Старик сидел, скрестив ноги, перед маленьким алтарем, спиной к Кристоферу; его собственная фигура была окружена ореолом, создаваемым десятком горящих ламп. Казалось, он не слышал, как Кристофер выбил дверь. Он не повернул головы и не заговорил, продолжая свою молитву.
Кристофер застыл у двери, испытывая волнение и неловкость, так как без приглашения вторгся во внутренний мир отца. Старик что-то неразборчиво бормотал, не замечая того, что было вокруг. Вместо Кристофера здесь мог оказаться Царонг Ринпоче, вернувшийся, чтобы все-таки убить старика, но настоятель не обратил на вошедшего никакого внимания.
Кристофер сделал несколько шагов. Он остановился, прислушиваясь к словам молитвы, не решаясь помешать отцу. Он был потрясен, когда разобрал слова старика:
— Теперь отпусти раба Твоего, Господи, согласно слову Твоему. Потому что глаза мои видели Твое спасение, которое видели все люди...
Это была молитва Симеона, старого человека, который просил Бога позволить ему с миром уйти из жизни, после того как он увидел Христа-ребенка. Кристофер тихо стоял, прислушиваясь к знакомым словам, думая, не сон ли отделяет его от того судьбоносного вечера, когда они вышли из церкви.
Наконец настоятель закончил молитву. Кристофер шагнул к нему и опустил руку на его плечо.
— Отец, — позвал он. Он в первый раз употребил это слово, обращаясь к старику. — Нам надо идти.
Настоятель поднял голову с видом человека, давно ожидающего, когда его призовут.
— Кристофер, — произнес он. — Я надеялся, что ты придешь. Ты видел своего сына?
Кристофер кивнул.
— Да.
— С ним все в порядке? Он в безопасности?
— Да, отец. Он в безопасности.
— А другой мальчик, Дорже Самдап Ринпоче, — он тоже в безопасности?
— Да. Я оставил их обоих внизу, на перевале. С ними Чиндамани. Они ждут тебя.
Старик улыбнулся.
— Я рад, что они выбрались отсюда. Ты тоже должен пойти и помочь им уйти отсюда как можно дальше.
— Вместе с тобой, отец. Я пришел, чтобы забрать тебя.
Настоятель покачал головой. Улыбка сменилась глубокой серьезностью.
— Нет, — ответил он. — Я должен остаться здесь. Я — настоятель. Что бы там ни думал Царонг Ринпоче, я все еще остаюсь настоятелем Дорже-Ла.
— Царонг Ринпоче мертв, отец. Ты можешь оставаться настоятелем. Но сейчас тебе лучше уйти отсюда. Хотя бы ненадолго, пока здесь снова не станет безопасно.
Отец снова покачал головой, на сей раз с большей грустью.
— Мне жаль Царонга Ринпоче. Он был очень несчастлив. А теперь ему придется снова начать путешествие сквозь свои инкарнации. От этого я чувствую себя очень усталым. Пришло время мне лечь рядом с остальными, Кристофер. Пришло время родиться заново.
— Ты уже родился заново, — спокойно заметил Кристофер. — Когда ты сказал мне, кто ты такой, я сам словно родился заново. Сегодня вечером ты родился еще раз. Царонг Ринпоче сказал мне, что ты мертв, и я поверил ему. Я ворвался сюда и увидел, как ты молишься, — это было словно новое рождение.
Старик положил свою руку на руку Кристофера.
— Ты узнал молитву? — спросил он.
— Да. Молитва Симеона.
— Он знал, когда надо уходить. Он увидел то, чего хотел всю жизнь. Я чувствую себя точно так же. Не заставляй меня идти с тобой. Мое место здесь, среди этих гробниц. У тебя другое предназначение. Не теряй времени. Мальчикам нужна твоя защита. И Чиндамани тоже. И, я думаю, ей нужна твоя любовь. Не слишком бойся ее, она не всегда богиня.
Оперевшись на руку Кристофера, старик медленно встал на ноги.
— Русский все еще жив? — спросил он.
— Не знаю. Но думаю, что да.
— Тогда тебе пора идти. Меня политика не интересует. Большевики, тори, либералы — для меня это одно и то же. Но Самдап нуждается в защите, ты должен обеспечить его безопасность. Это же касается и твоего сына. Мне жаль, что я распорядился доставить его сюда. Мне жаль, что я причинил тебе горе. Поверь: я был убежден, что так будет лучше.
Кристофер сжал руку отца.
— Ты уверен, что не пойдешь со мной? — спросил он.
— Абсолютно уверен.
Кристофер помолчал.
— Ты счастлив? — спросил он некоторое время спустя.
— Я живу в мире с собой, Кристофер. Это важнее счастья. Ты убедишься в этом. В конце концов, ты убедишься в этом. А теперь тебе надо идти.
Кристофер неохотно отпустил руку отца.
— До свиданья, — прошептал он.
— До свиданья, Кристофер. Береги себя.
* * *
Жалкий солнечный луч медленно полз по небу. Звезды по очереди тускнели, изрезанные края горных пиков отчетливо выступали на фоне серого неба. Высоко над ним пролетел стервятник, направляясь в сторону Дорже-Ла. Огромные крылья несли его вперед, отбрасывая на снег серую тень.
Кристофер подбежал к тому месту, где оставил Чиндамани и мальчиков. Разреженный воздух царапал легкие. Он тяжело дышал, ощущая боль в груди. Высокогорье и усталость давали о себе знать.
Перед ним был невысокий гребень горы. Он с трудом вскарабкался на него и упал на вершине, оказавшись в мягкой снежной постели. Собравшись силами и поднявшись, он посмотрел вниз, на перевал. Там никого не было.

Часть третья
Преследование
И что за дикий зверь, чей пробил час.
Крадется в Вифлеем, чтоб заново
родиться?
У. Б. Йетс, Второе пришествие
Глава 41
Дорога на Сининг-Фу
Больше всего Кристофер боялся, что заснет прямо здесь, в снегу, и замерзнет. Он уже чувствовал себя утомленным после путешествия в Дорже-Ла, а к этому добавилось напряжение прошлой ночи, и все это не могло не сказаться на его состоянии. Было очень холодно, и единственной защитой от погоды была та одежда, которая была на нем. Несколько раз, устроив привал, он начинал дремать и чудом спохватывался. Он знал, что Замятин и остальные тоже устали, но не так сильно, как он сам. К тому же у них были две палатки, немного топлива для костра и немного еды. Его единственная надежда заключалась в оставленных ими следах, которые говорили ему, куда они направляются. Он собирался идти за ними до тех пор, пока не кончатся силы.
В первую ночь он нашел небольшое углубление в скале: более скромных размеров, чем пещера, но все же достаточно большое, чтобы укрыть его от жалящего ветра. Он ничего не ел вот уже больше суток.
Весь следующий день он плелся вперед, все больше и больше углубляясь в горы. Поворачивать назад не имело смысла: он знал, что куда бы он ни направился, повсюду будут только снег и лед. Тянувшиеся перед ним следы стали для него целым миром, и он не видел ничего кроме них.
Его посещали тревожные видения. Уставший мозг начал рисовать на снегу странные образы. Как-то раз он увидел линию разрушенных пирамид, простиравшуюся до самого горизонта. А параллельно им стояли сфинксы, укутанные черным шелком и увенчанные листьями можжевельника. Ему страшно хотелось спать. Он мечтал только о том, чтобы лечь и отдаться снам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116