Рад был повидаться. Счастливо!
С этими словами Паз двинулся к выходу.
* * *
Лорна обнаруживает себя вскочившей на ноги. Как будто со стороны до нее доносится противный, резкий скрип отъехавшего по плиткам металлического стула и собственный голос:
– Нет, погоди, не уходи. Я не это имела в виду.
Он прекрасно знает, что она имела в виду именно это. И своими словами рассчитывал вызвать именно такую реакцию. Неужели решил ею манипулировать? Впрочем, не важно. Джимми слегка склоняет набок голову и внимательно всматривается в нее, хотя на сей раз не пялится на ее роскошный бюст. Ну вот, мелькает в голове, еще один из этих… или все-таки другой? По правде сказать, Лорна не знает, что и думать, потому что его взгляд скользит по ее телу, но это ведь ничего не значит, они ведут серьезный профессиональный разговор, разве не так? Свет, падающий сквозь древесную крону, рисует камуфляжный узор на его загорелом лице и придает блеск странным, слишком светлым для темнокожего мужчины глазам. Он пугает ее, а голос у нее в голове твердит: «Дура, дура, дура, дура, ты сумасшедшая, сумасшедшая дура, брось это безумие, брось…» Этот голос ей хорошо знаком, он принадлежит ее отцу, для которого «безумием» являлось все, выходящее за пределы тусклого рационализма. Но слышен и другой голос: «Не будь дурой, Лорна. Это же глупо». Мертвая мама. «Не сходи с ума, Эмми, в этом нет ничего дурного». На самом ли деле он говорил это? Или она сама себе все понапридумывала? Не зацикливайся, Лорна…
Джимми продолжает смотреть на нее, но теперь на его гладком лбу появляется крохотная морщинка.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он.
– Да. Все прекрасно.
Он дерзко ухмыляется.
– Никто никогда не признается, что ему плохо, если только не истекает кровью. Почему так?
Лорне не хватает воздуха, вдобавок подкашиваются ноги. Она тяжело опускается на тот же стул и снова слышит противный скребущий звук.
Лишь прокашлявшись и отпив чаю, она наконец обретает голос.
– Прости, мне правда жаль. Просто на меня столько всего сразу обрушилось. Нападение, убийца в моем доме, стрельба… труп у меня на дорожке.
Она плачет, но, слава богу, не впадает в истерику: просто по ее щекам медленно текут слезы, которые она, чтобы не повредить макияж, осторожно промокает салфеткой.
– Ну наконец-то, – говорит он.
– В каком смысле?
– Да в том, что когда что-то не задается или случаются неприятности, желательно от них отстраниться, это такой терапевтический прием. Тебе ли не знать, существуют ведь целые антистрессовые программы. А то я смотрел на тебя и боялся, что ты вот-вот слетишь с катушек.
– Я и слетела, – бормочет Лорна, чувствуя, что дело тут не только в посттравматическом синдроме.
Нет, это шевеление чего-то глубинного, того, с чем Микки Лопес так и не сумел справиться за два года сеансов. Она мысленно оправдывает Микки, обвиняя во всем себя. Но тут на это накладывается насилие и все, связанное с Эммилу Дидерофф, да еще странный человек в ее патио, привлекающий и отталкивающий одновременно. (Это тело! Эта пушка!) Все это разом разворошило илистое дно подсознания, подняв клубы страха и возбуждения. Но не объяснять же это копу. Лорна делает несколько глубоких вздохов, восстанавливая самоконтроль. Слезы высыхают.
– Ну так что насчет Эммилу? – уточняет он. – Ты выходишь из игры или нет?
– Нет! – чуть ли не выкрикивает она, но справляется с собой и продолжает более спокойно: – Я имею в виду… на данном этапе ей вряд ли стоит менять психолога.
Произнося эти слова, Лорна отводит взгляд, поскольку они звучат несусветной ханжеской чушью. Но момент неловкости проходит, Паз садится.
– Прекрасно. Хорошо. И теперь, когда мы все уладили, я должен сказать, что в этом деле ты показала высший класс.
– Класс?
– Ага. Налетчик сшибает тебя с ног, потом возле твоего дома начинается пальба, но ты не бегаешь кругами, не визжишь как зарезанная, а хладнокровно звонишь «девять-один-один», спокойно скрываешь существенную улику и сейчас, хоть и напугана, принимаешь правильное решение. И улыбка у тебя приятная. Спасибо.
Она расплывается в улыбке, чувствуя себя идиоткой, и Паз отвечает ей кошачьей ухмылкой, с легкими огоньками в глазах.
– Но, по правде говоря, – сознается он, – самое классное, что ты не стала расспрашивать меня, за каким чертом я приковал себя наручниками к кровати.
– Психологов обучают деликатности.
– Ты не хотела меня смущать.
– Ты не произвел на меня впечатления человека, которого легко смутить.
– Вот-вот, ты еще и наблюдательна. Спокойна, проницательна, наблюдательна – дивная триада.
Лорна смеется: это не девичье хихиканье, а настоящий, искренний смех. Приятно выслушивать комплименты из уст привлекательного мужчины, сознавая, что это не просто сексуальная лесть, но откровенная оценка потенциального товарища, с которым, возможно, ей предстоит совместная сложная работа. Этот коп действительно хочет, чтобы она знала, что он о ней думает. Ново, непривычно и существенно отличается от ее предыдущего опыта общения с мужчинами.
– Между прочим, – восклицает он с воодушевленным хлопком в ладоши, – я обещал тебе лодочную прогулку. Мы могли бы взять еды и пива да рвануть куда-нибудь подальше за Медвежий овраг, порыбачить, устроить пикник… Ты как, согласна?
– Еще бы.
* * *
Она заходит в дом, надевает, не осмелившись заглянуть в большое, в полный рост, зеркало, пресловутое голубое бикини, поверх него гавайскую рубаху и шорты, водружает на голову пляжную парусиновую шляпу. В служебной машине Паза они едут на север, в районе, известном как Суавезера, выруливают на дорогу, по сторонам которой теснятся магазины и склады, и в какой-то обшарпанной кубинской забегаловке затариваются всем необходимым для своего пикника. Сидя в нагревающейся на солнце машине, Лорна сквозь темные очки разглядывает витрины магазинов и медленно переводит с испанского вывески, жалея, что уделила изучению этого языка всего год. Она ощущает себя до нелепости довольной, и если что-то слегка туманит безоблачный небосвод ее настроения, так только мысль, что ей придется снять свою рубашку и шорты и остаться на виду в безбожно откровенном купальнике.
Правда, хотя это и волнует ее, но на удивление мало: хотелось бы понять почему? Может быть, какое-то мозговое новообразование в лобных долях? По мере увеличения этой опухоли она будет терять тормоза все в большей степени и вскоре сможет красоваться в таком виде не только перед коллегами, но и перед тюремными надзирателями или перед обрюзгшим малым в застиранной майке и с толстенной черной сигарой в зубах, который сидит у входа в кубинскую забегаловку, и даже перед Ригоберто Муноксом. Потом у нее разовьется тормозная дискинезия и все такое прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
С этими словами Паз двинулся к выходу.
* * *
Лорна обнаруживает себя вскочившей на ноги. Как будто со стороны до нее доносится противный, резкий скрип отъехавшего по плиткам металлического стула и собственный голос:
– Нет, погоди, не уходи. Я не это имела в виду.
Он прекрасно знает, что она имела в виду именно это. И своими словами рассчитывал вызвать именно такую реакцию. Неужели решил ею манипулировать? Впрочем, не важно. Джимми слегка склоняет набок голову и внимательно всматривается в нее, хотя на сей раз не пялится на ее роскошный бюст. Ну вот, мелькает в голове, еще один из этих… или все-таки другой? По правде сказать, Лорна не знает, что и думать, потому что его взгляд скользит по ее телу, но это ведь ничего не значит, они ведут серьезный профессиональный разговор, разве не так? Свет, падающий сквозь древесную крону, рисует камуфляжный узор на его загорелом лице и придает блеск странным, слишком светлым для темнокожего мужчины глазам. Он пугает ее, а голос у нее в голове твердит: «Дура, дура, дура, дура, ты сумасшедшая, сумасшедшая дура, брось это безумие, брось…» Этот голос ей хорошо знаком, он принадлежит ее отцу, для которого «безумием» являлось все, выходящее за пределы тусклого рационализма. Но слышен и другой голос: «Не будь дурой, Лорна. Это же глупо». Мертвая мама. «Не сходи с ума, Эмми, в этом нет ничего дурного». На самом ли деле он говорил это? Или она сама себе все понапридумывала? Не зацикливайся, Лорна…
Джимми продолжает смотреть на нее, но теперь на его гладком лбу появляется крохотная морщинка.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он.
– Да. Все прекрасно.
Он дерзко ухмыляется.
– Никто никогда не признается, что ему плохо, если только не истекает кровью. Почему так?
Лорне не хватает воздуха, вдобавок подкашиваются ноги. Она тяжело опускается на тот же стул и снова слышит противный скребущий звук.
Лишь прокашлявшись и отпив чаю, она наконец обретает голос.
– Прости, мне правда жаль. Просто на меня столько всего сразу обрушилось. Нападение, убийца в моем доме, стрельба… труп у меня на дорожке.
Она плачет, но, слава богу, не впадает в истерику: просто по ее щекам медленно текут слезы, которые она, чтобы не повредить макияж, осторожно промокает салфеткой.
– Ну наконец-то, – говорит он.
– В каком смысле?
– Да в том, что когда что-то не задается или случаются неприятности, желательно от них отстраниться, это такой терапевтический прием. Тебе ли не знать, существуют ведь целые антистрессовые программы. А то я смотрел на тебя и боялся, что ты вот-вот слетишь с катушек.
– Я и слетела, – бормочет Лорна, чувствуя, что дело тут не только в посттравматическом синдроме.
Нет, это шевеление чего-то глубинного, того, с чем Микки Лопес так и не сумел справиться за два года сеансов. Она мысленно оправдывает Микки, обвиняя во всем себя. Но тут на это накладывается насилие и все, связанное с Эммилу Дидерофф, да еще странный человек в ее патио, привлекающий и отталкивающий одновременно. (Это тело! Эта пушка!) Все это разом разворошило илистое дно подсознания, подняв клубы страха и возбуждения. Но не объяснять же это копу. Лорна делает несколько глубоких вздохов, восстанавливая самоконтроль. Слезы высыхают.
– Ну так что насчет Эммилу? – уточняет он. – Ты выходишь из игры или нет?
– Нет! – чуть ли не выкрикивает она, но справляется с собой и продолжает более спокойно: – Я имею в виду… на данном этапе ей вряд ли стоит менять психолога.
Произнося эти слова, Лорна отводит взгляд, поскольку они звучат несусветной ханжеской чушью. Но момент неловкости проходит, Паз садится.
– Прекрасно. Хорошо. И теперь, когда мы все уладили, я должен сказать, что в этом деле ты показала высший класс.
– Класс?
– Ага. Налетчик сшибает тебя с ног, потом возле твоего дома начинается пальба, но ты не бегаешь кругами, не визжишь как зарезанная, а хладнокровно звонишь «девять-один-один», спокойно скрываешь существенную улику и сейчас, хоть и напугана, принимаешь правильное решение. И улыбка у тебя приятная. Спасибо.
Она расплывается в улыбке, чувствуя себя идиоткой, и Паз отвечает ей кошачьей ухмылкой, с легкими огоньками в глазах.
– Но, по правде говоря, – сознается он, – самое классное, что ты не стала расспрашивать меня, за каким чертом я приковал себя наручниками к кровати.
– Психологов обучают деликатности.
– Ты не хотела меня смущать.
– Ты не произвел на меня впечатления человека, которого легко смутить.
– Вот-вот, ты еще и наблюдательна. Спокойна, проницательна, наблюдательна – дивная триада.
Лорна смеется: это не девичье хихиканье, а настоящий, искренний смех. Приятно выслушивать комплименты из уст привлекательного мужчины, сознавая, что это не просто сексуальная лесть, но откровенная оценка потенциального товарища, с которым, возможно, ей предстоит совместная сложная работа. Этот коп действительно хочет, чтобы она знала, что он о ней думает. Ново, непривычно и существенно отличается от ее предыдущего опыта общения с мужчинами.
– Между прочим, – восклицает он с воодушевленным хлопком в ладоши, – я обещал тебе лодочную прогулку. Мы могли бы взять еды и пива да рвануть куда-нибудь подальше за Медвежий овраг, порыбачить, устроить пикник… Ты как, согласна?
– Еще бы.
* * *
Она заходит в дом, надевает, не осмелившись заглянуть в большое, в полный рост, зеркало, пресловутое голубое бикини, поверх него гавайскую рубаху и шорты, водружает на голову пляжную парусиновую шляпу. В служебной машине Паза они едут на север, в районе, известном как Суавезера, выруливают на дорогу, по сторонам которой теснятся магазины и склады, и в какой-то обшарпанной кубинской забегаловке затариваются всем необходимым для своего пикника. Сидя в нагревающейся на солнце машине, Лорна сквозь темные очки разглядывает витрины магазинов и медленно переводит с испанского вывески, жалея, что уделила изучению этого языка всего год. Она ощущает себя до нелепости довольной, и если что-то слегка туманит безоблачный небосвод ее настроения, так только мысль, что ей придется снять свою рубашку и шорты и остаться на виду в безбожно откровенном купальнике.
Правда, хотя это и волнует ее, но на удивление мало: хотелось бы понять почему? Может быть, какое-то мозговое новообразование в лобных долях? По мере увеличения этой опухоли она будет терять тормоза все в большей степени и вскоре сможет красоваться в таком виде не только перед коллегами, но и перед тюремными надзирателями или перед обрюзгшим малым в застиранной майке и с толстенной черной сигарой в зубах, который сидит у входа в кубинскую забегаловку, и даже перед Ригоберто Муноксом. Потом у нее разовьется тормозная дискинезия и все такое прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133