«Ночной бой немцы, как правило, проигрывают. Но днем они могут наверстать упущенное. Нельзя допустить этого... Следует начальнику разведки во что бы то ни стало заполучить данные».
Бегут незаметно стрелки часов, торопят рассвет,
ДОРОГИ, ДОРОГИ...
— Противник отводит войска...
Эту весть разведчики приносят в ночь на 11 февраля, Момент исключительно важный — его-то и стремился зафиксировать комдив 300-й, не упустить, не прозевать.
Разведчики свое дело сделали.
С утра дивизия переходит в преследование. Не мешкают и.соседи справа и слева. К исходу дня заняты станицы Раздорская, Мелиховская, 12 февраля освобождена Кривянская. Не сдерживает порыв наступающих и река Грушевка. Ночь на 13 февраля войска проводят уже в Красюковской.
Здесь и происходит неожиданная встреча майора Алтухова с Дмитрием Михайлюком. Будто совсем недавно Алтухов был ранен, и вот уже снова на месте. Удивляется, что его ждет должность заместителя командира
полка. Ясно, ее приберегал Кульчицкий. В хату входит Ильяшук, подает Алтухову видавшую виды гитару:
— Николай Титович, а подружку вашу мы сберегли,
— Удружил, Валентин.— Алтухов с каким-то озорством перебирает струны гитары, глаза его влажно блестят. На столе мерцает коптилка, словно подмигивает друзьям.
Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза...
Брови Ильяшука сдвигаются, щеки розовеют, но поет он легко, без напряжения и так проникновенно, что глядящий на него Михайлюк начинает верить в чудо: может, и его родня услышит тоскующий по ней живой голос?..
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти — четыре шага...
Жена Михайлюка во Фрунзе. Они ведь даже не успели обзавестись друзьями. Как там она? Дмитрий работал прорабом, мечтал строить многоэтажные здания. А что вышло?..
Аккорды стихают чуть позже голоса певца. Все молчат. Гитара сейчас соединила их сердца, настроила на один лад, и они рады возникшему откровению.
— Когда еще доведется собраться всем вместе? — Алтухов застегивает чехол гитары и сам отвечает на свой вопрос: — Разве на Миусе...
На следующую ночь артполк занимает Большекрепинскую. Здесь же располагаются танкисты, пехота. В село вползают грузовики с орудиями на прицепах. Теперь, после освобождения Новочеркасска и Ростова-на-Дону, Открывается прямой путь к Миусу.
— И теплый ветер в спину,— шутят бойцы и убыстряют шаг.
На днях в артдивизионе состоялась проверка вооружения. Состояние пушек и гаубиц у комиссии не вызвало особых нареканий, а вот отсутствие почти у каждого шомпола и штыка...
— Идут на заземление связистам,— будто оправдываясь, объясняет капитан Полищук.— Но списать и не пытайтесь, не таков наш комдив. Мне ведь акты не утвердил.
И рассказывает о своем визите.
Привез как-то представление Кульчицкого о потерях противогазов, а Тымчик удивился: «На одной машине сгорело четыреста штук? Как же они там поместились? И почему не были розданы батарейцам? Растеряли! Вот липовые акты и подсовываете по очереди. Был с ведомостями Заверюха, намекал на старое знакомство. Теперь артиллеристы пожаловали. Когда при отступлении часть имущества вынуждены были уничтожать,— это понять можно. Откуда такие потери сейчас? Нет, против совести не пойду...» Пришлось ехать за этими противогазами километров за триста. Бензина жалко. Оставили мы их в одной станице... А раздай бойцам — тогда попробуй собрать в степи по одному, как шомпола...
Дорога круто взбирается вверх. Лошади так напрягаются, что постромки вот-вот лопнут, а груз еле-еле передвигается. Идущие сбоку ездовые багровеют от натуги, упираясь плечами в повозки.
— Так мы. к утру не доберемся...
— Вот и огневая. Не видишь, что ли? Разгружаются по-быстрому. Только выбираются на большак, как из-за облаков с утренним визитом вываливается вражеский бомбардировщик, вот-вот срежет верхушки лесополосы, но круто забирает в сторону и начинает поливать из хвостового пулемета.
— Новичок какой-нибудь вздумал потренироваться.
— Теперь помчимся. Дай бог ноги...
Но ездовые лишь говорят, никто из них не намерен понукать лошадей.
Уже порядком рассвело, когда Михайлюк со своим взводом боепитания, вернулся в дивизион.
— Дай-ка правую! — Ветврач Зиновий Евстафьевич Костин, приземистый, с крутыми плечами, слегка нагибается, теребит лошадь ниже колена. Он всегда разговаривает с лошадьми, как и с людьми — настоятельно, уважительно.
Та покорно подает переднюю ногу, стоит недвижно, лишь жёлтые светлячки в ее глазах полыхают пуще обычного. Врач приподнимает другую переднюю, и конь приседает на задние, по крупу пробегает мелкая дрожь. Закончив осмотр, Костин спешит к другому животному, и все повторяется сначала.
— Поизносили копытца,— констатирует горько. Глядит, на Михайлюка с укором: — Лошади хоть и умны, а разговорной речи не обучены. Не пожалуются, где и
что у них болит. Смотреть надо, товарищ командир взвода. Кузнец нужен. И подковы. А у вас ничего этого нет. И у меня тоже...
— Как же быть? — карие глаза Дмитрия Тимофеевича устало прищурены, но в них угадывается раздражение. С минуту он терпеливо ждет ответа, потом досадует: — Айболит из меня не получится, строитель я.
Зиновий Евстафьевич оголяет стриженную под бобрик голову, вытирает платком короткую шею, ищет острыми глазами коновода, зовет к себе.
— Доложу Кульчицкому: еще один такой переход, и полк останется без конной тяги.
Но остановок, чтобы перековать лошадей, полки не делают. Задача прежняя: не дать противнику оторваться.
К Миусу выходят в полдень. Сквозь прозрачный лед виднеется каменистое дно, по нему лениво ползут пучки прошлогодней травы, короткие соломенные былинки. Река привыкла к такому образу жизни, и никто ей не мешает нести свои воды в Азовское море.
— Махнем на тот берег. Если лед и не выдержит — тут мелко, пушки и колеса не замочат,— предлагает Минасян. Ему, теперь заместителю командира 1-го батальона 1049-го полка, видно, не терпится проявить себя в настоящем деле. Так во всяком случае кажется командиру полковой батареи Карпушинскому. Он наблюдал за Минасяном в бою за хутор Новая Надежда Матвее-во-Курганского района. Смел и решителен. И знаниями обладает, в полк пришел после курсов «Выстрел».
Правый берег круто карабкается вверх, кое-где нависает козырьком. Василий Никитович, отыскав подходящее на его взгляд место, призывно машет рукой своим артиллеристам: дескать, катите орудия.
— Вырвешься к селу —дай зеленую ракету, просит он Минасяна.
— Добро. По обстановке действуй! — смеется тот удовлетворенно.
18 февраля стрелковые роты 300-й минуют Алексеев-ку и завязывают бой за. Александровку. На правый берег перекочевывают подразделения соседней, 49-й гвардейской стрелковой дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Бегут незаметно стрелки часов, торопят рассвет,
ДОРОГИ, ДОРОГИ...
— Противник отводит войска...
Эту весть разведчики приносят в ночь на 11 февраля, Момент исключительно важный — его-то и стремился зафиксировать комдив 300-й, не упустить, не прозевать.
Разведчики свое дело сделали.
С утра дивизия переходит в преследование. Не мешкают и.соседи справа и слева. К исходу дня заняты станицы Раздорская, Мелиховская, 12 февраля освобождена Кривянская. Не сдерживает порыв наступающих и река Грушевка. Ночь на 13 февраля войска проводят уже в Красюковской.
Здесь и происходит неожиданная встреча майора Алтухова с Дмитрием Михайлюком. Будто совсем недавно Алтухов был ранен, и вот уже снова на месте. Удивляется, что его ждет должность заместителя командира
полка. Ясно, ее приберегал Кульчицкий. В хату входит Ильяшук, подает Алтухову видавшую виды гитару:
— Николай Титович, а подружку вашу мы сберегли,
— Удружил, Валентин.— Алтухов с каким-то озорством перебирает струны гитары, глаза его влажно блестят. На столе мерцает коптилка, словно подмигивает друзьям.
Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза...
Брови Ильяшука сдвигаются, щеки розовеют, но поет он легко, без напряжения и так проникновенно, что глядящий на него Михайлюк начинает верить в чудо: может, и его родня услышит тоскующий по ней живой голос?..
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти — четыре шага...
Жена Михайлюка во Фрунзе. Они ведь даже не успели обзавестись друзьями. Как там она? Дмитрий работал прорабом, мечтал строить многоэтажные здания. А что вышло?..
Аккорды стихают чуть позже голоса певца. Все молчат. Гитара сейчас соединила их сердца, настроила на один лад, и они рады возникшему откровению.
— Когда еще доведется собраться всем вместе? — Алтухов застегивает чехол гитары и сам отвечает на свой вопрос: — Разве на Миусе...
На следующую ночь артполк занимает Большекрепинскую. Здесь же располагаются танкисты, пехота. В село вползают грузовики с орудиями на прицепах. Теперь, после освобождения Новочеркасска и Ростова-на-Дону, Открывается прямой путь к Миусу.
— И теплый ветер в спину,— шутят бойцы и убыстряют шаг.
На днях в артдивизионе состоялась проверка вооружения. Состояние пушек и гаубиц у комиссии не вызвало особых нареканий, а вот отсутствие почти у каждого шомпола и штыка...
— Идут на заземление связистам,— будто оправдываясь, объясняет капитан Полищук.— Но списать и не пытайтесь, не таков наш комдив. Мне ведь акты не утвердил.
И рассказывает о своем визите.
Привез как-то представление Кульчицкого о потерях противогазов, а Тымчик удивился: «На одной машине сгорело четыреста штук? Как же они там поместились? И почему не были розданы батарейцам? Растеряли! Вот липовые акты и подсовываете по очереди. Был с ведомостями Заверюха, намекал на старое знакомство. Теперь артиллеристы пожаловали. Когда при отступлении часть имущества вынуждены были уничтожать,— это понять можно. Откуда такие потери сейчас? Нет, против совести не пойду...» Пришлось ехать за этими противогазами километров за триста. Бензина жалко. Оставили мы их в одной станице... А раздай бойцам — тогда попробуй собрать в степи по одному, как шомпола...
Дорога круто взбирается вверх. Лошади так напрягаются, что постромки вот-вот лопнут, а груз еле-еле передвигается. Идущие сбоку ездовые багровеют от натуги, упираясь плечами в повозки.
— Так мы. к утру не доберемся...
— Вот и огневая. Не видишь, что ли? Разгружаются по-быстрому. Только выбираются на большак, как из-за облаков с утренним визитом вываливается вражеский бомбардировщик, вот-вот срежет верхушки лесополосы, но круто забирает в сторону и начинает поливать из хвостового пулемета.
— Новичок какой-нибудь вздумал потренироваться.
— Теперь помчимся. Дай бог ноги...
Но ездовые лишь говорят, никто из них не намерен понукать лошадей.
Уже порядком рассвело, когда Михайлюк со своим взводом боепитания, вернулся в дивизион.
— Дай-ка правую! — Ветврач Зиновий Евстафьевич Костин, приземистый, с крутыми плечами, слегка нагибается, теребит лошадь ниже колена. Он всегда разговаривает с лошадьми, как и с людьми — настоятельно, уважительно.
Та покорно подает переднюю ногу, стоит недвижно, лишь жёлтые светлячки в ее глазах полыхают пуще обычного. Врач приподнимает другую переднюю, и конь приседает на задние, по крупу пробегает мелкая дрожь. Закончив осмотр, Костин спешит к другому животному, и все повторяется сначала.
— Поизносили копытца,— констатирует горько. Глядит, на Михайлюка с укором: — Лошади хоть и умны, а разговорной речи не обучены. Не пожалуются, где и
что у них болит. Смотреть надо, товарищ командир взвода. Кузнец нужен. И подковы. А у вас ничего этого нет. И у меня тоже...
— Как же быть? — карие глаза Дмитрия Тимофеевича устало прищурены, но в них угадывается раздражение. С минуту он терпеливо ждет ответа, потом досадует: — Айболит из меня не получится, строитель я.
Зиновий Евстафьевич оголяет стриженную под бобрик голову, вытирает платком короткую шею, ищет острыми глазами коновода, зовет к себе.
— Доложу Кульчицкому: еще один такой переход, и полк останется без конной тяги.
Но остановок, чтобы перековать лошадей, полки не делают. Задача прежняя: не дать противнику оторваться.
К Миусу выходят в полдень. Сквозь прозрачный лед виднеется каменистое дно, по нему лениво ползут пучки прошлогодней травы, короткие соломенные былинки. Река привыкла к такому образу жизни, и никто ей не мешает нести свои воды в Азовское море.
— Махнем на тот берег. Если лед и не выдержит — тут мелко, пушки и колеса не замочат,— предлагает Минасян. Ему, теперь заместителю командира 1-го батальона 1049-го полка, видно, не терпится проявить себя в настоящем деле. Так во всяком случае кажется командиру полковой батареи Карпушинскому. Он наблюдал за Минасяном в бою за хутор Новая Надежда Матвее-во-Курганского района. Смел и решителен. И знаниями обладает, в полк пришел после курсов «Выстрел».
Правый берег круто карабкается вверх, кое-где нависает козырьком. Василий Никитович, отыскав подходящее на его взгляд место, призывно машет рукой своим артиллеристам: дескать, катите орудия.
— Вырвешься к селу —дай зеленую ракету, просит он Минасяна.
— Добро. По обстановке действуй! — смеется тот удовлетворенно.
18 февраля стрелковые роты 300-й минуют Алексеев-ку и завязывают бой за. Александровку. На правый берег перекочевывают подразделения соседней, 49-й гвардейской стрелковой дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78