АМАЛЬГАМА МИРОВ
В жизни не видел такого наглого табурета.
Будь у него руки, он бы наверняка подбоченился.
Табурет топтался толстыми ножками по траве поляны, как-то ухарски,
наподобие шляпы, заломив сиденье. Он явно торжествовал и праздновал
победу. Да и было отчего. Поверженный пару секунд назад кавалер лежал на
земле ничком, а его шпага, на треть клинка вошедшая в землю, плавно
раскачивалась, как безобидная тростинка.
"Приехали", - обреченно подумал я и посмотрел в сторону прохода,
возможно, закрывшегося навсегда.
Но особенно раздумывать было некогда.
Начиналось все очень обыкновенно.
То есть, как всегда.
Репетиция закончилась, и мы с Люськой пошли ко мне обедать.
Так мы обедаем уже второй месяц. Или третий. Точно не помню, да и
зачем. Благо от театра до моего жилища рукой подать - полквартала.
В квартире, где я владел ведомственной комнатой, привычно пахло
кошками, хотя ни одной кошки я здесь не видел ни разу. А эта квартирка на
четвертом этаже, надо сказать, знакома мне давно, так как во времена
юности, еще не будучи ее жильцом, бывал здесь неоднократно. Случалось и
ночевал. И не подумайте ничего такого. Просто единственная владелица
отличной жилплощади Татьяна Васильевна Сухина, преподавательница
сценической речи в нашем театральном училище, время от времени приглашала
кого-нибудь из студентов, живших в переполненном общежитии, к себе на
постой. Так сказать, для смены казенной обстановки на домашнюю.
С той поры прошло десять лет. Из студента я превратился в актера (и
неплохого актера, заметьте) Молодежного экспериментального театра, а
Татьяна Васильевна, и ранее имевшая весьма преклонный возраст, состарилась
окончательно, но все еще продолжала преподавать.
Поскольку квартира, как я уже говорил, была ведомственной, меня
определили сюда на подселение.
На этом трогательная вступительная часть заканчивается и начинается
вся эта чепуха, которую любой восторженный романтик назвал бы
приключениями, а я назову помрачением разума и массовым психозом. Под
массами надо понимать меня и Люську, с которой все, собственно, и
началось.
- Кукушкин! - сказала Люська сразу после репетиции "Пяти вечеров". -
Пошли обедать.
Кстати, ненавижу, когда меня называют по фамилии. Можно подумать имя
Александр, пусть в конце концов Саша или Шура, звучит менее благозвучно.
Так нет, каждый норовит крикнуть - Кукушкин. Иногда даже на улице. Мало
того, что это просто невежливо, так ведь и фамилия у меня еще та. И на
всех афишах пишут - Кукушкин. Представляете: Гамлет - Кукушкин. Ладно бы
Лебедев или Орлов, Гусев, наконец. Но Кукушкин.
Впрочем, Гамлет мне не грозит. Я думаю потому, что внешность у меня
не сильно героическая. Рост, правда, подходящий, современный. А вот в
остальном... Немного курнос, глаза посажены близко, ну и так далее. Хотя,
если разобраться, не во внешности дело. Просто я всегда был не слишком
удачлив на сцене, а в этом, скорее всего, виноват мой характер. Мне обычно
лучше удавались вторые роли.
Итак, мы пошли. На улице царил май. Черемуха только что отцвела,
тополя в прозрачных косынках листвы шептали, что молодость вечна. И глядя
на Люську, в это было нетрудно поверить.
Восходящая звезда театра. Маленькая, рыжеволосая, с
хризолитово-зелеными глазами. Прелесть, а не девчонка. У нас уже второй
или третий месяц продолжался производственный роман и как он закончится не
знал даже я сам. По крайней мере об этом думать не хотелось, слишком все
хорошо: любимая женщина, погода, природа, сейчас придем домой, супчику
поедим, кофе сварим.
Мы зашли в квартиру, в которой никогда не жили кошки, но кошками
пахло постоянно, и все сначала шло по плану.
Пообедали, и я на правах хозяина пошел на кухню мыть посуду и варить
кофе, а кокетливая Люська вытащила из сумочки умопомрачительно яркий
жилет, который купила недавно по случаю, и побежала в комнату Татьяны
Васильевны в сотый раз примеривать его перед зеркалом.
Сухина отсутствовала - уехала к родственникам в Академгородок,
занятий на этой неделе у нее в училище не было.
Обычно, покидая квартиру на несколько дней, Татьяна Васильевна свою
комнату никогда не запирала. Здесь в разные времена перебывало не одно
поколение студентов. Сухину любили за врожденную интеллигентность, за
умение в любой компании не быть лишней и оставаться самой собой, любили
даже за внешнюю, добавлю, именно внешнюю суровость.
В каком году она родилась не знал никто. Возможно, об этом не знали и
в отделе кадров, потому что все документы были потеряны в годы гражданской
войны. И только в нечастых разговорах о своей молодости Сухина иногда
упоминала, что родилась в дворянской семье, училась в гимназии, что у них
до революции были собственный двухэтажный дом и выезд из пары серых в
яблоках. А потом, и при этом Татьяна Васильевна саркастически кривила рот:
"Пришла совецка власть...". На этом повествование заканчивалось и всем
становилось ясно, что о дальнейшем спрашивать не нужно.
Это "и вот пришла совецка власть" стало даже у нас одно время
постоянной присказкой.
Короче говоря, Сухиной в квартире не было, я варил на кухне кофе,
отстукивая, вернее отшлепывая, тапочками такт незатейливого шлягера,
льющегося из репродуктора, Люська убежала примеривать жилет.
Перед зеркалом, стоящим в комнате Татьяны Васильевны, надо думать,
когда-то вертелись в нарядах и поизысканнее.
Оно было знаменито не менее, чем его хозяйка.
Не очень большое, на вращающихся шарнирах, на манер классной доски,
зеркало отличалось удивительной глубиной изображения и было наполнено
чудесным золотистым фоном, который дают только очень качественные стекла.
Неоднократно Татьяна Васильевна говорила, что амальгама у зеркала
серебряная, в отличие от современного алюминиевого напыления.
Люську понять было можно. Отражение в этом стекле и дурнушку делало
привлекательной, что уж говорить о красивых женщинах.
Я варил кофе и думал, что у нас есть еще почти четыре свободных часа,
и тут в комнате Сухиной раздался взрыв. Или мне показалось, что взрыв. Но
во внезапно за этим наступившей тишине - замолчало даже радио - я
почувствовал, что словно ватой заложило уши. Кофе пролился на конфорку,
запахло гарью, но вытирать плиту времени не было - я помчался на помощь,
рискуя расшибиться в узком коридоре.
Клинок шпаги сверкнул на солнце, и я едва успел отпрянуть в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35