ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Мы
ведь были фраера, т.е. "черти", а они "люди" - так называют себя
воры. А человек - это звучит гордо... И вот теперь такое позори-
ще, такой удар по воровскому самолюбию.
Впрочем, Петька Якир объяснил нам, что в "законе", а по дру-
гому сказать, в воровском кодексе чести, появилось много послаб-
лений - в прямой связи с ужесточением режима в тюрьмах и лагерях.
Например: пайка это святое, ее нельзя отобрать даже у фраера - но
ради спасения жизни можно. "Ради спасения жизни" можно искать за-
щиты и у вертухаев. Разве непохоже это на бюрократическое "в по-
рядке исключения", позволявшее советским боссам хватать без оче-
реди машины, квартиры и дачи?..
История с Женькой Кравцовым имела свое продолжение.
Месяца через два на Красной Пресне - в тюрьме-пересылке -
рыжий снова встретился с Юликом: их привезли туда почти одновре-
менно. И все шансы были на то, что попадут они в одну камеру. На
тюремном дворе обе партии держали порознь. Женька бесновался,
выкрикивал угрозы: сейчас он очкастому шнифты выколет, пасть пор-

- 112 -

вет, задавит на хуй!.. И ведь сделал бы: в его компании было пол-
но блатарей. Убить, скорей всего, не убили бы, но избили б до по-
лусмерти. По счастью, их развели по разным камерам.
Расправы над рыжим я не стыжусь, он был редкостный гад. Но
мы, неся свою полицейскую службу, избили еще одного нарушителя -
опять же за украденную - и опять же не у нас - пайку. Этот был не
блатной - просто оголодавший вояка.
Разумеется, воровать пайки нехорошо. Но не очень хорошо,
когда трое сытых парней бьют голодного, не смеющего сопротивлять-
ся человека. Я писал раньше, что тюрьма учит терпимости. Теперь
добавлю: но и жестокости тоже. Если завели порядок, приходится
его поддерживать. Не очень приятно вспоминать, что именно на нас
выпала роль экзекуторов - но что было, то было. Из песни слова не
выкинешь.
Население пересыльной камеры безостановочно мигрирует - ко-
го-то увозят, кого-то привозят. Ушла от нас большая партия специ-
алистов - электрики, слесаря, радиотехники. С ними увезли и Мишку
Левина - потом выяснилось, что недалеко, в подмосковную шарагу.
Ту самую спецлабораторию, которую Солженицын описал в "Круге пер-
вом".
А появился в камере загадочный молчаливый человек в полной
форме американского солдата - только что без знаков различия.
Держался особняком, в разговоры ни с кем не вступал. Так мы и не
узнали о нем ничего, кроме странной фамилии - Скарбек.
Но месяца через два Юлик Дунский попал со Скарбеком в один
этап, они вместе приехали в лагерь - под Фатежем, в Курской об-
ласти. Скарбек долго присматривался к окружающим и наконец оста-
новил свой выбор на Юлике. Походил, походил вокруг него - и

- 113 -

раскололся. Вот что он рассказал.
Он, Скарбек Сигизмунд Абрамович, польский еврей, работал на
советскую разведку. Много лет он прожил в Италии, был хозяином не
то лавочки, не то какой-то мастерской. Жена тоже была нашей шпи-
онкой. Подрос сын - включился в "Большую Игру" и он. Незадолго до
войны итальянцы Скарбека арестовали и посадили в тюрьму на ма-
леньком острове - вроде замка д'Иф, где сидел граф Монте-Кристо,
объяснил Сигизмунд Абрамович.
Жена в пироге - классический способ, если верить старым ро-
манам, - передала ему записку: "Скоро тебя освободят. Сталин ска-
зал: "Такие люди, как Скарбек, не должны сидеть". Но время шло, а
Скарбека не освобождали.
На волю он вышел при очень неожиданных обстоятельствах -
когда открылся второй фронт. Американцы, высадившись на юге Ита-
лии, стали на радостях освобождать заключенных. Дошла очередь и
до узников "замка д'Иф". В бумагах янки не любили копаться: прос-
то расспрашивали, кто за что сидит. Скарбек не стал хвастать сво-
ими шпионскими заслугами; соврал, будто сидит за убийство жены.
Его выпустили, и он тут же связался с советским офицером связи:
были такие при американских частях.
Сигизмунда Абрамовича срочно отправили в Москву, подержали
сколько-то времени на Лубянке и дали срок - кажется, не очень
большой. И вот теперь он решил написать письмо Ворошилову, чтобы
тот разобрался в его деле, наказал следователей и велел выпустить
Скарбека. За годы, проведенные в Италии - почти вся жизнь - Си-
гизмунд Абрамович подзабыл русский язык. Говорить мог, а писать
затруднялся. Поэтому-то ему и пришлось волей-неволей обратиться
за помощью к Юлику.

- 114 -

Тот послушно изложил на бумаге просьбу Скарбека - пересмот-
реть дело. Но когда дошло до заключительной части: "А пока, до
освобождения, прошу Вас т.Ворошилов, прислать мне две банки
мясных консервов, две банки сгущенного молока и три метра ткани
на портянки" - Юлик усомнился:
- Сигизмунд Абрамович, может быть, не стоит? Ну не станет
Ворошилов бегать по магазинам, искать Скарбеку портянки.
- Вы не понимаете, Юлий. Ворошилов знает, что я сделал поль-
зы больше, чем три дивизии Красной Армии... Пишите, пишите!
Юлик написал. Посылку Ворошилов не прислал и вообще не отве-
тил - но много лет спустя из книги Евгения Воробьева "Земля, до
востребования" (о героическом разведчике Маневиче, заграничном
шефе Скарбека) мы узнали, что Сигизмунд Абрамович освободился и
живет в Москве. Подумали: не повидаться ли? Но решили, что не
стоит - все-таки очень чужой был человек.
Время от времени в нашу камеру попадал кто-то прямо после
суда. К таким сразу кидались, выспрашивали новости: что там на
фронте? Что вообще слыхать? Шел май 1945-го, ясно было, что война
вот-вот кончится. Всей камерой обсуждали настойчивый слух: Сталин
сказал, вот окончится война и будет амнистия, которая удивит мир.
Слух этот сбылся и амнистия сорок пятого года действительно
удивила мир: уголовников повыпускали, пятьдесят восьмую оставили
в лагерях. Между прочим, эта параша широко ходила по лагерям,
каждый год возникая в той же редакции: Сталин сказал... удивит
мир... И точно: следующая, так называемая бериевская, амнистия -
уже после смерти Иосифа Виссарионовича - опять удивила, освободи-
ла одно ворье.
9-го мая привезли двоих с заседания трибунала. Прямо с поро-

- 115 -

га они заорали:
- Война кончилась!!!
А вечером был салют Победы. В зарешеченные окна, над наморд-
никами, виделось небо; видно было, как взлетают в него огни салю-
та. С улицы до нас доносилось приглушенное толстыми бутырскими
стенами ура. Вся камера подхватила его. Вместе со всеми радостно
орала и наша антисоветская террористическая группа. В грядущую
амнистию, честно говоря, мы не верили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120