Вне всякого сомнения,
тут давно не ступала нога человека, и храм постепенно превращался в
руины, однако у него не возникло неприятного чувства - наоборот,
мрачные стены храма показались ему знакомыми, как стены давно забытого
родного дома.
- Норррма-а-аннн... ты уже не хочешь поговори-и-и-и-ить со мной?
- Как же, как же, обязательно поговорю, - пробурчал он. -
Поговорю, как же, обязательно поговорю с тобой {начистоту}, падаль.
Краешком глаза он заметил в спутанной высокой траве справа от
ступенек какой-то предмет: прячущееся в сорняках большое каменное
лицо, глупо уставившееся в ночное небо. Пять шагов привели Нормана к
сброшенному идолу, и секунд десять или больше он смотрел не отрываясь
в каменное лицо, проверяя и перепроверяя, действительно ли видит то,
что видит. Зрение не подвело. У огромной головы, валяющейся в траве,
было личико дражайшего нормановского папочки; слепые глазки сверлили
бесстрастный круг луны.
- Эгей, старый хрыч! - произнес он почти нежным тоном. - Ты-то
что здесь делаешь?
Каменный папаша промолчал в ответ, зато раздался крик Роуз:
- Норман! Сколько же можно ждать, мать твою? Почему ты такой
МЕДЛИТЕЛЬНЫЙ? Норман!
"Ну и язычку научилась она у своих подружек! - заметил бык, с той
лишь разницей, что теперь его реплики звучали в голове у Нормана. - Ей
повезло, повстречалась с великими людьми, никаких сомнений - они
полностью изменили ее жизнь".
- Сука, - произнес он гортанным дрожащим голосом. - Ах ты сука!
Он порывисто отвернулся от каменной рожи, попутно подавляя в себе
желание плюнуть в нее, как плюнул на кожаную куртку... или расстегнуть
джинсы и помочиться на отцовскую физиономию. Не самое подходящее время
для игр. Он поспешил по растрескавшимся ступенькам к темному входу в
храм. Каждый раз, когда ступал на камень, молния пронзительной боли
обжигала ногу, взметаясь по позвоночнику и отдаваясь в челюсти.
Казалось, лишь благодаря маске челюсть держится на своем месте: от
боли хотелось орать. И пожалел о том, что не прихватил с собой
лекарства из черно-белого полицейского "чарли-дэвида".
"Как она осмелилась на такой поступок, Норми? - прошептал слабый
голос в его сознании. Похоже, вопрос задал отец, хотя Норман не мог
припомнить, чтобы тот разговаривал таким неуверенным и обеспокоенным
тоном. - Как, черт побери, осмелилась? Что с ней случилось?"
Он помедлил, занеся ногу над верхней ступенькой; все лицо
саднило, нижняя челюсть болталась, как незакрепленное автомобильное
колесо.
"Не знаю и знать не хочу, - огрызнулся он. - Но я скажу тебе одну
вещь, папуля, - если, конечно, это ты, когда я до нее доберусь, то
сделаю так, что горько пожалеет о своей безрассудности. Клянусь,
пожалеет об этом".
"А ты уверен, что хочешь попробовать?" - не унимался призрачный
голос, и Норман, уже было двинувшийся вперед, озадаченно остановился и
склонил голову набок, словно прислушиваясь.
"Знаешь, мне кажется, что можно поступить умнее, - продолжал
голос. - Разумнее было бы признать ничью. Понимаю, звучит неприятно,
но ради твоего же блага хочу высказать свои соображения, Норми. Если
бы штурвал сейчас находился в моих руках, я сию секунду повернул бы
его в противоположную сторону и вернулся туда, откуда пришел. Потому
что здесь все {неправильно}. Тут все перепутано так, что сам черт ногу
сломит. Не знаю, что это за место на самом {деле}, но чувствую -
чистейшей воды ловушка, И если ты сделаешь опрометчивый шаг и дверь
западни захлопнется, у тебя возникнет гораздо больше поводов для
беспокойства, чем разболтавшаяся челюсть или маска, которая не желает
отдираться от лица. Почему бы тебе не плюнуть на все и не отправиться
восвояси? Проверить - вдруг удается вернуться назад в ее комнату?
Может, лучше так и сделать и дождаться ее там?"
"Ты забываешь про них, папочка, - возразил голосу Норман. Его до
глубины души потрясла настойчивость отцовского монолога, однако он не
хотел признаться себе в этом. - Спустя какое-то время туда заявятся
копы: и мне не сдобровать. Они изрешетят меня прежде, чем успею
уловить запах ее духов. А еще она послала меня... Я не уйду, потому
что она превратилась в проститутку. Это видно даже по ее манере речи."
"Да наплюй ты на ее манеру речи идиот! - взорвался отцовский
голос. - Если она испортилась, брось ее, и пусть догнивает на земле
вкупе со своими подружками! Может, еще не поздно отойти от вулкана на
достаточное расстояние, чтобы выброс распаленной лавы не угодил тебе в
лицо".
Сам того не желая, он задумался над отцовскими доводами, а затем
поднял взгляд и прочел надпись, высеченную на камне над входом в храм.
"ЖЕНЩИНА КРАДУЩАЯ КРЕДИТНУЮ КАРТОЧКУ МУЖА, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА
ЖИЗНЬ".
Сомнения рассеялись. Он не станет больше слушать скулеж папочки,
только и умеющего, что щупать детские гениталии. Норман вошел в зев
дверного проема и углубился в темноту храма. Темно... но {не}
настолько, чтобы ничего не видеть. Через узкие окна внутрь прорывались
мощные, словно состоящие из серебристых блестящих пылинок, лунные
{лучи}: освещая развалюху, пугающе похожую на церковь в Обрейвилле,
которую боготворили Роуз и ее родственники. Ой зашагал по сугробам
шуршащих мертвых листьев, а когда стая летучих мышей с писком
закружила над головой, едва не цепляя Нормана крыльями, хлопнул в
ладоши и отмахнулся от них?
- Пошли вон, сучьи выродки.
Пройдя через дверь справа от алтаря и оказавшись на маленьком
крыльце с противоположной стороны храма, Норман увидел повисший на
колючем кусте обрывок материи. Наклонился, снял лоскут и поднес к
глазам. Слабый лунный свет мешал рассмотреть его, но показалось, что
ткань красного или розового цвета. Разве на ней было что-то красное?
Помнится, она была в джинсах, впрочем, он не поручился бы. Все
смешалось и перепуталось. Даже если и джинсы - сняла же она куртку,
которую одолжил ей дружок-сосунок, и бельишко, возможно...
За спиной у него раздался шорох, напоминающий трепетание
сигнального флажка на ветру. Норман повернулся, и коричневая летучая
мышь вцепилась в его лицо, припав отвратительным ртом и хлопая
крыльями по щекам.
При первом же звуке рука невольно опустилась к рукоятке
пистолета. Теперь же он медленно разжал пальцы, схватил зверька и
скомкал его, смял, чувствуя, как хрустнули крылья. Занес руку над
головой и встряхнул летучую мышь с такой силой, что ее тельце лопнуло,
и вывалившиеся внутренности упали на носки его ботинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
тут давно не ступала нога человека, и храм постепенно превращался в
руины, однако у него не возникло неприятного чувства - наоборот,
мрачные стены храма показались ему знакомыми, как стены давно забытого
родного дома.
- Норррма-а-аннн... ты уже не хочешь поговори-и-и-и-ить со мной?
- Как же, как же, обязательно поговорю, - пробурчал он. -
Поговорю, как же, обязательно поговорю с тобой {начистоту}, падаль.
Краешком глаза он заметил в спутанной высокой траве справа от
ступенек какой-то предмет: прячущееся в сорняках большое каменное
лицо, глупо уставившееся в ночное небо. Пять шагов привели Нормана к
сброшенному идолу, и секунд десять или больше он смотрел не отрываясь
в каменное лицо, проверяя и перепроверяя, действительно ли видит то,
что видит. Зрение не подвело. У огромной головы, валяющейся в траве,
было личико дражайшего нормановского папочки; слепые глазки сверлили
бесстрастный круг луны.
- Эгей, старый хрыч! - произнес он почти нежным тоном. - Ты-то
что здесь делаешь?
Каменный папаша промолчал в ответ, зато раздался крик Роуз:
- Норман! Сколько же можно ждать, мать твою? Почему ты такой
МЕДЛИТЕЛЬНЫЙ? Норман!
"Ну и язычку научилась она у своих подружек! - заметил бык, с той
лишь разницей, что теперь его реплики звучали в голове у Нормана. - Ей
повезло, повстречалась с великими людьми, никаких сомнений - они
полностью изменили ее жизнь".
- Сука, - произнес он гортанным дрожащим голосом. - Ах ты сука!
Он порывисто отвернулся от каменной рожи, попутно подавляя в себе
желание плюнуть в нее, как плюнул на кожаную куртку... или расстегнуть
джинсы и помочиться на отцовскую физиономию. Не самое подходящее время
для игр. Он поспешил по растрескавшимся ступенькам к темному входу в
храм. Каждый раз, когда ступал на камень, молния пронзительной боли
обжигала ногу, взметаясь по позвоночнику и отдаваясь в челюсти.
Казалось, лишь благодаря маске челюсть держится на своем месте: от
боли хотелось орать. И пожалел о том, что не прихватил с собой
лекарства из черно-белого полицейского "чарли-дэвида".
"Как она осмелилась на такой поступок, Норми? - прошептал слабый
голос в его сознании. Похоже, вопрос задал отец, хотя Норман не мог
припомнить, чтобы тот разговаривал таким неуверенным и обеспокоенным
тоном. - Как, черт побери, осмелилась? Что с ней случилось?"
Он помедлил, занеся ногу над верхней ступенькой; все лицо
саднило, нижняя челюсть болталась, как незакрепленное автомобильное
колесо.
"Не знаю и знать не хочу, - огрызнулся он. - Но я скажу тебе одну
вещь, папуля, - если, конечно, это ты, когда я до нее доберусь, то
сделаю так, что горько пожалеет о своей безрассудности. Клянусь,
пожалеет об этом".
"А ты уверен, что хочешь попробовать?" - не унимался призрачный
голос, и Норман, уже было двинувшийся вперед, озадаченно остановился и
склонил голову набок, словно прислушиваясь.
"Знаешь, мне кажется, что можно поступить умнее, - продолжал
голос. - Разумнее было бы признать ничью. Понимаю, звучит неприятно,
но ради твоего же блага хочу высказать свои соображения, Норми. Если
бы штурвал сейчас находился в моих руках, я сию секунду повернул бы
его в противоположную сторону и вернулся туда, откуда пришел. Потому
что здесь все {неправильно}. Тут все перепутано так, что сам черт ногу
сломит. Не знаю, что это за место на самом {деле}, но чувствую -
чистейшей воды ловушка, И если ты сделаешь опрометчивый шаг и дверь
западни захлопнется, у тебя возникнет гораздо больше поводов для
беспокойства, чем разболтавшаяся челюсть или маска, которая не желает
отдираться от лица. Почему бы тебе не плюнуть на все и не отправиться
восвояси? Проверить - вдруг удается вернуться назад в ее комнату?
Может, лучше так и сделать и дождаться ее там?"
"Ты забываешь про них, папочка, - возразил голосу Норман. Его до
глубины души потрясла настойчивость отцовского монолога, однако он не
хотел признаться себе в этом. - Спустя какое-то время туда заявятся
копы: и мне не сдобровать. Они изрешетят меня прежде, чем успею
уловить запах ее духов. А еще она послала меня... Я не уйду, потому
что она превратилась в проститутку. Это видно даже по ее манере речи."
"Да наплюй ты на ее манеру речи идиот! - взорвался отцовский
голос. - Если она испортилась, брось ее, и пусть догнивает на земле
вкупе со своими подружками! Может, еще не поздно отойти от вулкана на
достаточное расстояние, чтобы выброс распаленной лавы не угодил тебе в
лицо".
Сам того не желая, он задумался над отцовскими доводами, а затем
поднял взгляд и прочел надпись, высеченную на камне над входом в храм.
"ЖЕНЩИНА КРАДУЩАЯ КРЕДИТНУЮ КАРТОЧКУ МУЖА, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА
ЖИЗНЬ".
Сомнения рассеялись. Он не станет больше слушать скулеж папочки,
только и умеющего, что щупать детские гениталии. Норман вошел в зев
дверного проема и углубился в темноту храма. Темно... но {не}
настолько, чтобы ничего не видеть. Через узкие окна внутрь прорывались
мощные, словно состоящие из серебристых блестящих пылинок, лунные
{лучи}: освещая развалюху, пугающе похожую на церковь в Обрейвилле,
которую боготворили Роуз и ее родственники. Ой зашагал по сугробам
шуршащих мертвых листьев, а когда стая летучих мышей с писком
закружила над головой, едва не цепляя Нормана крыльями, хлопнул в
ладоши и отмахнулся от них?
- Пошли вон, сучьи выродки.
Пройдя через дверь справа от алтаря и оказавшись на маленьком
крыльце с противоположной стороны храма, Норман увидел повисший на
колючем кусте обрывок материи. Наклонился, снял лоскут и поднес к
глазам. Слабый лунный свет мешал рассмотреть его, но показалось, что
ткань красного или розового цвета. Разве на ней было что-то красное?
Помнится, она была в джинсах, впрочем, он не поручился бы. Все
смешалось и перепуталось. Даже если и джинсы - сняла же она куртку,
которую одолжил ей дружок-сосунок, и бельишко, возможно...
За спиной у него раздался шорох, напоминающий трепетание
сигнального флажка на ветру. Норман повернулся, и коричневая летучая
мышь вцепилась в его лицо, припав отвратительным ртом и хлопая
крыльями по щекам.
При первом же звуке рука невольно опустилась к рукоятке
пистолета. Теперь же он медленно разжал пальцы, схватил зверька и
скомкал его, смял, чувствуя, как хрустнули крылья. Занес руку над
головой и встряхнул летучую мышь с такой силой, что ее тельце лопнуло,
и вывалившиеся внутренности упали на носки его ботинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168