Вечно.
Дад еле доплелся до реки, смочил голову и лицо и стал жадно пить воду. Постепенно пришло успокоение. И понимание того, что можно и нужно сделать.
(Он не знает пути Северянина? Пусть так. У него есть другой способ остановить своего зятя. Самый простой. Такой простой, что едва пи те, кто его защищают, даже догадаются… А еспи и догадаются, – все равно помешать не смогут.) Дад знал: в людские дела Могучие не вмешиваются.
2
Вестник шел через земли врагов детей Мамонта, не ощущая ни угрозы, ни скрытой вражды. Почтение и трепет исходили от охотников, случайно оказавшихся близ его тропы, от женщин и подростков, падающих ниц едва завидев проходящего мимо Вестника. И колдуны из ближайших к его тропе общин с почтением и трепетом предлагали дары: свежее и сушеное мясо и сало, грибы, ягоды, коренья и травы, кожаные баклаги с бодрящим отваром. И одежду предлагали, и обувь, и кремневые сколы, и даже дротики и свои красивые металки.
«Да будет тропа твоя легка, о Вестник Могучих! — говорили колдуны, опустив глаза из опасения Маны: силы сильных, непереносимой для простого смертного, даже если он колдун. – Прими наши дары и прости, что не можем принять тебя в нашем стойбище как гостя. Ты знаешь сам: пришедший из Мира Могучих опасен для живых. Но если Вестник укажет нам место своего ночлега, наши люди с радостью принесут туда и сучья для костра, и одеяла для сна, и все, что ты пожелаешь».
Аймик благодарил, но неизменно отказывался. Не из осторожности; он знал: напасть не посмеет никто. Просто к чему? Одеяла у него в заплечнике – легкие и теплые, подарок Айриты. А собрать хворост и разжечь костер – невелик труд. Да и дары он брал далеко не все, хоть и знал, что все отвергнутое будет уничтожено на месте. Он спешит, и лишний груз ему ни к чему. Только самое необходимое.
Он спешил. Он покинул детей Мамонта едва ли не сразу после своего возвращения от Инельги: уже стояла поздняя весна, а ему нужно было поспеть к логову Дада до Осеннего Перелома. Аймик знал: Черный попытается посвятить его сына Предвечной Тьме в первую же безлунную ночь после того, как Небесный Олень начнет сокращать свой бег по Лазурным Полям, уступая время Небесной Охотнице. Путь неблизок и труден даже для легких ног. Но, как бы то ни было, он должен успеть, и он успеет. Благо Древняя Клятва подтверждена, и от людей опасности нет. А со зверем он и сам справится, – если, конечно, Могучие пожелают послать Вестнику такое испытание. Но Аймик и став Вестником знал не все.
На земле детей Пегой Кобылы, в небольшом овражке, находящемся поодаль от стойбища и в стороне от охотничьих троп, разговаривали пятеро мужчин. Четверо носили на лицах и на теле родовые знаки сыновей Бизона, живущих на востоке, в предгорьях. Пятый был местным: охотником Рода Пегой Кобылы. Шестой мужчина, тоже пришедший с востока, в беседе участия не принимал. Он лежал в укрытии на краю оврага и смотрел по сторонам. Место безлюдное, обычно люди здесь не бывают, но нужно исключить всякую случайность. Никто, ни одна живая душа, ни мужчина, ни женщина, ни ребенок не должны случайно услышать то, о чем говорят внизу. Да и видеть их вместе негоже.
– …Я был тогда малышом, – говорил молодой охотник Рода Пегой Кобылы, еще почти безусый, с едва пробивающейся бородкой, – а помню все. Как налетели эти… крысиный помет жрущие…
– Тихо, тихо, – остановил его сидящий напротив мужчина, горбоносый, с бесстрастным волевым лицом и ранней сединой в густой бороде и волосах, разделенных на три пучка, – знак особого достоинства у охотников Рода Бизона. – Рассказывай.
– Их никто не ждал, никто! Ведь мы жили далеко от этих проклятущих гор. Лучшие наши воины ушли туда, как всегда делалось. А тут… за оружие-то взяться никто толком не успел, да и некому было…
– И ты, малыш, все это знал и запомнил? – недоверчиво улыбнулся собеседник.
– Да нет… После рассказывали… Я запомнил, как наши жилища пылали. Мамин крик запомнил. Мы с ребятами за стойбищем играли… Прибежал на крик, а там уже все рухнуло и пылает. И мама… Кричу, зову, к деду хотел: колдун. Поможет! Спасет! А дед… уже на коленях… и этот… этот… горло… Сын Пегой Кобылы заскрежетал зубами.
– Вот. – Седовласый наставительно поднял палец. – Твой дед сам во всем виноват. Вообразил себя могучим колдуном. Нужно было слушать того, кто и мудрее, и могучее. Передавали бы пленника из общины в общину втихаря, ничего бы такого и не стряслось. Сейчас бы мы его спокойно увели к Великому, а там, глядишь, и вы бы со своими врагами покончили раз и навсегда. А теперь как быть?
Много лет назад – столько лет, сколько пальцев на двух руках и еще на одной, – он, тогда еще совсем молодой, уводил Чужака, захваченного Черным. С наказом уводил: «Смотри! Чтобы ваши его не били, кормили, обували-одевали да глаз с него не спускали. Чтобы слова с ним никто сказать не смел, чтобы никакого дела ему никто дать не смел. Пусть живет так! Год – тут, год – там. А настанет срок – вы же за ним пойдете и мне его вернете».
Тогда он, молодой, даже сочувствовал пленнику, хотя, конечно, нарушить наказ Черного Колдуна не смел. Да и никто из них, живущих поблизости от Его обители, не осмелился бы перечить Черному. Ненавидели – многие, боялись – все, а вот выступить против – никто. И он, молодой, боялся и ненавидел. И хотел, чтобы пленник сбежал, но… только не из его рук. Не потому ли и намекнул тогда, чтобы передавали Чужака подальше. Авось, мол… Дурак. Молодой недотепа. Устроил, называется, – Чужаку на радость, себе на погибель.
Седовласый оглянулся и вздохнул. Из пятерых осталось четверо. Но они уже не те сопливые юнцы, едва ли не верившие глупым побасенкам о какой-то Бессмертной, якобы ждущей кого-то, о дурацкой Древней Клятве. Чепуха все это. Теперь они знают что такое – Истинная Сила. Они сами посвящены этой Силе. Они уже давно не сыновья Бизона (только бывшие их сородичи и не подозревают об этом). Их истинный Тотем – Тот, кого и Живущий в горах не смеет назвать по имени. Он и его воинство. Властители. Хозяева Мира. И сам Живущий в горах для них теперь не Черный Колдун, а Великий. И его повеления для них – единственный закон.
Посвящены четверо из тех, кто уводил Чужака. Пятый отказался, и его настигла Кара. Теперь с ними – его младший брат, тот, кто сейчас там, наверху. Он пройдет испытание и станет одним из них. Конечно, их Посвящение – не то, что прошел Великий, и уж тем более не то, что предстоит пройти его внуку. Вот кто будет истинно велик!..
…Но для этого нужно во что бы то ни стало перехватить его отца.
В день Весеннего Перелома они стояли перед Великим – четверо Посвященных и пятый, безусый и безбородый, готовящийся к своему первому Испытанию. Великий Дад , ободряя новичка, по своему обыкновению, шутил и сам же заразительно смеялся, прищуривая глазки и тряся бородкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Дад еле доплелся до реки, смочил голову и лицо и стал жадно пить воду. Постепенно пришло успокоение. И понимание того, что можно и нужно сделать.
(Он не знает пути Северянина? Пусть так. У него есть другой способ остановить своего зятя. Самый простой. Такой простой, что едва пи те, кто его защищают, даже догадаются… А еспи и догадаются, – все равно помешать не смогут.) Дад знал: в людские дела Могучие не вмешиваются.
2
Вестник шел через земли врагов детей Мамонта, не ощущая ни угрозы, ни скрытой вражды. Почтение и трепет исходили от охотников, случайно оказавшихся близ его тропы, от женщин и подростков, падающих ниц едва завидев проходящего мимо Вестника. И колдуны из ближайших к его тропе общин с почтением и трепетом предлагали дары: свежее и сушеное мясо и сало, грибы, ягоды, коренья и травы, кожаные баклаги с бодрящим отваром. И одежду предлагали, и обувь, и кремневые сколы, и даже дротики и свои красивые металки.
«Да будет тропа твоя легка, о Вестник Могучих! — говорили колдуны, опустив глаза из опасения Маны: силы сильных, непереносимой для простого смертного, даже если он колдун. – Прими наши дары и прости, что не можем принять тебя в нашем стойбище как гостя. Ты знаешь сам: пришедший из Мира Могучих опасен для живых. Но если Вестник укажет нам место своего ночлега, наши люди с радостью принесут туда и сучья для костра, и одеяла для сна, и все, что ты пожелаешь».
Аймик благодарил, но неизменно отказывался. Не из осторожности; он знал: напасть не посмеет никто. Просто к чему? Одеяла у него в заплечнике – легкие и теплые, подарок Айриты. А собрать хворост и разжечь костер – невелик труд. Да и дары он брал далеко не все, хоть и знал, что все отвергнутое будет уничтожено на месте. Он спешит, и лишний груз ему ни к чему. Только самое необходимое.
Он спешил. Он покинул детей Мамонта едва ли не сразу после своего возвращения от Инельги: уже стояла поздняя весна, а ему нужно было поспеть к логову Дада до Осеннего Перелома. Аймик знал: Черный попытается посвятить его сына Предвечной Тьме в первую же безлунную ночь после того, как Небесный Олень начнет сокращать свой бег по Лазурным Полям, уступая время Небесной Охотнице. Путь неблизок и труден даже для легких ног. Но, как бы то ни было, он должен успеть, и он успеет. Благо Древняя Клятва подтверждена, и от людей опасности нет. А со зверем он и сам справится, – если, конечно, Могучие пожелают послать Вестнику такое испытание. Но Аймик и став Вестником знал не все.
На земле детей Пегой Кобылы, в небольшом овражке, находящемся поодаль от стойбища и в стороне от охотничьих троп, разговаривали пятеро мужчин. Четверо носили на лицах и на теле родовые знаки сыновей Бизона, живущих на востоке, в предгорьях. Пятый был местным: охотником Рода Пегой Кобылы. Шестой мужчина, тоже пришедший с востока, в беседе участия не принимал. Он лежал в укрытии на краю оврага и смотрел по сторонам. Место безлюдное, обычно люди здесь не бывают, но нужно исключить всякую случайность. Никто, ни одна живая душа, ни мужчина, ни женщина, ни ребенок не должны случайно услышать то, о чем говорят внизу. Да и видеть их вместе негоже.
– …Я был тогда малышом, – говорил молодой охотник Рода Пегой Кобылы, еще почти безусый, с едва пробивающейся бородкой, – а помню все. Как налетели эти… крысиный помет жрущие…
– Тихо, тихо, – остановил его сидящий напротив мужчина, горбоносый, с бесстрастным волевым лицом и ранней сединой в густой бороде и волосах, разделенных на три пучка, – знак особого достоинства у охотников Рода Бизона. – Рассказывай.
– Их никто не ждал, никто! Ведь мы жили далеко от этих проклятущих гор. Лучшие наши воины ушли туда, как всегда делалось. А тут… за оружие-то взяться никто толком не успел, да и некому было…
– И ты, малыш, все это знал и запомнил? – недоверчиво улыбнулся собеседник.
– Да нет… После рассказывали… Я запомнил, как наши жилища пылали. Мамин крик запомнил. Мы с ребятами за стойбищем играли… Прибежал на крик, а там уже все рухнуло и пылает. И мама… Кричу, зову, к деду хотел: колдун. Поможет! Спасет! А дед… уже на коленях… и этот… этот… горло… Сын Пегой Кобылы заскрежетал зубами.
– Вот. – Седовласый наставительно поднял палец. – Твой дед сам во всем виноват. Вообразил себя могучим колдуном. Нужно было слушать того, кто и мудрее, и могучее. Передавали бы пленника из общины в общину втихаря, ничего бы такого и не стряслось. Сейчас бы мы его спокойно увели к Великому, а там, глядишь, и вы бы со своими врагами покончили раз и навсегда. А теперь как быть?
Много лет назад – столько лет, сколько пальцев на двух руках и еще на одной, – он, тогда еще совсем молодой, уводил Чужака, захваченного Черным. С наказом уводил: «Смотри! Чтобы ваши его не били, кормили, обували-одевали да глаз с него не спускали. Чтобы слова с ним никто сказать не смел, чтобы никакого дела ему никто дать не смел. Пусть живет так! Год – тут, год – там. А настанет срок – вы же за ним пойдете и мне его вернете».
Тогда он, молодой, даже сочувствовал пленнику, хотя, конечно, нарушить наказ Черного Колдуна не смел. Да и никто из них, живущих поблизости от Его обители, не осмелился бы перечить Черному. Ненавидели – многие, боялись – все, а вот выступить против – никто. И он, молодой, боялся и ненавидел. И хотел, чтобы пленник сбежал, но… только не из его рук. Не потому ли и намекнул тогда, чтобы передавали Чужака подальше. Авось, мол… Дурак. Молодой недотепа. Устроил, называется, – Чужаку на радость, себе на погибель.
Седовласый оглянулся и вздохнул. Из пятерых осталось четверо. Но они уже не те сопливые юнцы, едва ли не верившие глупым побасенкам о какой-то Бессмертной, якобы ждущей кого-то, о дурацкой Древней Клятве. Чепуха все это. Теперь они знают что такое – Истинная Сила. Они сами посвящены этой Силе. Они уже давно не сыновья Бизона (только бывшие их сородичи и не подозревают об этом). Их истинный Тотем – Тот, кого и Живущий в горах не смеет назвать по имени. Он и его воинство. Властители. Хозяева Мира. И сам Живущий в горах для них теперь не Черный Колдун, а Великий. И его повеления для них – единственный закон.
Посвящены четверо из тех, кто уводил Чужака. Пятый отказался, и его настигла Кара. Теперь с ними – его младший брат, тот, кто сейчас там, наверху. Он пройдет испытание и станет одним из них. Конечно, их Посвящение – не то, что прошел Великий, и уж тем более не то, что предстоит пройти его внуку. Вот кто будет истинно велик!..
…Но для этого нужно во что бы то ни стало перехватить его отца.
В день Весеннего Перелома они стояли перед Великим – четверо Посвященных и пятый, безусый и безбородый, готовящийся к своему первому Испытанию. Великий Дад , ободряя новичка, по своему обыкновению, шутил и сам же заразительно смеялся, прищуривая глазки и тряся бородкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134