Полиция расценила падение Еко из окна пентхауса на Манхэттене как несчастный случай. Но Хандзо вскоре узнал правду. Еко убил Виктор Полтава. По приказу Рэйко Гэннаи.
Еко, сказала Императрица сыну, стала представлять опасность для Уоррена Ганиса, а значит, и для «Мудзин». Госпожа Ганис была алкоголичкой и наркоманкой. Она заводила любовников. Ее поведение становилось все более недопустимым, и, хуже того, она стала слишком много болтать. Слишком свободно. Хандзо подумал: во всем виноват брак, который устроила ты и Ганис.
Но Хандзо мудро промолчал. Рано или поздно, продолжала Императрица, Еко выболтала бы что-нибудь опасное, и тогда… Вот и пришлось нанять Виктора Полтаву, чтобы этого не произошло. Она была уверена, посылая Полтаву, что Хандзо поймет.
Поймет.
А понимала ли его мать, чего ему стоило не убить ее на месте? Но он выслушал ее молча и, когда она закончила, заставил себя уйти спокойно. В молчании. Без единого слова. Выйдя из дома, сел в свою машину, подарок на тридцатилетие от Рэйко Гэннаи, и умчался из Токио, направляясь на север, в горы. Машину гнал на дикой скорости. Не остановился, задев боком грузовичок с помидорами.
В заимке у озера, принадлежавшей «Мудзин», он громко вопил от душевной боли, сильно напился водки и скотча, а когда не плакал по Еко, он проклинал свою суку мать. Потом Хандзо вышел наружу, вытащил из багажника разводной ключ и, под взглядами четырех обслуживающих заимки, яростно напал на свою машину — разбил фары, капот, перешел на ветровое стекло, дверцы, боковые стекла, уничтожил машину так, как хотелось ему уничтожить мать. И Уоррена Ганиса.
* * *
Нью— Йорк. Август 1985. Ровно в 9:43 утра Хандзо Гэннаи вошел в маленький кинозал, оборудованный у Ганиса в его квартире на Пятой авеню. В руке он держал стакан теплого молока -язва опять оживилась. В тускло освещенной комнате было пусто. Хандзо пришел на встречу с Ганисом чуть раньше времени, хозяином еще занимался массажист японец в гимнастическом зале рядом. Морщась от струи воздуха, извергаемой кондиционером, Хандзо сел в одно из ряда кожаных кресел. Холодно-то как. Американцы с их проклятой технологией.
Несколько минут он сидел, глядя в сторону экрана, скрытого сейчас золотым занавесом, с китайским узором — лодки на якоре, изящные мостики. Потом стал рассматривать картины на обитых стенах. Особенно одна привлекла его внимание. Небольшое полотно, освещавшееся крошечной лампочкой вверху рамы. Он поднялся и подошел к картине.
Недурственно, подумал Хандзо. Изображение древней японской чаши, ничего больше. Чаша была красновато-черная, но художнику удалось передать тусклый белый отблеск по верхнему краю, будто мягкий падающий снег. Никаких ухищрений, никакой слащавости. На Хандзо картина произвела впечатление.
Написала ее жена Ганиса, Акико Сяка. Одаренная молодая женщина. И очень красивая. Ничего странного, что Ганис так в нее влюблен. По словам матери Хандзо, чувства издателя к своей молодой жене граничат с безумием. «Для Ганиса любить ее — все равно что жить, — сказала Императрица. — А что касается Акико, то ее обязанность — льстить ему, чтобы не замечал своей старости.»
Хандзо коснулся картины, ощупал мазки кончиками пальцев, думая, как отреагировал бы Ганис, узнав, что жена ему неверна. И что Виктор Полтава собирается убить и Акико, и ее любовника.
Два дня назад в Токио Хандзо по указанию матери послал шифрованное сообщение в женевский банк Полтавы. Иначе с ним связаться не представлялось возможным, ибо Полтава редко проводил две ночи подряд в одном месте. Через двадцать четыре часа Хандзо получил ответ из Монреаля, тоже шифрованный: ему надлежало немедленно перевести телеграфом миллион американских долларов на номерной счет в банке на Каймановых островах. Они согласился убить жену Уоррена Ганиса и ее любовника, американца по имени Эдвард Пенни.
Решение ликвидировать их было принято после того как Хандзо и его мать прослушали записи их разговоров, сделанные американским слухачом. Слухач, Аристотель Беллас, оказался человеком жадным и поэтому, можно сказать, жил уже как бы в кредит. Но в профессиональном отношении он оказался на высоте, предоставил необходимые доказательства измены Акико. Итак, Уоррену Ганису изменяет жена, которую он безумно любит. Хандзо был в восторге. Иногда боги бывают добрыми.
Пошлый флирт стал серьезной опасностью, сказала Императрица. Жена Уоррена по глупости связалась со следователем, который состоял на службе у влиятельного американского сенатора. Следователь этот интересуется «Мудзин» и прошлым Уоррена Ганиса. Поведение Акико непростительно.
— Я не собираюсь мучиться из-за того, — заявила Рэйко Гэннаи, — что она могла рассказать или не рассказать Пенни о «Мудзин» и Уоррене. Сейчас это дело в руках Полтавы. Пусть допросит любовников, потом доложит мне.
— Ганису не легко будет пережить потерю любимой жены, — заметил Хандзо. Он с трудом скрывал улыбку.
— Привязанность Уоррена к жене ставит под угрозу всех нас, — резко проговорила Рэйко Гэннаи. — А раз уж он легко отнесся к устранению его первой жены как к мере безопасности, я не вижу причин, по которым он мог бы возражать на этот раз. Конечно, неверность Акико ему проглотить будет трудно. Но жизнь — это искусство уклонения от боли, а боли будет меньше для всех участников, включая Уоррена, если Акико и ее любовник поскорее оставят этот мир.
Потом его мать устремила на Хандзо долгий внимательный взгляд — и наконец прошептала: Аикути. Скрытый Меч. Хандзо показалось, что его сердце сейчас остановится. Язва в желудке плеснула болью. Он прикусил кончик языка, чтобы не вскрикнуть. Он был готов вскочить и убежать, спасая свою жизнь.
Рэйко Гэннаи положила руку ему на плечо, не давая подняться. Хандзо окаменел. У его матери сузились глаза. Вдруг, улыбаясь, она приблизила свое лицо и прошептала: Подумай, что если Акико и Пенни работают с Аикути? Может, они двое и есть Аикути?
Закрыв глаза, Хандзо стиснул край стула, он выжидал, когда пройдет головокружение. Потом открыл глаза и успел спохватиться. Чувство облегчения было настолько сильным, что он чуть не заорал как сумасшедший. А еще ему хотелось рассмеяться в лицо матери, потому что идея о том, будто Акико и ее американский любовник выполняют роль Скрытого Меча, была дикостью. Идиотизмом. И тем не менее…
Разве милейшая мать не учила его пользоваться ошибками других? Разве она не развила в нем сильное чувство самосохранения? Хандзо продолжал молчать, внимательно прислушиваясь.
А она сказала — интересная возможность, ты не согласен? Хандзо наблюдал, как мать тщательно облизывает губы, это всегда показывало, что она полностью увлечена темой. Благодаря Уоррену, продолжала Рэйко, у нашей дорогой Акико есть ценные контакты и бесценная информация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Еко, сказала Императрица сыну, стала представлять опасность для Уоррена Ганиса, а значит, и для «Мудзин». Госпожа Ганис была алкоголичкой и наркоманкой. Она заводила любовников. Ее поведение становилось все более недопустимым, и, хуже того, она стала слишком много болтать. Слишком свободно. Хандзо подумал: во всем виноват брак, который устроила ты и Ганис.
Но Хандзо мудро промолчал. Рано или поздно, продолжала Императрица, Еко выболтала бы что-нибудь опасное, и тогда… Вот и пришлось нанять Виктора Полтаву, чтобы этого не произошло. Она была уверена, посылая Полтаву, что Хандзо поймет.
Поймет.
А понимала ли его мать, чего ему стоило не убить ее на месте? Но он выслушал ее молча и, когда она закончила, заставил себя уйти спокойно. В молчании. Без единого слова. Выйдя из дома, сел в свою машину, подарок на тридцатилетие от Рэйко Гэннаи, и умчался из Токио, направляясь на север, в горы. Машину гнал на дикой скорости. Не остановился, задев боком грузовичок с помидорами.
В заимке у озера, принадлежавшей «Мудзин», он громко вопил от душевной боли, сильно напился водки и скотча, а когда не плакал по Еко, он проклинал свою суку мать. Потом Хандзо вышел наружу, вытащил из багажника разводной ключ и, под взглядами четырех обслуживающих заимки, яростно напал на свою машину — разбил фары, капот, перешел на ветровое стекло, дверцы, боковые стекла, уничтожил машину так, как хотелось ему уничтожить мать. И Уоррена Ганиса.
* * *
Нью— Йорк. Август 1985. Ровно в 9:43 утра Хандзо Гэннаи вошел в маленький кинозал, оборудованный у Ганиса в его квартире на Пятой авеню. В руке он держал стакан теплого молока -язва опять оживилась. В тускло освещенной комнате было пусто. Хандзо пришел на встречу с Ганисом чуть раньше времени, хозяином еще занимался массажист японец в гимнастическом зале рядом. Морщась от струи воздуха, извергаемой кондиционером, Хандзо сел в одно из ряда кожаных кресел. Холодно-то как. Американцы с их проклятой технологией.
Несколько минут он сидел, глядя в сторону экрана, скрытого сейчас золотым занавесом, с китайским узором — лодки на якоре, изящные мостики. Потом стал рассматривать картины на обитых стенах. Особенно одна привлекла его внимание. Небольшое полотно, освещавшееся крошечной лампочкой вверху рамы. Он поднялся и подошел к картине.
Недурственно, подумал Хандзо. Изображение древней японской чаши, ничего больше. Чаша была красновато-черная, но художнику удалось передать тусклый белый отблеск по верхнему краю, будто мягкий падающий снег. Никаких ухищрений, никакой слащавости. На Хандзо картина произвела впечатление.
Написала ее жена Ганиса, Акико Сяка. Одаренная молодая женщина. И очень красивая. Ничего странного, что Ганис так в нее влюблен. По словам матери Хандзо, чувства издателя к своей молодой жене граничат с безумием. «Для Ганиса любить ее — все равно что жить, — сказала Императрица. — А что касается Акико, то ее обязанность — льстить ему, чтобы не замечал своей старости.»
Хандзо коснулся картины, ощупал мазки кончиками пальцев, думая, как отреагировал бы Ганис, узнав, что жена ему неверна. И что Виктор Полтава собирается убить и Акико, и ее любовника.
Два дня назад в Токио Хандзо по указанию матери послал шифрованное сообщение в женевский банк Полтавы. Иначе с ним связаться не представлялось возможным, ибо Полтава редко проводил две ночи подряд в одном месте. Через двадцать четыре часа Хандзо получил ответ из Монреаля, тоже шифрованный: ему надлежало немедленно перевести телеграфом миллион американских долларов на номерной счет в банке на Каймановых островах. Они согласился убить жену Уоррена Ганиса и ее любовника, американца по имени Эдвард Пенни.
Решение ликвидировать их было принято после того как Хандзо и его мать прослушали записи их разговоров, сделанные американским слухачом. Слухач, Аристотель Беллас, оказался человеком жадным и поэтому, можно сказать, жил уже как бы в кредит. Но в профессиональном отношении он оказался на высоте, предоставил необходимые доказательства измены Акико. Итак, Уоррену Ганису изменяет жена, которую он безумно любит. Хандзо был в восторге. Иногда боги бывают добрыми.
Пошлый флирт стал серьезной опасностью, сказала Императрица. Жена Уоррена по глупости связалась со следователем, который состоял на службе у влиятельного американского сенатора. Следователь этот интересуется «Мудзин» и прошлым Уоррена Ганиса. Поведение Акико непростительно.
— Я не собираюсь мучиться из-за того, — заявила Рэйко Гэннаи, — что она могла рассказать или не рассказать Пенни о «Мудзин» и Уоррене. Сейчас это дело в руках Полтавы. Пусть допросит любовников, потом доложит мне.
— Ганису не легко будет пережить потерю любимой жены, — заметил Хандзо. Он с трудом скрывал улыбку.
— Привязанность Уоррена к жене ставит под угрозу всех нас, — резко проговорила Рэйко Гэннаи. — А раз уж он легко отнесся к устранению его первой жены как к мере безопасности, я не вижу причин, по которым он мог бы возражать на этот раз. Конечно, неверность Акико ему проглотить будет трудно. Но жизнь — это искусство уклонения от боли, а боли будет меньше для всех участников, включая Уоррена, если Акико и ее любовник поскорее оставят этот мир.
Потом его мать устремила на Хандзо долгий внимательный взгляд — и наконец прошептала: Аикути. Скрытый Меч. Хандзо показалось, что его сердце сейчас остановится. Язва в желудке плеснула болью. Он прикусил кончик языка, чтобы не вскрикнуть. Он был готов вскочить и убежать, спасая свою жизнь.
Рэйко Гэннаи положила руку ему на плечо, не давая подняться. Хандзо окаменел. У его матери сузились глаза. Вдруг, улыбаясь, она приблизила свое лицо и прошептала: Подумай, что если Акико и Пенни работают с Аикути? Может, они двое и есть Аикути?
Закрыв глаза, Хандзо стиснул край стула, он выжидал, когда пройдет головокружение. Потом открыл глаза и успел спохватиться. Чувство облегчения было настолько сильным, что он чуть не заорал как сумасшедший. А еще ему хотелось рассмеяться в лицо матери, потому что идея о том, будто Акико и ее американский любовник выполняют роль Скрытого Меча, была дикостью. Идиотизмом. И тем не менее…
Разве милейшая мать не учила его пользоваться ошибками других? Разве она не развила в нем сильное чувство самосохранения? Хандзо продолжал молчать, внимательно прислушиваясь.
А она сказала — интересная возможность, ты не согласен? Хандзо наблюдал, как мать тщательно облизывает губы, это всегда показывало, что она полностью увлечена темой. Благодаря Уоррену, продолжала Рэйко, у нашей дорогой Акико есть ценные контакты и бесценная информация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135