Еще не приняв окончательного решения, майор Тымчик бросает связному:
— Вызовите старшего лейтенанта Мальцева...
Он может, конечно, вывести полк в безопасное место, и никто его за это не упрекнет. Но врагу нужен оперативный простор, он наседает, и, завладев переправой, отрежет тылы. Раненые попадут в плен, на этом берегу останутся орудия, повозки... Нет, полк будет стоять, пока хватит сил...
— По вашему приказанию...— запыхавшийся" Мальцев глотает слова, смахивает жаркий пот с запыленного лица.
— Бросьте формальности... Докажите, старший лейтенант, на что способны ваши автоматчики. Видите лощину? Сосредоточьте там роту и оттуда ударьте по врагу.
Мальцев поспешно уходит. Некоторое время по его колышущейся фигуре можно проследить за очертаниями хода сообщения, но вот он скрывается из виду. «Итак, незадействованным остался лишь взвод разведки»,— тревожится Тымчик.
От полевого стана движется одинокая повозка, взбивая пересохшую пыль. За ней, еле успевая, семенит женщина с ребенком на руках. Пожилой возница в широкополой фетровой шляпе размахивает кнутом, однако лошадь щадит. «Поздно надумал эвакуироваться,— с сожалением и досадой думает Кирилл Яковлевич.— А может, успеет проскочить?» Тишина покинутого села, через которое прошел полк, поразила его, на душе сделалось муторно. Но, выходит, эвакуировались еще не все. Год назад с такой же, очевидно, поспешностью и надеждой покидали родные хаты семьи из приграничных
поселков. Вчера он, как никогда прежде, почувствовал себя невыносимо одиноким. Вот уже несколько месяцев, как на его запросы приходит один и тот же ответ: известий о семье нет. Знай он, что живы жена с детьми, и воевать было бы легче.
— Мост цел?—громко спрашивает возница.
На вид ему не более сорока. «Почему не призван в армию?» — думает майор, но ничего не успевает сказать.
— Воздух! — раздается резкий голос наблюдателя.
Повозка, доверху набитая домашним скарбом, набирает ход. Предвечернее солнце едва касается своими покрасневшими спицами серых облаков. На их фоне, словно телеграфные знаки тире, возникают самолеты противника. Поначалу воздушных пиратов трудно заметить, но наблюдатель оказывается зорким. Теперь все различают «юнкерсы». Они идут косым строем, не торопятся, чувствуют себя безраздельными хозяевами голубых просторов неба. Сейчас снизятся и начнут бомбить. Это, очевидно, у них последний дневной вылет. Резко взмывают вверх две красные и одна зеленая ракеты — немцы обозначают свой передний край.
— Продублируйте сигналы! — кричит Кирилл Яковлевич Гаджиеву.
В воздухе снова дрожат и гаснут красные и зеленые искры... Самолеты скрываются из виду, не разгрузившись.
— Ловко мы сбили их с толку! — в уголках потрескавшихся губ комполка трепещет короткая улыбка. Ему начинает нравится этот приземистый, худощавый и, по-видимому, очень скромный лейтенант: ни горячность, ни многословие, присущие кавказцам, за ним не наблюдаются.
Между тем пехота противника приближается. Суетятся солдаты, перестраиваясь в боевые порядки. «Надо заманить их поглубже в огневой мешок... Сейчас Мальцев обрушится с тыла». Майор Тымчик видит, как судорожно бьется в руках Гаджиева пулемет, как стреляные гильзы, поблескивая, летят в сторону и, мелодично позванивая одна о другую, скатываются с бруствера на дно неглубокой траншеи.
Рванулись вперед автоматчики Мальцева. «Ну, наконец!» — облегченно вздыхает Кирилл Яковлевич. Ему кажется, что в таких же ожесточенных боях он уже дрался у берегов Прута и Южного Буга, и все же здесь,
на Северском Донце, еще труднее. Но он не может прикрываться ссылкой на всякие там объективные и субъективные причины, перекладывать свою ответственность за исход боя на чьи-то другие плечи.
— Воспользуемся коридорчиком!
«От преследования противник Почему-то отказывается,— строит догадки Тымчик и тут же анализирует: — Если бы не рота Мальцева, враг мог достаточно плотно оседлать дорогу, и тогда неизвестно еще, чем бы все кончилось. Теперь полк спасен».
Небо давит на землю духотой. От нее побаливает голова. Наконец в темноте виднеется мост, но переправу, оказывается, искал не только 1051-й полк. К мосту спешат машины с ранеными, пушки на конной тяге. Понукаемые ездовыми, лошади грудью прокладывают дорогу. Гремят повозки, трещат хомуты, в воздухе висит брань.
— Суматоха, хлошгы... — режет слух дрожащий голос.
Его Дополняет другой:
— Паника, чего там смягчать выражения. Естественное стремление каждого раньше всех оказаться на том берегу...
— Здесь есть командиры? — насупив брови, кричит майор Тымчик, но строгость его, однако, пока не действует. Сбоку, почти впритирку к коню, топчется угрюмого вида боец, цедит сквозь зубы:
— Каюк, братишки...
Тымчик чувствует, как на скулах у него перекатываются упругие желваки.
— Кто командует переправой? — майор резко рвет поводья, и вороной с сердитым ржанием запрокидывает голову, грызет удила, встает на задние ноги, но к мосту пробраться не может.— Есть тут старший? Будто не слышат, а скорее, не слушают. Злость клокочет в нем. Прежде всего, на самого себя. Что же происходит? Он не имеет власти над своими людьми? Майор подступает к бойцу, который, на его взгляд, сеет смуту, и удивляется звонкому металлу в своем голосе:
— Торопишься остаться в живых, а раненые пусть немцам на потеху достанутся?! Фашист того и дожидается, чтобы мы утратили веру друг в друга...
Воспользовавшись минутным замешательством толпы, Тымч.ик, заметив Гаджиева, командует:
— Немедленно соберите весь средний комсостав...
— Товарищ майор! Разрешите обратиться?
Кто это? Техник-интендант 1-го ранга Заверюха! Откуда он здесь? Ах, да, его же назначили к нему помощником по материально-техническому обеспечению.
— Следите за тылами. Сейчас основная ваша забота— не растерять тылы. И впредь пусть они не будут полку обузой...
— Есть!
По одному, попарно подходят командиры; он тут же отдает приказания — краткие, четкие, безотлагательные.
— Первыми переправлять раненых и беженцев. Артиллерия — вторым эшелоном. За ней — повозки. Пехота переходит на тот берег последней...
Автоматчики рассредоточиваются вдоль кочковатого берега, залегают в кустах и густой рослой траве. Теперь переправа обезопасена от неожиданностей. Напряжение последних часов спадает.
— Товарищ майор, полковЗя батарея в полной боевой готовности оставлена оборонять мост.— Это докладывает старший лейтенант Бакай. Кажется, в роли начальника штаба 1049-го стрелкового полка он чувствует себя уверенно.—Иван Миршавко там за командира. Ручаюсь за него, как за себя.
СТОЯТЬ ДО ВЕЧЕРА
Над мостом переливаются волны жалящего комарья. Старший лейтенант Миршавко, прикрывая лицо руками, убыстряет шаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78