Удивленный, Калликст после недолгого колебания подчинился и принялся оттирать от пыли и пота молочно-белую кожу хозяина. Он рассудил, что новоявленный сенатор таким способом хочет напомнить ему, что он по-прежнему остается для него в первую очередь господином.
— Чем мне особенно приятны общественные термы, так это тем, что здесь можно наглядеться... три полегче!.. в полное свое удовольствие полюбоваться множеством прекрасных созданий.
Наперекор почтенному возрасту, он не отрывал острого, смакующего подробности взгляда от нагих женских тел. И, ухмыльнувшись, добавил:
— Вот, стало быть, почему я предпочитаю термы Аргиппы, Тита или Траяна тем, что имеются в моих поместьях. Там уж меня ничто не ждет, кроме расплывшегося силуэта моей дражайшей Корнелии... Ну, клянусь Кибелой, ты же с меня шкуру сдираешь!
— Однако же, господин, — отозвался Калликст, умышленно пренебрегая протестами своего хозяина, — помнится, я что-то слышал об указе императора Адриана...
Карпофор аж покатился со смеху:
— Да, знаю! Была несуразная идея назначить женщинам и мужчинам разное время, чтобы они посещали термы врозь. Но, как видишь, между тем, чтобы издать закон, и применением его в действительности целая пропасть. Ну, довольно! А то я начинаю походить на переваренного краба.
Протолкавшись сквозь толпу обнаженных тел, ростовщик по ступенькам спустился в бассейн. Постепенно погружался все глубже, пока прохладная вода не достигла бедер, потом плюхнулся в нее и принялся плавать, бурно колотя руками, чтобы скорее приноровиться к разнице температур. Фракиец устремился в воду одним прыжком и за несколько гребков догнал его.
После того как они проплыли бассейн из конца в конец, Карпофор остановился и изловчился перевернуться па спину. Калликст не мог втайне не усмехнуться при виде этого шарообразного пуза, дрейфующего по поверхности воды. Сопя и отдуваясь, его господин спросил:
— Скажи-ка, у тебя нет желания возвратить себе свободу?
Сначала фракийцу показалось, что он ослышался. Но Карпофор настойчиво повторил свой вопрос.
— Я не понимаю...
— Ты знаешь, что хозяин может предложить рабу заплатить выкуп за свою свободу?
— Разумеется, но...
— Размер выкупа может изменяться в зависимости от ценности раба и, само собой, от прихоти господина.
Тыльной стороной ладони Карпофор утер губы, на которых поблескивали капли влаги.
— Итак, — с вопиющим самодовольством вопросил он, — мое предложение тебя заинтересовало?
Совершенно оглушенный, Калликст насилу смог кивнуть.
— И я не собираюсь проявлять излишнюю суровость. Помнишь, сколько я за тебя выложил? Тысячу денариев. Как подумаешь, безумие. Но, по-видимому, у Аполлония не было причин жаловаться на тебя. Что до меня, я должен признать, что весьма доволен твоей работой, если не считать этой вашей распри с Елеазаром. Как бы там ни было, мне думается, что если бы у тебя был... — он замялся, похоже, искал нужное слово, — скажем, свой особый интерес, ты стал бы еще расторопнее. Ты понимаешь ход моих мыслей?
— Думаю, что да.
— Я предлагаю следующее: за двадцать тысяч денариев ты можешь стать свободным человеком!
Двадцать тысяч! Вот она где, ловушка.
— Но всей моей жизни не хватит, чтобы собрать подобную сумму.
Карпофор загадочно усмехнулся:
— Как считаешь, ты бы справился с управлением моей казной? Я могу доверить ее только человеку безукоризненно надежному и дельному. Ты же умеешь быть таким, но только если тебе придется печься о возвращении своей свободы, у меня будет гарантия, что ты не используешь столь обширные возможности, чтобы... подбрасывать деньжат приятелям из общины Орфея!
Стало быть, ему тогда не удалось одурачить своего господина? Он повторил с наигранным недоумением:
— Приятелям из общины Орфея?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую. Мне запомнился один доходный дом на берегу Тибра, его владельцем был некий Фуск.
— Так ты все знал?
— Естественно. Как ты мог воображать, что я за все это время так и не проведал о твоих верованиях? Ты не носишь шерстяной одежды, отказываешься от мяса — ясно, что ты последователь Орфея. И потом, ты, кажется, забыл, как быстро в Риме распространяются слухи. А у твоего хозяина на каждой улочке имеются свои глаза и уши. Однако давай вылезать из этой ледяной воды, а то меня, чего доброго, удар хватит...
Совершенно сбитый с толку, Калликст даже не сразу откликнулся. Потом, в свой черед выбираясь из воды, он задрапировал своего господина в купальный халат, который тот ему протянул, и принялся энергично растирать его жирное тело.
— Почему же ты не наказал меня?
— Согласись, было бы довольно прискорбно, если бы я распорядился, чтобы тебя бросили на съедение зверям. Твои мистические наклонности обошлись мне в пятьсот тысяч сестерциев. Но за три года ты принес мне доход, в несколько раз превышающий эту сумму. Насчет твоей связи с Маллией то же самое: раздобудет ли моя милейшая племянница жеребца-производителя среди моих рабов или среди преторианцев, какая разница?
Фракиец не мог не признаться себе, что этот человек решительно не перестает его изумлять.
Чтобы не утратить самообладания, он принялся усердно растирать свои собственные конечности и, ни слова не говоря, последовал за своим хозяином, который направился в массажный зал. Но как только Карпофор растянулся на столе, застеленном овечьей шкурой, и тело его умастили благовонным маслом, он тотчас заговорил снова о том же:
— Вот что я тебе предлагаю: поскольку весьма вероятно, что меня, как сказал Дидий Юлиан, назначат префектом анноны, надобно приготовиться к тому, что я уже никоим образом не смогу уделять собственным делам столько времени, как прежде. Тогда, стало быть, ты примешь руководство моими финансами на себя, а я тебе выделю одну сотую долю барыша, который ты будешь извлекать.
— Одну сотую? — запротестовал Калликст. — Но это же мизерно. Мне нужно, по меньшей мере, пять сотых!
Любопытно, что Карпофор, похоже, предвидел такой ответ, поскольку столь же быстро отозвался:
— Две сотых.
Фракиец помедлил, сперва в свой черед улегся на соседний стол, и только потом сказал твердо:
— Господин, не забывай, что торговому делу меня обучал не кто иной, как ты. Причем ты не раз повторял, что я самый блестящий твой ученик. Поэтому давай избавим друг друга от напрасных препирательств. Мне нужно накопить двадцать тысяч денариев. Четыре сотых — больше я не уступлю!
— Если так, остановимся на трех с половиной и больше не будем об этом, — небрежно обронил Карпофор.
— Так и быть. Но предупреждаю: я сумею найти способ, чтобы «кругленькая сумма» появилась у меня побыстрее.
Будущий сенатор приподнялся на локте, по-видимому, готовый вспылить, но вместо этого чистосердечно расхохотался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Чем мне особенно приятны общественные термы, так это тем, что здесь можно наглядеться... три полегче!.. в полное свое удовольствие полюбоваться множеством прекрасных созданий.
Наперекор почтенному возрасту, он не отрывал острого, смакующего подробности взгляда от нагих женских тел. И, ухмыльнувшись, добавил:
— Вот, стало быть, почему я предпочитаю термы Аргиппы, Тита или Траяна тем, что имеются в моих поместьях. Там уж меня ничто не ждет, кроме расплывшегося силуэта моей дражайшей Корнелии... Ну, клянусь Кибелой, ты же с меня шкуру сдираешь!
— Однако же, господин, — отозвался Калликст, умышленно пренебрегая протестами своего хозяина, — помнится, я что-то слышал об указе императора Адриана...
Карпофор аж покатился со смеху:
— Да, знаю! Была несуразная идея назначить женщинам и мужчинам разное время, чтобы они посещали термы врозь. Но, как видишь, между тем, чтобы издать закон, и применением его в действительности целая пропасть. Ну, довольно! А то я начинаю походить на переваренного краба.
Протолкавшись сквозь толпу обнаженных тел, ростовщик по ступенькам спустился в бассейн. Постепенно погружался все глубже, пока прохладная вода не достигла бедер, потом плюхнулся в нее и принялся плавать, бурно колотя руками, чтобы скорее приноровиться к разнице температур. Фракиец устремился в воду одним прыжком и за несколько гребков догнал его.
После того как они проплыли бассейн из конца в конец, Карпофор остановился и изловчился перевернуться па спину. Калликст не мог втайне не усмехнуться при виде этого шарообразного пуза, дрейфующего по поверхности воды. Сопя и отдуваясь, его господин спросил:
— Скажи-ка, у тебя нет желания возвратить себе свободу?
Сначала фракийцу показалось, что он ослышался. Но Карпофор настойчиво повторил свой вопрос.
— Я не понимаю...
— Ты знаешь, что хозяин может предложить рабу заплатить выкуп за свою свободу?
— Разумеется, но...
— Размер выкупа может изменяться в зависимости от ценности раба и, само собой, от прихоти господина.
Тыльной стороной ладони Карпофор утер губы, на которых поблескивали капли влаги.
— Итак, — с вопиющим самодовольством вопросил он, — мое предложение тебя заинтересовало?
Совершенно оглушенный, Калликст насилу смог кивнуть.
— И я не собираюсь проявлять излишнюю суровость. Помнишь, сколько я за тебя выложил? Тысячу денариев. Как подумаешь, безумие. Но, по-видимому, у Аполлония не было причин жаловаться на тебя. Что до меня, я должен признать, что весьма доволен твоей работой, если не считать этой вашей распри с Елеазаром. Как бы там ни было, мне думается, что если бы у тебя был... — он замялся, похоже, искал нужное слово, — скажем, свой особый интерес, ты стал бы еще расторопнее. Ты понимаешь ход моих мыслей?
— Думаю, что да.
— Я предлагаю следующее: за двадцать тысяч денариев ты можешь стать свободным человеком!
Двадцать тысяч! Вот она где, ловушка.
— Но всей моей жизни не хватит, чтобы собрать подобную сумму.
Карпофор загадочно усмехнулся:
— Как считаешь, ты бы справился с управлением моей казной? Я могу доверить ее только человеку безукоризненно надежному и дельному. Ты же умеешь быть таким, но только если тебе придется печься о возвращении своей свободы, у меня будет гарантия, что ты не используешь столь обширные возможности, чтобы... подбрасывать деньжат приятелям из общины Орфея!
Стало быть, ему тогда не удалось одурачить своего господина? Он повторил с наигранным недоумением:
— Приятелям из общины Орфея?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую. Мне запомнился один доходный дом на берегу Тибра, его владельцем был некий Фуск.
— Так ты все знал?
— Естественно. Как ты мог воображать, что я за все это время так и не проведал о твоих верованиях? Ты не носишь шерстяной одежды, отказываешься от мяса — ясно, что ты последователь Орфея. И потом, ты, кажется, забыл, как быстро в Риме распространяются слухи. А у твоего хозяина на каждой улочке имеются свои глаза и уши. Однако давай вылезать из этой ледяной воды, а то меня, чего доброго, удар хватит...
Совершенно сбитый с толку, Калликст даже не сразу откликнулся. Потом, в свой черед выбираясь из воды, он задрапировал своего господина в купальный халат, который тот ему протянул, и принялся энергично растирать его жирное тело.
— Почему же ты не наказал меня?
— Согласись, было бы довольно прискорбно, если бы я распорядился, чтобы тебя бросили на съедение зверям. Твои мистические наклонности обошлись мне в пятьсот тысяч сестерциев. Но за три года ты принес мне доход, в несколько раз превышающий эту сумму. Насчет твоей связи с Маллией то же самое: раздобудет ли моя милейшая племянница жеребца-производителя среди моих рабов или среди преторианцев, какая разница?
Фракиец не мог не признаться себе, что этот человек решительно не перестает его изумлять.
Чтобы не утратить самообладания, он принялся усердно растирать свои собственные конечности и, ни слова не говоря, последовал за своим хозяином, который направился в массажный зал. Но как только Карпофор растянулся на столе, застеленном овечьей шкурой, и тело его умастили благовонным маслом, он тотчас заговорил снова о том же:
— Вот что я тебе предлагаю: поскольку весьма вероятно, что меня, как сказал Дидий Юлиан, назначат префектом анноны, надобно приготовиться к тому, что я уже никоим образом не смогу уделять собственным делам столько времени, как прежде. Тогда, стало быть, ты примешь руководство моими финансами на себя, а я тебе выделю одну сотую долю барыша, который ты будешь извлекать.
— Одну сотую? — запротестовал Калликст. — Но это же мизерно. Мне нужно, по меньшей мере, пять сотых!
Любопытно, что Карпофор, похоже, предвидел такой ответ, поскольку столь же быстро отозвался:
— Две сотых.
Фракиец помедлил, сперва в свой черед улегся на соседний стол, и только потом сказал твердо:
— Господин, не забывай, что торговому делу меня обучал не кто иной, как ты. Причем ты не раз повторял, что я самый блестящий твой ученик. Поэтому давай избавим друг друга от напрасных препирательств. Мне нужно накопить двадцать тысяч денариев. Четыре сотых — больше я не уступлю!
— Если так, остановимся на трех с половиной и больше не будем об этом, — небрежно обронил Карпофор.
— Так и быть. Но предупреждаю: я сумею найти способ, чтобы «кругленькая сумма» появилась у меня побыстрее.
Будущий сенатор приподнялся на локте, по-видимому, готовый вспылить, но вместо этого чистосердечно расхохотался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136