— Правильно, а танки никуда не денутся, артиллеристы успеют поджечь,—комментирует кто-то рядом.
Один из танков на левом фланге подпрыгивает, из-под гусеницы вырывается яркое пламя.
— Эхма! На мину наскочил! Это Ракий Юсупович Назыров посадил их на рассвете штук двадцать.
Между тем танки ползут торопливо, на ходу принюхиваясь стволами пушек. Похоже,намерены обойти позицию батальона с флангов. Свою догадку Тухта Азимов высказывает вслух. Но у командира батареи Северина уже созрело решение:
— Выкатить орудия На прямую наводку!
Эта контратака, пожалуй, будет настырней прежних. И, по всему видать, бой придется продолжать в окружении. Азимов замечает, как пехотинцы перемещаются назад по ходу сообщения.
— Стой! — машет клинком в сторону неприятеля гвардии подполковник Кульчицкий.
Какое-то время стрелки еще в замешательстве, потом волной возвращаются на свои места. Из ровика стремительно вырывается Антон Ковальчук, помощник начальника штаба артполка по разведке, и бежит вперед за своим командиром: то ли хочет сдержать его пыл, то ли сам намерен возглавить один из стрелковых взводов.
— Вот это да!.. Артиллерийские командиры ведут в атаку пехотинцев... Такое и в.гражданскую наблюдать не приходилось,—-.приземистый красноармеец с орденом Красного Знамени первого образца прижимает к боку автомат, посылает короткие очереди.
— Как звать тебя, солдат? — интересуется подполковник Кульчицкий.— Вроде не встречались раньше.
— Бутин моя фамилия, Михаил Ефремович. Вторую войну волочу на плеч.ах.
Минут через пятнадцать бой стихает. На короткий срок. Артполк открывает огонь первым, затрудняя немцам подтягивать резервы перед новой контратакой. Тем не- менее они сосредоточиваются для очередного броска и сами начинают беспорядочный обстрел наших позиций.
Над огневой повисает удушающий дым. Когда он рассеивается, Азимов, гонимый тревожным предчувствием, мчится к первому орудию и застает у панорамы командира батареи. — Давай снаряды! — кричит Северин.
Азимов мечется, как угорелый. Орудие успевает сделать два выстрела.
— Горит!..— ликует над ухом Кашкарбаев и тут же сокрушается: — Пушку повредило.
Через минуту новое несчастье: разбито второе орудие.
А танки не останавливаются, не поворачивают вспять. Остается всего два уцелевших орудия. Но выстоять надо! Перестанут греметь пушки — не удержать рубеж пехотинцам.
— С места не сходить! Огонь!..
Пляшут огненные вспышки. Азимов видит их, хотя лежит на дне ровика. Рядом с ним — командир батареи. Розовая струя на его лице пенится, будто снятое с огня земляничное варенье, медленно капает на землю. «Беда,
юрагим сезяпти — не выживет командир». Азимов поспешно расстилает плащ-палатку, укладывает на нее Северина, связывает на ногах концы брезента, медленно ползет. Добраться бы вон до той разлапистой липы, а там и спуск в балку. Туда не долетают снаряды. Ему кажется, что трава под ним начинает вянуть и желтеть от горячего пота, струящегося по спине. И во рту пересохло... Тухта останавливается перевести дух, по: ворачивается и заглядывает в лицо командиру батареи: жив ли? Северин открывает глаза, пытается приподняться.
— Где мы?
Азимов еле выдавливает из себя фразу:
— Похоже, что немцы обошли...
Он видит, как на командира наваливается жаркая истома. «Надо торопиться»,— подталкивает себя сержант и вновь, напрягая все силы, ползет по-пластунски.
Над головой шуршит снаряд. Тухта скрещивает руки на затылке, но тут же, спохватившись, склоняется над плащ-накидкой, прикрывая собой раненого.
Ничего нет на свете крепче, чем узы фронтового братства. И потому узбек Азимов так страшится потерять друга — украинца Северина.
Снаряд рвется где-то в стороне: дым и копоть режут-глаза, хотя веки и закрыты.
— Ты извини меня,— едва слышно шепчет Северин.
Обычно, когда Василий нервничал, его длинные пальцы беспрестанно теребили виски. Вот и сейчас он с трудом приподнимает руку, тянет ее к бровям.
— Посади, Тухта, на моей могиле дуб. Он живет долго! — От слов друга Азимову становится жутко:
— Товарищ гвардии старший лейтенант...— почти кричит Тухта.— Василий Игнатьевич...
На крик бежит Елена Кошубина — фельдшер дивизиона. Щупает пульс, растерянно смотрит на плачущего Азимова. Потом устало садится рядом.
— К смертям не привыкнешь. Каждая отдает болью в душе,—говорит она словно чужим, сдавленным голосом. Затем распрямляется, механически стряхивает с рукава выцветшей гимнастерки соринки.— Лопата у нас отыщется?
Азимов вытирает тыльной стороной ладони лицо. Его бьет дрожь, будто он весь день простоял на морозе.в одной гимнастерке.
- Ты думай о чем-нибудь постороннем,— советует девушка. Она подталкивает под пилотку пожелтевшие от солнца и пыли волосы, тяжело вздыхает.—Будем рыть могилу, тут и похороним гвардии старшего лейтенанта. А то, вон, видишь,, черный ворон прилетел... Небось ждет, что мы замешкаемся.
Тухта берется за лопату, но отвлечься от мрачных дум невмоготу. Сегодня он сделал для себя не одно открытие. Считал, что не справиться ему с подготовкой данных для стрельбы. Но ведь сумел. Да и цели засекал не хуже иного офицера. Всему этому его научил Северин. Одно время Тухта полагал, что ему лучше оставаться подручным во. взводе управления — кому почистить приборы, где перемотать катушку кабеля, когда обед принести. Очень уж трудной, недоступной казалась профессия артиллерийского разведчика, но не раз ловил себя на мысли доказать самому себе, что и он чего-то стоит. Северин, конечно, догадывался обо всем и как-то сказал: «Гриб асфальт поднимает, если расти захочет. От тебя все зависит...» Умел он для человека нужное слово подыскать вовремя. Участие командира батареи придало силы. Азимов теперь назначен командиром отделения разведки. «Он братом моим стал,— шепчет Тухта непослушными губами.— Напишу в Ташкент матери, пусть оплакивает своего сына. А мать Северина станет моей второй матерью».
— Пора, сержант,—прерывает его горестные раздумья Елейа Кошубина.— Могила готова...
«Откуда у нее столько сил, спокойствия?» — удивляется Азимов и хочет спросить об этом девушку, но она уже склоняется над погибшим, накрывает его плащ-палаткой.
Вдвоем они осторожно опускают тело в могилу. И вот еще один сухой и черный бугор вырос на берегу Миуса.
—«Пусть земля будет ему пухом! — Кошубина поворачивается к Азимову, торопит: — Наши отходят...
Приказ на отвод войск поступает с опозданием, и командиры батальонов не в силах навести мало-мальский порядок.
— Не паниковать! — требуют они.
Косо уткнувшись в воронку, догорает «студебеккер».
Вокруг фонтанчиками взлетает земля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78