И вот что я вам скажу. Я собственными глазами видел этот караван, мчащийся к побережью, сметавший все и вся на своем пути. Знаете, что там было, искатель возвышенных идей? Золото! Да-да, обыкновенное золото. Вы спросите, откуда я это знаю? Одна из тех повозок не доехала Даже до Эштры — ее бросили прямо на дороге. Так за нее случилась натуральная битва — вокруг валялось не меньше сотни голодранцев из числа дезертиров, мародеров и прочей швали, которая из-за монетки перережет горло своему же собрату. Тогда в Эштре ходили слухи, что новый городской голова самолично возглавлял победившую партию, а в этом году похожая история утверждала, что означенный головастый прохиндей попросту купил себе должность за имперское золото.
— Ну не ради же золота имперцы затеяли всю эту суету! — взвился обиженный Лорриниан, но придумать что-либо в опровержение не смог и надулся. Зато история с разграбленной повозкой вдохновила его на сочинение новой песни об имперском золоте, несущем смерть его обладателям.
Я и сам понимал, что не в этом дело: вспомнился «забытый» алтарь в Лусаре. Скорее всего золото было лишь прикрытием, но для чего?
Пока я и Миррон хлебали остывшую уху, уже позавтракавшие Таниус и Штырь рассказывали возбужденному Лорриниану о последних событиях в Эштре. Миррон, как услышал про имперский флаг над ратушей, аж ложку выронил и поперхнулся — мне пришлось долго бить его по спине. У бедняги чуть ли не припадок от радости случился.
— Значит, эштринский голова сбежал вместе с наемниками! — усмехнулся Лорриниан, довольно прищелкнув пальцами: у новой песни появилось неожиданное продолжение. — А я видел, как они по дороге проскакали. Пара сотен клинков, не меньше. Сейчас они, наверное, уже гуляют в кабаках Травинкалиса, пропивают бандитские денежки.
— А не проезжала ли здесь годом ранее девочка четырнадцати лет, с двумя спутниками — монахом и наемником. Вы должны были заметить эту странную компанию — отсюда дорога видна как на ладони.
— Ой, ну мало ли кто здесь проезжает! Я что, всех помнить обязан? А по ночам, кстати, дорога не видна, да и я сплю. Вот, кстати, как раз прошлым летом мне такой сон жуткий приснился — как будто по дороге едет само воплощенное Зло на огромном коне-ночи, а в глазах у коня звезды горят. Проснулся со страха, оказалось — весь сырой, словно в речке искупался. Я даже по этому случаю песню попытался сочинить, но одумался вовремя — я ж человек впечатлительный, а вдруг мне этот сон опять приснится.
— Нам нужно попасть в Травинкалис, — сказал я и посмотрел поочередно на Лорриниана и Миррона.
Поэт-песенник только пожал плечами и вяло махнул рукой, как бы говоря: кто ж вам мешает, дорога — там, вот и поезжайте по ней. Сержант, закончив с ухой, неторопливо облизал ложку, засунул ее в сапог, расправил усы, встал, потянулся и, наконец, «родил» ответ:
— С тех пор, как проклятое солнышко появилось, в город никого чужого не пускают. Я, конечно, могу и так вас туда провести, скрытыми ходами, но за мою голову объявлена большая награда, а ваш необычный вид обязательно заинтересует патрули на городских улицах. Вам действительно нужно быть там?
— Кажется, у нас другого пути нет. Нам не просто нужно попасть в город, но и побыть там некоторое время, завербовать осведомителей, опросить свидетелей…
— Валиен! Ты вообще соображаешь, что говоришь? Травинкалис на военном положении! Там сейчас хозяйничает Контрразведка Коалиции — это такие крутые ребята, что даже я стараюсь не заигрывать с ними! Не пройдет и нескольких часов, как вас выследят, задержат, допросят, запытают и вынесут «справедливый» приговор.
— Меня они и так уже приговорили, причем — заочно. Слыхал когда-нибудь о Высшем Приказе Контрразведки?
— Тебя упомянули в Высшем Приказе?! Невероятно!!! Что ж ты такое сотворил, что заделался главным врагом Коалиции?
— Я и сам бы это хотел понять. Но это может быть связано только с сыскной работой. Иногда мои клиенты скрывают не только свое имя, но даже и лицо, так что порой я и сам не знаю, на кого работаю. Может, я таким образом посодействовал пропаже секретных документов у наивысшего босса Контрразведки? А вдруг я раскрыл любовные похождения инкогнито самого данийского Регулатора?
— В любом случае я тебе не завидую и соваться в Травинату настоятельно не советую — слежка там повсюду, и тебя Может кто-нибудь опознать.
— Миррон, кого ты учишь! Я все ж таки десятый год в сыскном котле варюсь — кое-что знаю, замечаю и понимаю. Травинкалис — город большой и людный, а со времени моего последнего рейда по тамошним кабакам миновало уже полтора десятка лет. Кроме того, если даже ты узнал меня с большим трудом, то там мою неприметную мордашку вряд ли кто вспомнит. Поэтому, если я не буду орать свое имя на каждом углу, все пройдет как по маслу. Кроме того, у нас действительно нет другого пути. Огненное Око горит в небесах, Тьма рвется из Бездны, и Конец Света не кажется таким уж нереальным событием. А я впутался в это дело накрепко. Все нити следствия, которое я веду и от решения которого зависит судьба мира, направлены в этот злосчастный город.
— Кажется, теперь я понял. Я рад за тебя, Валиен, — ты готов рискнуть своей жизнью, чтобы спасти человечество и осуществить великую идею! Все мои силы — к твоим услугам!
Ну зачем же так-то передергивать! Я совсем не горю желанием положить живот за какую-либо идею, тем более за ту, которой у меня и нет. Но все равно спасибо за помощь — без тебя, Миррон, мы там и шагу не сделаем.
— А как же он? — кивнул я в сторону Лорриниана. — Он с нами не поедет?
— А на кой он нам? — искренне удивился сержант. — Он свое отвоевал, пусть хоть теперь поживет, как сам хочет.
Лорриниан не возражал, бренча гитарой и что-то напевая себе под нос. Лишь когда мы отъезжали, он вдруг встрепенулся, вскочил и закричал:
— Когда будете возвращаться из своей экспедиции, обязательно заезжайте ко мне! Я про вас такую песнь сложу — через века пронесет ваши великие деяния! Прощайте, славные герои!
— Так кто из вас двоих рыбу ловил да уху варил? — спросил я Миррона, когда терновник скрылся из виду.
— Я, конечно! Разве от этого хлыща может быть какая-то польза? Правда, поет здорово, шельмец, — прямо за душу берет! В этом мире — каждому свое. Ему — бренчать на гитаре, мне — мечом о вражьи латы. Тебе — вести следствие, а им (он показал на Таниуса и Штыря) — тебя, чтоб с пути не сбился.
Как все просто, оказывается. Может быть, зря я копаюсь в глубинах подсознания. Может быть, решение настолько элементарно, что я постоянно прохожу мимо него. Увы, даже сейчас, изменив подход к делу, я не могу ничего понять. Кто там говорил, что у меня мозг закручен в другую сторону? Ах да, это я сам себе сказал в Лусаре… Но я же при этом не уточнял — хорошо это или плохо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
— Ну не ради же золота имперцы затеяли всю эту суету! — взвился обиженный Лорриниан, но придумать что-либо в опровержение не смог и надулся. Зато история с разграбленной повозкой вдохновила его на сочинение новой песни об имперском золоте, несущем смерть его обладателям.
Я и сам понимал, что не в этом дело: вспомнился «забытый» алтарь в Лусаре. Скорее всего золото было лишь прикрытием, но для чего?
Пока я и Миррон хлебали остывшую уху, уже позавтракавшие Таниус и Штырь рассказывали возбужденному Лорриниану о последних событиях в Эштре. Миррон, как услышал про имперский флаг над ратушей, аж ложку выронил и поперхнулся — мне пришлось долго бить его по спине. У бедняги чуть ли не припадок от радости случился.
— Значит, эштринский голова сбежал вместе с наемниками! — усмехнулся Лорриниан, довольно прищелкнув пальцами: у новой песни появилось неожиданное продолжение. — А я видел, как они по дороге проскакали. Пара сотен клинков, не меньше. Сейчас они, наверное, уже гуляют в кабаках Травинкалиса, пропивают бандитские денежки.
— А не проезжала ли здесь годом ранее девочка четырнадцати лет, с двумя спутниками — монахом и наемником. Вы должны были заметить эту странную компанию — отсюда дорога видна как на ладони.
— Ой, ну мало ли кто здесь проезжает! Я что, всех помнить обязан? А по ночам, кстати, дорога не видна, да и я сплю. Вот, кстати, как раз прошлым летом мне такой сон жуткий приснился — как будто по дороге едет само воплощенное Зло на огромном коне-ночи, а в глазах у коня звезды горят. Проснулся со страха, оказалось — весь сырой, словно в речке искупался. Я даже по этому случаю песню попытался сочинить, но одумался вовремя — я ж человек впечатлительный, а вдруг мне этот сон опять приснится.
— Нам нужно попасть в Травинкалис, — сказал я и посмотрел поочередно на Лорриниана и Миррона.
Поэт-песенник только пожал плечами и вяло махнул рукой, как бы говоря: кто ж вам мешает, дорога — там, вот и поезжайте по ней. Сержант, закончив с ухой, неторопливо облизал ложку, засунул ее в сапог, расправил усы, встал, потянулся и, наконец, «родил» ответ:
— С тех пор, как проклятое солнышко появилось, в город никого чужого не пускают. Я, конечно, могу и так вас туда провести, скрытыми ходами, но за мою голову объявлена большая награда, а ваш необычный вид обязательно заинтересует патрули на городских улицах. Вам действительно нужно быть там?
— Кажется, у нас другого пути нет. Нам не просто нужно попасть в город, но и побыть там некоторое время, завербовать осведомителей, опросить свидетелей…
— Валиен! Ты вообще соображаешь, что говоришь? Травинкалис на военном положении! Там сейчас хозяйничает Контрразведка Коалиции — это такие крутые ребята, что даже я стараюсь не заигрывать с ними! Не пройдет и нескольких часов, как вас выследят, задержат, допросят, запытают и вынесут «справедливый» приговор.
— Меня они и так уже приговорили, причем — заочно. Слыхал когда-нибудь о Высшем Приказе Контрразведки?
— Тебя упомянули в Высшем Приказе?! Невероятно!!! Что ж ты такое сотворил, что заделался главным врагом Коалиции?
— Я и сам бы это хотел понять. Но это может быть связано только с сыскной работой. Иногда мои клиенты скрывают не только свое имя, но даже и лицо, так что порой я и сам не знаю, на кого работаю. Может, я таким образом посодействовал пропаже секретных документов у наивысшего босса Контрразведки? А вдруг я раскрыл любовные похождения инкогнито самого данийского Регулатора?
— В любом случае я тебе не завидую и соваться в Травинату настоятельно не советую — слежка там повсюду, и тебя Может кто-нибудь опознать.
— Миррон, кого ты учишь! Я все ж таки десятый год в сыскном котле варюсь — кое-что знаю, замечаю и понимаю. Травинкалис — город большой и людный, а со времени моего последнего рейда по тамошним кабакам миновало уже полтора десятка лет. Кроме того, если даже ты узнал меня с большим трудом, то там мою неприметную мордашку вряд ли кто вспомнит. Поэтому, если я не буду орать свое имя на каждом углу, все пройдет как по маслу. Кроме того, у нас действительно нет другого пути. Огненное Око горит в небесах, Тьма рвется из Бездны, и Конец Света не кажется таким уж нереальным событием. А я впутался в это дело накрепко. Все нити следствия, которое я веду и от решения которого зависит судьба мира, направлены в этот злосчастный город.
— Кажется, теперь я понял. Я рад за тебя, Валиен, — ты готов рискнуть своей жизнью, чтобы спасти человечество и осуществить великую идею! Все мои силы — к твоим услугам!
Ну зачем же так-то передергивать! Я совсем не горю желанием положить живот за какую-либо идею, тем более за ту, которой у меня и нет. Но все равно спасибо за помощь — без тебя, Миррон, мы там и шагу не сделаем.
— А как же он? — кивнул я в сторону Лорриниана. — Он с нами не поедет?
— А на кой он нам? — искренне удивился сержант. — Он свое отвоевал, пусть хоть теперь поживет, как сам хочет.
Лорриниан не возражал, бренча гитарой и что-то напевая себе под нос. Лишь когда мы отъезжали, он вдруг встрепенулся, вскочил и закричал:
— Когда будете возвращаться из своей экспедиции, обязательно заезжайте ко мне! Я про вас такую песнь сложу — через века пронесет ваши великие деяния! Прощайте, славные герои!
— Так кто из вас двоих рыбу ловил да уху варил? — спросил я Миррона, когда терновник скрылся из виду.
— Я, конечно! Разве от этого хлыща может быть какая-то польза? Правда, поет здорово, шельмец, — прямо за душу берет! В этом мире — каждому свое. Ему — бренчать на гитаре, мне — мечом о вражьи латы. Тебе — вести следствие, а им (он показал на Таниуса и Штыря) — тебя, чтоб с пути не сбился.
Как все просто, оказывается. Может быть, зря я копаюсь в глубинах подсознания. Может быть, решение настолько элементарно, что я постоянно прохожу мимо него. Увы, даже сейчас, изменив подход к делу, я не могу ничего понять. Кто там говорил, что у меня мозг закручен в другую сторону? Ах да, это я сам себе сказал в Лусаре… Но я же при этом не уточнял — хорошо это или плохо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139