Предназначение или скорбь. Небеса или пропасть.
Муж медленно открыл глаза и уставился на нее. Во взгляде его мелькнуло узнавание — и что-то еще Рэйко поняла. Она, не он, рано осознала, что можно иметь власть или счастье, но не то и то. Поэтому в конце концов он был вынужден уступить ей. И глубочайшая любовь обратилась в глубочайшую ненависть.
Ну, а она-то его ненавидеть давно перестала. Осталось лишь безразличие к этому человеку, которому она когда-то поклонялась. Он теперь маленький и сморщенный, не может уже диктовать свою волю миру. Воистину объект жалости, подумала она. Жалость и была тем единственным, что она еще соглашалась ему дать. Рэйко он казался высушенной обезьянкой. Не столько уродливой, сколько неинтересной.
Дождь все так же стучал о ставни, когда она достала из коробки на письменном столе два листа бумаги. Взглянула на один, потом наклонилась и поднесла оба листа к лицу мужа. Он моргнул несколько раз. Вдруг его глаза испуганно расширились — а она улыбнулась.
На одном листе было несколько фраз, которые Ясуда Гэннаи с огромным трудом сам написал несколько часов назад. Учтите мое последнее пожелание, обращался он к высшим служащим «Мудзин», и выберите своим новым лидером моего крестного сына Тэцу Окухара. Ему я поручил покончить с влиянием моей жены в компании, которой я посвятил всю свою жизнь. Только Окухара-сан достаточно силен, чтобы начать новую эру в «Мудзин».
Ясуда Гэннаи подписал письмо и скрепил зарегистрированной личной печатью дзицуин и фамильной печатью митомэин. Другой лист бумаги, поменьше, являлся государственным сертификатом, который должен сопровождать любой документ, скрепленный зарегистрированной печатью. Только печати имеют юридическую силу. Подписи официально не признаются.
Вчера Ясуда отдал письмо и сертификат полной медсестре средних лет, которая очень постаралась расположить его к себе и сделать пребывание в больнице как можно более комфортабельным для умирающего. Он жил там с охраной у двери — охрану приставила жена и приказала впускать только больничный персонал. Она также наказала на коммутаторе не соединять его ни с кем. Великий Ясуда Гэннаи нуждается в покое, сказала она. Так что в последние дни боли лишь одна приветливая сестра Кодзима оставалась для него светлым пятном.
Она не только внимательно выслушивала его. Сестра Кодзима иногда становилась посыльной между Ясудой Гэннаи и его крестником Тэцу Окухара. Вчера, за вознаграждение, она пообещала доставить Окухаре бумагу с последней волей Ясуды. Сестра Кодзима выполнила поручение точно так же, как и предыдущие. Она отнесла документы прямо Ода Синдэну.
Вместо того, чтобы прочитать и вернуть ей, чтобы сестра могла завершить свою миссию, одноглазый человечек оставил все у себя. Но, как обычно, похвалил ее за хорошую работу. Сестра Кодзима, однако же, заявила, что это она у него в вечном долгу. Только его влияние не позволило медицинским властям оборвать ее карьеру после того, как два года назад из-за ее халатности умер маленький мальчик.
Сейчас, в спальне, Рэйко Гэннаи поднесла оба листа бумаги к пламени свечи. Они сразу же загорелись. Рэйко подержала их несколько мгновений за уголок и бросила на серебряный поднос. Когда листки догорели, она склонилась к мужу и сняла с него перчатки. Пальцы у него были как миниатюрные дубинки, утолщенные и закругленные на концах, ногти длинные, загнутые. Симптом тяжелой болезни легких, сказал ей Ода Синдэн.
Под беспомощным взглядом мужа Рэйко Гэннаи придвинула к себе маленький письменный столик. Он был серебряный ручной работы, всего нескольких сантиметров высотой, крышка украшена золотыми журавлями в полете. На столике лежали две плоские коробки — золото, лак. В одной хранились сикиси, четырехугольные полоски плотной бумаги, в другой — письменные принадлежности для каллиграфии. Обе коробки принадлежали Ясуде Гэннаи, последний раз он видел их, когда писал завещание в пользу Окухара-сан.
Рэйко Гэннаи сдвинула крышку коробки, в ней обнажились: кисть, тушечница, палочка для растирания и маленькая пипетка в форме дракона. Взяв пипетку, она накапала воды в углубление тушечницы, затем потерла палочкой по шероховатой поверхности камня, делая водный раствор. Когда получилась жидкая тушь, Рэйко взяла квадрат плотной бумаги из другой коробки и положила на стол.
Затем она встала, подняла столик и пристроила мужу к талии, будто это поднос с завтраком. Обошла футон кругом и, стоя спиной к баллону с кислородом, наклонилась через столик, чтобы снять колпачок с кисточки. Этой кисточке из слоновой кости было больше четырехсот лет, ею пользовался император Китая в эпоху Мин. А семье Гэннаи кисть подарил император Японии Хирохито.
Рэйко Гэннаи макнула кончик кисти в тушь, потом вложила кисть в пальцы мужа. Прошептала ему в ухо:
— Пиши, как я говорю. «Я, Ясуда Гэннаи, обращаю свою последнюю просьбу к коллегам в „Мудзин“ — прошу, чтобы они удостоили моего любимого сына Хандзо большой чести, избрав его…»
Глаза умирающего расширились. С трудом он расправил свои деформированные пальцы, кисть выпала. Он медленно покачал головой.
Его жена взяла квадрат бумаги, посмотрела на пятно, оставленное кистью, разорвала листок пополам и затем еще раз пополам. Отложив клочки, она вытащила новый лист и положила на столик. Заново макнула кисть и, потянувшись налево, перекрыла мужу кислород.
Выпучив глаза, Ясуда Гэннаи в ужасе воздел руки, беззвучно умоляя ее. Лицо его покраснело. Грудь быстро вздымалась и опадала. Через пять секунд Рэйко пустила кислород, наклонилась к мужу и прошептала:
— Пиши, как я тебе говорю. — Она снова вложила кисть в его дрожащие пальцы. Теперь она, диктуя, помогала ему выписывать каждую черточку.
Когда они закончили, Рэйко отложила кисть и достала из коробки печати и киноварь. Яшмовые печати, в форме моркови, были гравированы искусным мастером. Рэйко Гэннаи вдавила гравированный конец официальной печати в киноварь — напоминающее воск вещество, известное также как «драконье мясо». Затем приложила этот конец к бумаге, там остался ярко-красный отпечаток. То же самое она сделала и с фамильной печатью.
Наконец она последний раз прочитала письмо. Довольная, перевела взгляд на мужа. У него вид был испуганный и непокорный. В глазах читалось сильное желание жить. Пока он дышит, муж может помешать Рэйко сделать по-своему. На это его хватит.
Его глаза говорили — начнет он с того, что продержится еще одну минуту. Потом еще одну. Минут этих может набраться столько, что ее планы рухнут…
Она убрала на место письменный столик. Сидя прямо, ягодицами упираясь в пятки, она рассматривала мужчину, который занимал такое большое место в ее жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Муж медленно открыл глаза и уставился на нее. Во взгляде его мелькнуло узнавание — и что-то еще Рэйко поняла. Она, не он, рано осознала, что можно иметь власть или счастье, но не то и то. Поэтому в конце концов он был вынужден уступить ей. И глубочайшая любовь обратилась в глубочайшую ненависть.
Ну, а она-то его ненавидеть давно перестала. Осталось лишь безразличие к этому человеку, которому она когда-то поклонялась. Он теперь маленький и сморщенный, не может уже диктовать свою волю миру. Воистину объект жалости, подумала она. Жалость и была тем единственным, что она еще соглашалась ему дать. Рэйко он казался высушенной обезьянкой. Не столько уродливой, сколько неинтересной.
Дождь все так же стучал о ставни, когда она достала из коробки на письменном столе два листа бумаги. Взглянула на один, потом наклонилась и поднесла оба листа к лицу мужа. Он моргнул несколько раз. Вдруг его глаза испуганно расширились — а она улыбнулась.
На одном листе было несколько фраз, которые Ясуда Гэннаи с огромным трудом сам написал несколько часов назад. Учтите мое последнее пожелание, обращался он к высшим служащим «Мудзин», и выберите своим новым лидером моего крестного сына Тэцу Окухара. Ему я поручил покончить с влиянием моей жены в компании, которой я посвятил всю свою жизнь. Только Окухара-сан достаточно силен, чтобы начать новую эру в «Мудзин».
Ясуда Гэннаи подписал письмо и скрепил зарегистрированной личной печатью дзицуин и фамильной печатью митомэин. Другой лист бумаги, поменьше, являлся государственным сертификатом, который должен сопровождать любой документ, скрепленный зарегистрированной печатью. Только печати имеют юридическую силу. Подписи официально не признаются.
Вчера Ясуда отдал письмо и сертификат полной медсестре средних лет, которая очень постаралась расположить его к себе и сделать пребывание в больнице как можно более комфортабельным для умирающего. Он жил там с охраной у двери — охрану приставила жена и приказала впускать только больничный персонал. Она также наказала на коммутаторе не соединять его ни с кем. Великий Ясуда Гэннаи нуждается в покое, сказала она. Так что в последние дни боли лишь одна приветливая сестра Кодзима оставалась для него светлым пятном.
Она не только внимательно выслушивала его. Сестра Кодзима иногда становилась посыльной между Ясудой Гэннаи и его крестником Тэцу Окухара. Вчера, за вознаграждение, она пообещала доставить Окухаре бумагу с последней волей Ясуды. Сестра Кодзима выполнила поручение точно так же, как и предыдущие. Она отнесла документы прямо Ода Синдэну.
Вместо того, чтобы прочитать и вернуть ей, чтобы сестра могла завершить свою миссию, одноглазый человечек оставил все у себя. Но, как обычно, похвалил ее за хорошую работу. Сестра Кодзима, однако же, заявила, что это она у него в вечном долгу. Только его влияние не позволило медицинским властям оборвать ее карьеру после того, как два года назад из-за ее халатности умер маленький мальчик.
Сейчас, в спальне, Рэйко Гэннаи поднесла оба листа бумаги к пламени свечи. Они сразу же загорелись. Рэйко подержала их несколько мгновений за уголок и бросила на серебряный поднос. Когда листки догорели, она склонилась к мужу и сняла с него перчатки. Пальцы у него были как миниатюрные дубинки, утолщенные и закругленные на концах, ногти длинные, загнутые. Симптом тяжелой болезни легких, сказал ей Ода Синдэн.
Под беспомощным взглядом мужа Рэйко Гэннаи придвинула к себе маленький письменный столик. Он был серебряный ручной работы, всего нескольких сантиметров высотой, крышка украшена золотыми журавлями в полете. На столике лежали две плоские коробки — золото, лак. В одной хранились сикиси, четырехугольные полоски плотной бумаги, в другой — письменные принадлежности для каллиграфии. Обе коробки принадлежали Ясуде Гэннаи, последний раз он видел их, когда писал завещание в пользу Окухара-сан.
Рэйко Гэннаи сдвинула крышку коробки, в ней обнажились: кисть, тушечница, палочка для растирания и маленькая пипетка в форме дракона. Взяв пипетку, она накапала воды в углубление тушечницы, затем потерла палочкой по шероховатой поверхности камня, делая водный раствор. Когда получилась жидкая тушь, Рэйко взяла квадрат плотной бумаги из другой коробки и положила на стол.
Затем она встала, подняла столик и пристроила мужу к талии, будто это поднос с завтраком. Обошла футон кругом и, стоя спиной к баллону с кислородом, наклонилась через столик, чтобы снять колпачок с кисточки. Этой кисточке из слоновой кости было больше четырехсот лет, ею пользовался император Китая в эпоху Мин. А семье Гэннаи кисть подарил император Японии Хирохито.
Рэйко Гэннаи макнула кончик кисти в тушь, потом вложила кисть в пальцы мужа. Прошептала ему в ухо:
— Пиши, как я говорю. «Я, Ясуда Гэннаи, обращаю свою последнюю просьбу к коллегам в „Мудзин“ — прошу, чтобы они удостоили моего любимого сына Хандзо большой чести, избрав его…»
Глаза умирающего расширились. С трудом он расправил свои деформированные пальцы, кисть выпала. Он медленно покачал головой.
Его жена взяла квадрат бумаги, посмотрела на пятно, оставленное кистью, разорвала листок пополам и затем еще раз пополам. Отложив клочки, она вытащила новый лист и положила на столик. Заново макнула кисть и, потянувшись налево, перекрыла мужу кислород.
Выпучив глаза, Ясуда Гэннаи в ужасе воздел руки, беззвучно умоляя ее. Лицо его покраснело. Грудь быстро вздымалась и опадала. Через пять секунд Рэйко пустила кислород, наклонилась к мужу и прошептала:
— Пиши, как я тебе говорю. — Она снова вложила кисть в его дрожащие пальцы. Теперь она, диктуя, помогала ему выписывать каждую черточку.
Когда они закончили, Рэйко отложила кисть и достала из коробки печати и киноварь. Яшмовые печати, в форме моркови, были гравированы искусным мастером. Рэйко Гэннаи вдавила гравированный конец официальной печати в киноварь — напоминающее воск вещество, известное также как «драконье мясо». Затем приложила этот конец к бумаге, там остался ярко-красный отпечаток. То же самое она сделала и с фамильной печатью.
Наконец она последний раз прочитала письмо. Довольная, перевела взгляд на мужа. У него вид был испуганный и непокорный. В глазах читалось сильное желание жить. Пока он дышит, муж может помешать Рэйко сделать по-своему. На это его хватит.
Его глаза говорили — начнет он с того, что продержится еще одну минуту. Потом еще одну. Минут этих может набраться столько, что ее планы рухнут…
Она убрала на место письменный столик. Сидя прямо, ягодицами упираясь в пятки, она рассматривала мужчину, который занимал такое большое место в ее жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135