их воровали в магазинах или подбирали на помойках. Моими новыми приятелями были едва грамотные дети, но они, разумеется, знали о «Стартреке» и «Звездных войнах». Кино было бедолагам не по карману, а им так хотелось включиться в великую американскую медиамечту.
Что можно сказать о жизни бездомных: романтикой там не пахнет, зато полно тоски, грязи и насилия, скрашиваемых только наркотиками, сексом и выпивкой. Со всем этим я справлялась не так уж плохо: проблема заключалась в том, что мне очень хотелось восстановить контакт с Орни Фоем, но такой возможности у меня не было. Обидно до чертиков, ведь у меня имелся его телефон, и я время от времени ему звонила, но куда бы он мог позвонить в ответ? Я пыталась оставить ему номер телефонной будки, но ведь это с ума сойти можно, ждать возле нее целый день, тем паче когда ею постоянно кто-то пользуется.
Пыталась я также привлечь внимание сестры Тринидад, но мне не повезло и тут. Мне казалось, что монахини, наподобие дамочек из приходской общины в Вэйленде, должны завлекать в свои церкви кого ни попадя, но эта сестра такими делами не интересовалась: она никого никуда не завлекала, врачевала бездомным вовсе не души, а бренные тела, и взгляд ее при этом постоянно устремлялся… куда-то в другое место. Она была неразговорчива, скупа на информацию, не хотела рассказать мне о бронзовом ангеле, и мне не нравилось, как она на меня смотрела – так, будто я была пустым местом или приставучим ребенком. Я чувствовала, что надоедаю ей, а это было нестерпимо обидно. «Мы способны вытерпеть любое занудство, но никогда не простим того, кто сочтет занудными нас» – эти слова Ларошфуко я почерпнула из книги «В мире мудрых мыслей».
Так что в один прекрасный день, когда она не проявила уважения, подобавшего мне, по моему мнению, как королеве Вселенной, я вернулась к себе на Маркет в дурном расположении духа и, чтобы взбодриться, решила принять немножко кокаина, благо у меня сохранилась почти вся наркота, прихваченная от Джеррела. Днем в главном лежбище не было почти никого, кроме тех, кто отсыпался после выпивки, и завзятых наркоманов. Я наткнулась на Томми, и мы с ним залудили по дозе, после чего мне показалось прекрасной идеей подняться в одно из офисных помещений и трахнуться с этим бедным придурком. Я внушила ему эту мысль, и с моей стороны это, разумеется, было чистейшей воды злодейством.
После этого случая он запал на меня, хотя его любила Кармен и на все была готова ради него, но таковы уж, как я выяснила, мужчины. Он отсылал ее с разными поручениями – поесть, принести сигарет – или отправлял попрошайничать, а сам тут же спешил наверх, на провонявшие мочой и котами, заваленные мусором и осыпавшейся штукатуркой бывшие офисные этажи, чтобы в очередной раз поразвлечься с Эммилу.
Именно цементная пыль нас и выдала: Кармен заметила, что у меня перепачкана спина. Должно быть, мозгов у нее оказалось побольше, чем я думала, а может быть, ей хватило сообразительности только в этом плане, но, так или иначе, она накрыла нас в самый интересный момент, подняла страшный крик, и я от греха подальше убралась оттуда на весь оставшийся день. Сейчас слова о том, что меня подбил на это дьявол, кажутся шуткой, но почему тогда я весь день удивлялась, на кой черт мне потребовалось поступать так жестоко по отношению к девушке, от которой я не видела ничего, кроме добра. Причем делать это с парнем, не будившим во мне никаких особых чувств. Но вы, детектив, понимаете, о чем я говорю, вам-то ясно, что это никакая не шутка.
К тому времени, когда я вернулась на Маркет, уже стемнело, но вся наша хибара была освещена прожекторами и фарами. Кругом стояли машины: полицейские, пожарные, санитарные – и, конечно же, фургоны вездесущего телевидения. В одном из лучей, наведенных на крышу, я увидела Кармен и пожарного на вершине выдвижной лестницы: похоже, он пытался уговорить ее спуститься вниз. Все наши вывалили на улицу: орали, махали руками, прыгали перед наведенными на них телекамерами, норовя попасть в кадр: телевизионщики явно решили состряпать передачу о бездомных. Одна знакомая женщина рассказала мне, что Кармен проплакала весь день, потом набралась всех наркотиков, которые сумела достать: травы, колес, герыча, фенциклида, всего, что нашлось под рукой, и полезла туда, намереваясь прыгнуть вниз. Я сказала, что если она прыгнет, то, наверное, полетит, но нет, когда пожарный потянулся к ней с лестницы, она шагнула в небо и грохнулась на землю самым обычным образом, а та женщина бросила на меня такой взгляд, будто наступила на кучу собачьего дерьма.
Трини Сальседо тоже была там, возле своего фургончика; ноги сами понесли меня к ней, я начала говорить и выложила ей всю историю про себя, Томми и Кармен. Она выслушала меня, а после того, как я закончила, спросила, зачем я ей все это рассказываю, и тут я поняла, что сама этого не знаю, а она сказала, мол, ну что ж, может быть, теперь тебе будет о чем подумать, повернулась и ушла обратно в свой фургон. Меня, помню, это просто взбесило: и то, что я невесть зачем полезла со своим признанием, и то, что она просто удалилась, вместо того чтобы… не знаю, чего я ожидала, но… будь у меня тогда какое-нибудь оружие, клянусь, я бы ее убила.
Ну что, побрела я назад, злющая, как собака. Помню, ругалась прямо на улице, люди на меня оглядывались, но что именно так меня взбесило, было не совсем ясно. Чего я ждала от этой монахини, каких слов или действий? Чтобы она простила меня? Отпустила мой грех? Но ведь тогда я даже не подозревала о существовании чего-то подобного и уж точно не думала, что в этом нуждаюсь. На деле же это было еще одно легчайшее касание Его пера. Злость, как известно, ума не добавляет, поэтому неудивительно, что я совершила очередную глупость. Первым делом мне пришло в голову, что наша компания бездомных мне не подходит, потому что все они дерьмо собачье, а Томми хуже всех, повел себя так, будто это я во всем виновата, а его, бедненького, сбила с пути, можно подумать, он до встречи со мной был невинным младенцем. Поносил меня последними словами, а остальные хоть так и не гавкали, но, как я приметила, стали меня сторониться. Между тем у меня еще оставалось унций восемь настоящего, чистого зелья, которое тогда шло по паре сотен за грамм. Даже с учетом половинной оптовой скидки можно было рассчитывать сшибить штук двадцать – достаточно, чтобы начать новую жизнь. Ну я и пустила по улицам слушок, что имею на продажу полфунта классной дури, и пару дней спустя проснулась от удара по ребрам – двое парней стояли надо мной и спрашивали: где продукт, сука. Наверное, я рассчитывала, что в случае чего-то подобного наши поднимут тревогу, у нас там все выручали друг друга, но, видать, компания ополчилась против меня из-за всех этих историй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Что можно сказать о жизни бездомных: романтикой там не пахнет, зато полно тоски, грязи и насилия, скрашиваемых только наркотиками, сексом и выпивкой. Со всем этим я справлялась не так уж плохо: проблема заключалась в том, что мне очень хотелось восстановить контакт с Орни Фоем, но такой возможности у меня не было. Обидно до чертиков, ведь у меня имелся его телефон, и я время от времени ему звонила, но куда бы он мог позвонить в ответ? Я пыталась оставить ему номер телефонной будки, но ведь это с ума сойти можно, ждать возле нее целый день, тем паче когда ею постоянно кто-то пользуется.
Пыталась я также привлечь внимание сестры Тринидад, но мне не повезло и тут. Мне казалось, что монахини, наподобие дамочек из приходской общины в Вэйленде, должны завлекать в свои церкви кого ни попадя, но эта сестра такими делами не интересовалась: она никого никуда не завлекала, врачевала бездомным вовсе не души, а бренные тела, и взгляд ее при этом постоянно устремлялся… куда-то в другое место. Она была неразговорчива, скупа на информацию, не хотела рассказать мне о бронзовом ангеле, и мне не нравилось, как она на меня смотрела – так, будто я была пустым местом или приставучим ребенком. Я чувствовала, что надоедаю ей, а это было нестерпимо обидно. «Мы способны вытерпеть любое занудство, но никогда не простим того, кто сочтет занудными нас» – эти слова Ларошфуко я почерпнула из книги «В мире мудрых мыслей».
Так что в один прекрасный день, когда она не проявила уважения, подобавшего мне, по моему мнению, как королеве Вселенной, я вернулась к себе на Маркет в дурном расположении духа и, чтобы взбодриться, решила принять немножко кокаина, благо у меня сохранилась почти вся наркота, прихваченная от Джеррела. Днем в главном лежбище не было почти никого, кроме тех, кто отсыпался после выпивки, и завзятых наркоманов. Я наткнулась на Томми, и мы с ним залудили по дозе, после чего мне показалось прекрасной идеей подняться в одно из офисных помещений и трахнуться с этим бедным придурком. Я внушила ему эту мысль, и с моей стороны это, разумеется, было чистейшей воды злодейством.
После этого случая он запал на меня, хотя его любила Кармен и на все была готова ради него, но таковы уж, как я выяснила, мужчины. Он отсылал ее с разными поручениями – поесть, принести сигарет – или отправлял попрошайничать, а сам тут же спешил наверх, на провонявшие мочой и котами, заваленные мусором и осыпавшейся штукатуркой бывшие офисные этажи, чтобы в очередной раз поразвлечься с Эммилу.
Именно цементная пыль нас и выдала: Кармен заметила, что у меня перепачкана спина. Должно быть, мозгов у нее оказалось побольше, чем я думала, а может быть, ей хватило сообразительности только в этом плане, но, так или иначе, она накрыла нас в самый интересный момент, подняла страшный крик, и я от греха подальше убралась оттуда на весь оставшийся день. Сейчас слова о том, что меня подбил на это дьявол, кажутся шуткой, но почему тогда я весь день удивлялась, на кой черт мне потребовалось поступать так жестоко по отношению к девушке, от которой я не видела ничего, кроме добра. Причем делать это с парнем, не будившим во мне никаких особых чувств. Но вы, детектив, понимаете, о чем я говорю, вам-то ясно, что это никакая не шутка.
К тому времени, когда я вернулась на Маркет, уже стемнело, но вся наша хибара была освещена прожекторами и фарами. Кругом стояли машины: полицейские, пожарные, санитарные – и, конечно же, фургоны вездесущего телевидения. В одном из лучей, наведенных на крышу, я увидела Кармен и пожарного на вершине выдвижной лестницы: похоже, он пытался уговорить ее спуститься вниз. Все наши вывалили на улицу: орали, махали руками, прыгали перед наведенными на них телекамерами, норовя попасть в кадр: телевизионщики явно решили состряпать передачу о бездомных. Одна знакомая женщина рассказала мне, что Кармен проплакала весь день, потом набралась всех наркотиков, которые сумела достать: травы, колес, герыча, фенциклида, всего, что нашлось под рукой, и полезла туда, намереваясь прыгнуть вниз. Я сказала, что если она прыгнет, то, наверное, полетит, но нет, когда пожарный потянулся к ней с лестницы, она шагнула в небо и грохнулась на землю самым обычным образом, а та женщина бросила на меня такой взгляд, будто наступила на кучу собачьего дерьма.
Трини Сальседо тоже была там, возле своего фургончика; ноги сами понесли меня к ней, я начала говорить и выложила ей всю историю про себя, Томми и Кармен. Она выслушала меня, а после того, как я закончила, спросила, зачем я ей все это рассказываю, и тут я поняла, что сама этого не знаю, а она сказала, мол, ну что ж, может быть, теперь тебе будет о чем подумать, повернулась и ушла обратно в свой фургон. Меня, помню, это просто взбесило: и то, что я невесть зачем полезла со своим признанием, и то, что она просто удалилась, вместо того чтобы… не знаю, чего я ожидала, но… будь у меня тогда какое-нибудь оружие, клянусь, я бы ее убила.
Ну что, побрела я назад, злющая, как собака. Помню, ругалась прямо на улице, люди на меня оглядывались, но что именно так меня взбесило, было не совсем ясно. Чего я ждала от этой монахини, каких слов или действий? Чтобы она простила меня? Отпустила мой грех? Но ведь тогда я даже не подозревала о существовании чего-то подобного и уж точно не думала, что в этом нуждаюсь. На деле же это было еще одно легчайшее касание Его пера. Злость, как известно, ума не добавляет, поэтому неудивительно, что я совершила очередную глупость. Первым делом мне пришло в голову, что наша компания бездомных мне не подходит, потому что все они дерьмо собачье, а Томми хуже всех, повел себя так, будто это я во всем виновата, а его, бедненького, сбила с пути, можно подумать, он до встречи со мной был невинным младенцем. Поносил меня последними словами, а остальные хоть так и не гавкали, но, как я приметила, стали меня сторониться. Между тем у меня еще оставалось унций восемь настоящего, чистого зелья, которое тогда шло по паре сотен за грамм. Даже с учетом половинной оптовой скидки можно было рассчитывать сшибить штук двадцать – достаточно, чтобы начать новую жизнь. Ну я и пустила по улицам слушок, что имею на продажу полфунта классной дури, и пару дней спустя проснулась от удара по ребрам – двое парней стояли надо мной и спрашивали: где продукт, сука. Наверное, я рассчитывала, что в случае чего-то подобного наши поднимут тревогу, у нас там все выручали друг друга, но, видать, компания ополчилась против меня из-за всех этих историй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133