Аймик вспомнил не слепую старуху – веселую черноглазую степнячку, чем-то похожую на одну из жен Хайюрра. И свою спасительницу вспомнил…
– Там хороших женщин не меньше, чем тут. Да только у меня-то иная тропа была… Да и не кончилась еще она.
Хайюрр, ничего не отвечая вслух, прищурившись смотрел в огонь и понимающе улыбался: «Хорошие женщины среди злых колдунов – как бы не так. Ты Духам зачем-то понадобился, – вот и остался в живых. Твое счастье. Хотя… не похоже, чтобы ты был счастлив… Вестник». Аймик вздохнул:
– Давай спать. Мой путь далек. Уйду на рассвете.
– Как же так! – встрепенулся Хайюрр. – А сына разве не хочешь увидеть?
– Увижу обязательно. Только помни, Хайюрр: это твой сын. Моя кровь, но сын твой. Я лишь предназначение выполнил – своей кровью три Рода соединил…
– Что это значит?
– Очень просто: мой Род – дети Тигрольва, Род Аты – дети Серой Совы, ну и твой – дети Сизой Горлицы. Сингор ведь вашего Рода, так?
Хайюрр кивнул в ответ.
– Вот и выходит: моя кровь, но ваш сын. Так оно и должно было случиться, по воле Могучих.
– И зачем же твоим Могучим это понадобилось? – невольно вырвалось у Хайюрра.
– Не знаю. Их пути – не наши пути.
– Но ты их видел. Какие же они, те Могучие?
Тишина. Хайюрр уже решил, что на его неуместный вопрос ответа не будет, когда вдруг прозвучало одно лишь слово:
– Чуждые.
Действительно, пора спать. И тут гость не только еще раз удивил хозяина, но и напугал, решительно заявив, что ночевать будет в покинутом жилище. На том самом месте, где была его постель.
Хайюрр опешил. Конечно, тот, кого Старый принимает как дорогого гостя, может многое пожелать. Но такое… И колдуна нет; в Мужском доме вместе с охотниками… Не с кем посоветоваться, а решать – ему. Что если…
– Пусть мой старый друг не беспокоится, – Аймик прекрасно понимал, что творится в душе Хайюрра, – Вестник Могучих обещает твердо: вреда Роду Сизой Горлицы от этого не будет. Будет хуже, если ты откажешь.
(«Откажешь!» Как откажешь Вестнику? И рад бы, да нельзя: вдруг и впрямь будет хуже?)
4
Аймик лежал на спине, закинув руки под голову, с открытыми глазами. О сне не могло быть и речи: не затем он пришел сюда.
Он ждал. Вглядываясь в темноту, напряженно прислушиваясь к звукам ночи, он ждал неизбежного.
Беспрерывно шелестели мотыльки, время от времени касаясь лица и всякий раз заставляя вздрагивать. Ночной жук сердито загудел, запутавшись в шкурах, потом исчез, – должно быть, нашел выход.
Послышался новый звук – еле слышный, тревожный, чуждый…
(Барабаны! «Гремушки» детей Сизой Горлицы, сложенные у стены!)
Ошибиться невозможно, – это они; их рокот нарастает… Сердце билось где-то у горла… (Великие Духи, да они всю общину на ноги поднимут!) Оттуда, где рокотали барабаны, полилось голубое сияние, напоминающее свет Межмирья. (Сейчас… Сейчас…) — Аймик!
Ата была такая же, как тогда, при расставании. В той же рубахе. Такая же молодая. И смотрит ласково, как умела смотреть только Ата. Его Ата. Беспричинно обиженная… Он хотел встать, чтобы…
– Нет, Аймик! – Ата сделала предостерегающий жест. – Тропы живых и мертвых разные. Ты не должен ко мне приближаться. Но я так рада, что вижу тебя…
(«Рада»? Аймик чувствовал себя бесконечно старым… И беспредельно виноватым.)
– Ата, прости! Прости, что я оставил тебя… так…
Она покачала головой:
– Это не твоя вина, а воля Могучих. Они позволили мне… подождать. Я так хотела еще раз тебя увидеть…
(«Еще раз»? А разве… ТАМ…)
– …и сказать, что я по-прежнему твоя Ата. Прости же свою Ату за отказ разделить тропу мужа.
– Не говори так! И без того… больно.
Аймик еле слышно выдохнул последнее слово. Мужчина не может сознаваться, что терпит боль. Но сейчас, перед Атой, умершей из-за него и все-таки дождавшейся, перед своей Атой…
– Нет, Аймик, этого не должно быть. Я для того тебя и ждала, чтобы Вестник завершал свою Тропу с легким сердцем. Тогда и я смогу уйти с легким сердцем по Ледяной Тропе
Сияние начало меркнуть.
– Погоди, Ата, постой! – торопливо заговорил Аймик, понимая, что еще немного, и… Навсегда. — Мне нечего прощать; лишь бы ты меня простила. Я не переставал тебя любить. Никогда! Скоро и мне – на Тропу Мертвых, и там…
Уже из темноты донесся прощальный голос:
– Вестник, наши тропы – разные. Только помни: мы простились!
5
И Хайюрр не спал почти всю ночь. Лежал и думал о том, кто сумел дойти до самых Могучих Духов, и вернуться назад, и нести какую-то Весть… Вспоминалось многое, но больше всего беседы с Рамиром. Уже старым Рамиром, уже готовым вступить на Тропу Мертвых. Колдун говорил скупо, иногда совсем непонятно… хотя казалось, что в действительности он готов понять и понимает, но только не хочет в этом признаться даже самому себе.
«Д,ухам нет до нас дела, а нам не должно быть дела до них. Помощники? Ха-ха! Себе дороже!» «Но Аймик! Ты же сам сказал ему…» «Духи капризны. А он глуп». «Но что будет потом?.. Быть может, там…» «Нет никакого „потом“, нет никакого „там“! Раздави жука, какое у него „потом“? Вот так и все мы…»
Об Этом Рамир говорил с особенным волнением, что вообще-то было на него непохоже.
Сон все же пришел, и во сне рокотали священные гремушки Рода Сизой Горлицы. На них играли не люди – духи. Хайюрр сразу понял, что это духи, только в человеческом облике, но почему-то нисколько не пугался. Ата самозабвенно танцевала под ритмичную дробь; она была весела… как тогда, накануне… И Аймик танцевал, держа за руки свою жену… Такие молодые. А он, Хайюрр, старый, никому не нужный, его и ноги-то плохо слушаются, где уж тут… Только обидно…
«Ата, ты обманула меня! Ты уходила по Тропе Мертвых, а сейчас вернулась и снова с ним…»
Беззаботный смех; Аймик и не смотрит, спиной повернулся… Копье!..
Хайюрр почувствовал, как по его телу прошла короткая судорога, и проснулся. Вовсю светило солнце, и снаружи доносились голоса вернувшихся охотников. Вестник, уже готовый в путь, стоял во входе, с улыбкой поглядывая на своего друга:
– Ну, я готов!.. А говорят еще: «Стариковский сон краток». К тебе, я вижу, это не относится.
– Как это – «готов»? – пробормотал Хайюрр, все еще не опомнившись от своего сна. – А еда? А сын?
Они не успели начать прощальную трапезу, когда послышались уверенные шаги. – Отец! Нам сказали: у тебя гость… Вошли двое охотников. Сыновья Хайюрра – Сингор и Коур.
Они трапезничали вчетвером, и братья слушали отца, с удивлением и интересом посматривая на непонятного гостя в странных одеждах. А тот, в свою очередь, – на них. …Один, широкоплечий, чернобородый, точь-в-точь Хайюрр в молодости (неужели это малыш Курри?). А второй… поменьше ростом, светловолосый, сероглазый (в мать! И губы такие же, припухлые. Только сейчас они плотно сжаты).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134