Главный удар наносится в направлении населенных пунктов Громославка, Шестаков. Враг, прикрываясь сильными танковыми арьергардами, отходит за реку Аксай.
Погодные условия не из легких. Робкое солнце лишь в полдень выглянет из-за облаков на час-другой и снова прячется до следующего дня. Все чаще холодные ветры сменяются метелями. Но бойцы идут и идут. Внезапные стычки в заснеженной, отполированной ветрами степи никого уже не удивляют. Группы прикрытия противника поначалу отстреливаются, но скорее для виду. Минут через десять-пятнадцать по земле расстилается завеса густого дыма, под ее толщей группы отходят. Наши возобновляют прерванный путь.
Весть об успехе наступления во много раз опережает темп продвижения войск, волнует и радует.
— А ты, тезка, начинаешь взбрыкивать,— поддевает командира орудия сержанта Кобылянского санинструктор Денисов, намекая на его фамилию. В прошлом колхозник из деревни. Бабанино под Тулой, Денисов готов часами расхваливать лошадей. Их он пас еще в дореволюционные времена. И к упряжке, тащившей полковую пушку, относится с трогательной любовью.
Карие глаза щуплого сержанта Кобылянского часто моргают. Он считает неудобным отвечать тридцатилетнему санинструктору на колкость колкостью. За друга, как всегда, вступается командир взвода разведчиков удмурт младший лейтенант Злобин.
Но тему разговора круто меняют вражеские пулеметчики: из кустарника, что опоясывает кажущийся совсем близким курган, трещит длинная очередь.
— К бою! — торопит номеров расчета Кобылянский.
Разведчики падают в снег прямо у дороги. Пушка делает четыре выстрела, и говор пулемета обрывается.
— Молодчина, Григорьевич! — Денисов потеплевшими глазами смотрит на Кобылянского.
— Доложите в штаб...— Злобин ищет глазами радиста. Тот долго не снимает наушники — в эфире неразбериха и чья-то непонятная речь...
— По языку итальянцы,— определяет радист.— Откуда они здесь объявились?
Пошли разговоры:
— Давеча разведчики в плен взяли нескольких. Да и румыны тут есть. Обуты в нечто вроде лаптей из соломы.
— Это у них эрзац-валенки. Как на лыжах катятся — не угонишься...
— Вы подковырки свои оставьте,— урезонивает острословов Пермяков.— Противник еще даст встряску.
Небо темнеет на глазах. И вот уже потяжелевшие тучи разбрызгивают снег.
В полночь полк вступает в темное полуразрушенное село. Как по цепочке передается лай собак. Найти ночлег не так просто, как кажется на первый взгляд,
— Сестра-Аленушка, нельзя ли где-нибудь пристроить вещмешок? — Денисов вносит с собой в избу клубы холодного воздуха, делает прискорбное лицо и усиленно растирает якобы совеем окоченевшие руки.
— Зовут меня Марфой... Видите, шагнуть негде. Куда приткнетесь? — Она поправляет на голове цветастый треугольник ситцевого платка, оглядывается.
— Сам на мешок голову приклоню...
— Сидайте, чего из пустого в порожнее переливатъ.
Как бы ни было тесно в избе, а над головой -крыша. Все мгновенно засыпают. Лишь часовые — на ногах. Сменяются через час. Пермяков тормошит очередного бойца, которому заступать на пост, и слышит за дверью разговор:
- Чего стучать-то? Ты же банщиком не работал, так ведь? А тут наши девчата разместились. Месяц не раздевались, теперь окна занавесили, отмываются.
Раздается смех, и все на время умолкают. «Пронесло»,— успокаивается Злобин. Вскоре его, однако, будит Пермяков:
— Прибыл полковник из штаба армии. Требует старшего.
— В доме — заместитель командира дивизии подполковник Тымчик,— растерянно сообщает Злобин неожиданному гостю.
— Ведите к нему.
При свете лампы Тымчик скользит, утомленным взглядом по документам незнакомца. Перед ним — заместитель начальника штаба 2-й гвардейской армии полковник М. Д. Грецов:
— Давайте вашу карту, подполковник, поставлю задачу. Ишь, мойку устроили. Откуда, думаю, женщины взялись?
— Шутники у нас не переводятся,— Кирилл Яковлевич ждет, пока полковник кончит скрипеть цветными карандашами. Хочет спросить, когда поступит письменный приказ, но Грецов, опередив вопрос, передает прозрачный лист бумаги. На нем стремительные рукописные строки:
«300 СД с 4.00 26.12.42 г. переходит в подчинение ко-мандарма 2-й гвардейской.
Командующий армией приказал:
К 7.00 26.12.42 выйти к западу от п. Генераловский и выдвинуть передовые отряды к западу от ст. Потемкинская» .
И снова поспешные марш-броски дивизии. Перед вечером в одном из хуторов Тымчик неожиданно сталкивается с Заседателевым. Обрадовавшись
встрече, говорят поначалу о пустяках. Потом разговор обостряется, и Заседателев готов обидеться. Но Тымчик не намерен смягчаться.
— Захватили пленных? Говорят, сам ходил в разведку... Партизанишь. Вы с Домниковым решили перещегог лять один другого..
— Ты, Кирилл Яковлевич, не сердись. Теперь ведь не те времена, что были раньше. Чутово помнишь? Я тогда даже сгоряча поставил вопрос в донесении: а не посылаем ли мы в фашистские лагеря своих добровольных пленных? Теперь ведь немцы лишь для вида сопротивляются, когда их берут паши разведчики, хотя страх перед репрессиями со стороны нацистов у них еще велик...
— Ну, а Ермолов как себя чувствует? Заседателев. понимает: скорее всего, замкомдив хочет спросить, какие у него сложились взаимоотношения с командиром полка, но прямо поставить вопрос не решается. Заседателев же не помышляет высказываться намеками.
— По-моему, мы нашли общий язык. Вчера вместе были на батальонном партсобрании. Знаешь, сейчас в батальоне коммунистов больше, чем числилось по всему полку на Донце., И вообще, слабых духом у нас нет. Появилась уверенность в себе, окрепла воля, тверже стал,
закалился наш солдат.
Утром 30 декабря становится известно, что танки генерала П. А. Ротмистрова ворвались в поселок Котель-никовский (ныне — г. Котельниково) . С группировкой МанШтейна покончено. Теперь у наших войск есть полная возможность развивать наступление на Ростов. Сталинградский фронт переименовывается в Южный.
На рассвете пехотинцы по команде снимаются с ночлега. Пока не рассеется туман, надо пройти до соседнего хутора и там переждать налет вражеской авиации. Сегодня, как и вчера, она не усидит на аэродромах. Вслед
за пехотой идут батареи артполка на конной тяге: гаубичные выдвигаются последними, у них — автотранспорт. Дивизия скорым темпом продвигается по обеим берегам Дона. Один за другим переходят в наши руки населенные пункты: Городской, Чаусовский, Кирьянов, Потемкинская, Ближние Чигонаки, Красноярский, Верхне-Кур-
моярский, Островский, Нижне-Яблочный, Веселый, Куди-нов, Бирючий, Генераловский, Красный, Степано-Разин-ский,.Ватажный...
В строю поговаривают:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Погодные условия не из легких. Робкое солнце лишь в полдень выглянет из-за облаков на час-другой и снова прячется до следующего дня. Все чаще холодные ветры сменяются метелями. Но бойцы идут и идут. Внезапные стычки в заснеженной, отполированной ветрами степи никого уже не удивляют. Группы прикрытия противника поначалу отстреливаются, но скорее для виду. Минут через десять-пятнадцать по земле расстилается завеса густого дыма, под ее толщей группы отходят. Наши возобновляют прерванный путь.
Весть об успехе наступления во много раз опережает темп продвижения войск, волнует и радует.
— А ты, тезка, начинаешь взбрыкивать,— поддевает командира орудия сержанта Кобылянского санинструктор Денисов, намекая на его фамилию. В прошлом колхозник из деревни. Бабанино под Тулой, Денисов готов часами расхваливать лошадей. Их он пас еще в дореволюционные времена. И к упряжке, тащившей полковую пушку, относится с трогательной любовью.
Карие глаза щуплого сержанта Кобылянского часто моргают. Он считает неудобным отвечать тридцатилетнему санинструктору на колкость колкостью. За друга, как всегда, вступается командир взвода разведчиков удмурт младший лейтенант Злобин.
Но тему разговора круто меняют вражеские пулеметчики: из кустарника, что опоясывает кажущийся совсем близким курган, трещит длинная очередь.
— К бою! — торопит номеров расчета Кобылянский.
Разведчики падают в снег прямо у дороги. Пушка делает четыре выстрела, и говор пулемета обрывается.
— Молодчина, Григорьевич! — Денисов потеплевшими глазами смотрит на Кобылянского.
— Доложите в штаб...— Злобин ищет глазами радиста. Тот долго не снимает наушники — в эфире неразбериха и чья-то непонятная речь...
— По языку итальянцы,— определяет радист.— Откуда они здесь объявились?
Пошли разговоры:
— Давеча разведчики в плен взяли нескольких. Да и румыны тут есть. Обуты в нечто вроде лаптей из соломы.
— Это у них эрзац-валенки. Как на лыжах катятся — не угонишься...
— Вы подковырки свои оставьте,— урезонивает острословов Пермяков.— Противник еще даст встряску.
Небо темнеет на глазах. И вот уже потяжелевшие тучи разбрызгивают снег.
В полночь полк вступает в темное полуразрушенное село. Как по цепочке передается лай собак. Найти ночлег не так просто, как кажется на первый взгляд,
— Сестра-Аленушка, нельзя ли где-нибудь пристроить вещмешок? — Денисов вносит с собой в избу клубы холодного воздуха, делает прискорбное лицо и усиленно растирает якобы совеем окоченевшие руки.
— Зовут меня Марфой... Видите, шагнуть негде. Куда приткнетесь? — Она поправляет на голове цветастый треугольник ситцевого платка, оглядывается.
— Сам на мешок голову приклоню...
— Сидайте, чего из пустого в порожнее переливатъ.
Как бы ни было тесно в избе, а над головой -крыша. Все мгновенно засыпают. Лишь часовые — на ногах. Сменяются через час. Пермяков тормошит очередного бойца, которому заступать на пост, и слышит за дверью разговор:
- Чего стучать-то? Ты же банщиком не работал, так ведь? А тут наши девчата разместились. Месяц не раздевались, теперь окна занавесили, отмываются.
Раздается смех, и все на время умолкают. «Пронесло»,— успокаивается Злобин. Вскоре его, однако, будит Пермяков:
— Прибыл полковник из штаба армии. Требует старшего.
— В доме — заместитель командира дивизии подполковник Тымчик,— растерянно сообщает Злобин неожиданному гостю.
— Ведите к нему.
При свете лампы Тымчик скользит, утомленным взглядом по документам незнакомца. Перед ним — заместитель начальника штаба 2-й гвардейской армии полковник М. Д. Грецов:
— Давайте вашу карту, подполковник, поставлю задачу. Ишь, мойку устроили. Откуда, думаю, женщины взялись?
— Шутники у нас не переводятся,— Кирилл Яковлевич ждет, пока полковник кончит скрипеть цветными карандашами. Хочет спросить, когда поступит письменный приказ, но Грецов, опередив вопрос, передает прозрачный лист бумаги. На нем стремительные рукописные строки:
«300 СД с 4.00 26.12.42 г. переходит в подчинение ко-мандарма 2-й гвардейской.
Командующий армией приказал:
К 7.00 26.12.42 выйти к западу от п. Генераловский и выдвинуть передовые отряды к западу от ст. Потемкинская» .
И снова поспешные марш-броски дивизии. Перед вечером в одном из хуторов Тымчик неожиданно сталкивается с Заседателевым. Обрадовавшись
встрече, говорят поначалу о пустяках. Потом разговор обостряется, и Заседателев готов обидеться. Но Тымчик не намерен смягчаться.
— Захватили пленных? Говорят, сам ходил в разведку... Партизанишь. Вы с Домниковым решили перещегог лять один другого..
— Ты, Кирилл Яковлевич, не сердись. Теперь ведь не те времена, что были раньше. Чутово помнишь? Я тогда даже сгоряча поставил вопрос в донесении: а не посылаем ли мы в фашистские лагеря своих добровольных пленных? Теперь ведь немцы лишь для вида сопротивляются, когда их берут паши разведчики, хотя страх перед репрессиями со стороны нацистов у них еще велик...
— Ну, а Ермолов как себя чувствует? Заседателев. понимает: скорее всего, замкомдив хочет спросить, какие у него сложились взаимоотношения с командиром полка, но прямо поставить вопрос не решается. Заседателев же не помышляет высказываться намеками.
— По-моему, мы нашли общий язык. Вчера вместе были на батальонном партсобрании. Знаешь, сейчас в батальоне коммунистов больше, чем числилось по всему полку на Донце., И вообще, слабых духом у нас нет. Появилась уверенность в себе, окрепла воля, тверже стал,
закалился наш солдат.
Утром 30 декабря становится известно, что танки генерала П. А. Ротмистрова ворвались в поселок Котель-никовский (ныне — г. Котельниково) . С группировкой МанШтейна покончено. Теперь у наших войск есть полная возможность развивать наступление на Ростов. Сталинградский фронт переименовывается в Южный.
На рассвете пехотинцы по команде снимаются с ночлега. Пока не рассеется туман, надо пройти до соседнего хутора и там переждать налет вражеской авиации. Сегодня, как и вчера, она не усидит на аэродромах. Вслед
за пехотой идут батареи артполка на конной тяге: гаубичные выдвигаются последними, у них — автотранспорт. Дивизия скорым темпом продвигается по обеим берегам Дона. Один за другим переходят в наши руки населенные пункты: Городской, Чаусовский, Кирьянов, Потемкинская, Ближние Чигонаки, Красноярский, Верхне-Кур-
моярский, Островский, Нижне-Яблочный, Веселый, Куди-нов, Бирючий, Генераловский, Красный, Степано-Разин-ский,.Ватажный...
В строю поговаривают:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78