — это главное оружие Тьмы. Не поддавайся ей. Найди Мессию, Райен. Следуй путем Лусани. Я верю — она идет к Свету, к Ней. Ты видел Ее?
— Да.
— Она идет по первому солнечному лучу. Она — это суть Света, которую нам, смертным, не дано разглядеть и тем более понять. Но мы верим в Нее, и этого права у нас не отнять. И ты должен верить, несмотря на ту искаженную правду, что тебе нашептывает Тьма, потому что только с верой в сердце ты найдешь свой путь.
— Я верю в Нее.
— Вот и славно. Но, пройдя свой путь до конца и встретившись с Ней, ты будешь уже другим человеком. И тогда ты должен вспомнить себя таким, каким ты был раньше. А еще ты должен оглянуться назад, чтобы увидеть нас — всех тех, кто когда-то шел за тобой… и верил в тебя.
— Как это?
— Поймешь… потом. Сейчас возьми мои четки и передай их первому же священнику, которого ты повстречаешь. Можешь даже ничего не говорить при этом — настоящий служитель Света все поймет и без слов. А теперь иди — стоять у изголовья уходящего в мир иной вредно для тех, кто туда пока не собирается. Прощай…
Потайная дверь Златого Притвора медленно затворилась за мной, сам собой закрылся «сердечный» замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139