Я не знаю, сможешь ли ты помочь, но я не уверена, что сама смогу сделать что-нибудь большее.
Из коридора доносились голоса, визг детей, замечания, сделанные им, и быстрые шаги. Затем сквозь стены проник полный ужаса плач ребенка.
— Настоящий зоопарк, — вздохнула она. — Давай уйдем отсюда.
2
Задняя дверь вела на лестницу. Мы спустились по ней до цокольного этажа. Стефани шагала быстро, почти бежала по ступенькам.
Кафетерий был безлюден — за одним из столов с оранжевым покрытием просматривал спортивную страницу газеты интерн, еще за двумя столами сидели понурые пары в измятой, как будто в ней спали, одежде. Оставшиеся на ночь родители пациентов. За это право мы когда-то боролись.
Другие столики завалены пустыми подносами и грязной посудой. Санитарка, с убранными в сетку волосами, медленно двигалась между столами, пополняя солонки.
В восточной стене — дверь в докторскую столовую с панелями из полированного тика и красиво выгравированной медной табличкой, на которой красуется имя какого-то филантропа с морскими пристрастиями. Стефани прошла мимо и провела меня в кабинку в самом конце зала.
— Ты на самом деле не хочешь кофе? — спросила она.
Помня больничное пойло, я ответил:
— Я уже принял свою дозу кофеина.
— Я понимаю. — Она пробежалась рукой по своей прическе, и мы уселись за стол. — О'кей, — начала она. — Итак, у нас младенец, которому год и девять месяцев от роду, женского пола, белый, полностью доношенный, роды прошли нормально. Развитие в норме. Единственным важным моментом в истории этого ребенка является то, что как раз перед его рождением у родителей внезапно умер в возрасте одного года младенец мужского пола.
— Другие дети есть? — спросил я, доставая блокнот и ручку.
— Нет. Одна Кэсси. Она чувствовала себя прекрасно до трех месяцев, когда ее мать сообщила, что подошла ночью к дочери и обнаружила, что та не дышит.
— Мать вставала к ней потому, что боялась повторения синдрома внезапной младенческой смерти?
— Именно. Когда не удалось разбудить ребенка, она применила искусственное дыхание и массаж. Девочка пришла в себя. Затем родители привезли Кэсси в отделение неотложной помощи. К тому времени, когда прибыла я, ребенок выглядел нормально, и при осмотре не было обнаружено ничего примечательного. Я приняла ее в больницу для обследования, проделала все обычные анализы. Ничего. После выписки мы снабдили их монитором для контроля сна с сигналом тревоги. В течение последующих месяцев устройство срабатывало несколько раз, но все сигналы были ложными — младенец дышал нормально. Записи монитора показывают незначительные отклонения, которые могли быть очень кратковременной остановкой дыхания, но вот двигательные артефакты бесспорны — младенец метался в постели. Я отнесла это на счет беспокойного сна — сигнализация не всегда надежна, а первый эпизод объяснила какой-нибудь случайностью. Тем не менее я показала ее пульмонологам, памятуя о внезапной смерти ее брата. Результат отрицательный. Но мы решили повнимательнее понаблюдать за ней в течение периода повышенного риска внезапной младенческой смертности.
— Год?
Она кивнула.
— Для надежности я решила продлить срок до пятнадцати месяцев. Начала с еженедельных осмотров как амбулаторного больного и к девяти месяцам была настроена отпустить их до осмотра только в годовалом возрасте. Через два дня после обследования в девятимесячном возрасте они снова оказались в отделении неотложной помощи: посреди ночи возникли проблемы с дыханием — младенец проснулся, задыхаясь, с крупозным кашлем. Вновь мать делает искусственное дыхание, а затем родители привозят малышку сюда.
— А искусственное дыхание — не слишком ли сильный метод при крупе? Разве младенец действительно терял сознание?
— Нет. Она вообще не теряла сознания, просто задыхалась. Возможно, мать перестаралась, но, учитывая то, что она потеряла первого ребенка, как можно осуждать ее действия? К тому времени, когда я прибыла в отделение неотложной помощи, младенец выглядел нормально — ни температуры, ни болей. Но это и неудивительно. Прохладный ночной воздух может снять приступ крупа.
Сделали рентген ее грудной клетки, анализ крови — все нормально. Прописала декондестанты, обильное питье, отдых и уже собиралась отпустить их домой, но мать попросила оставить ребенка в больнице. Она была уверена, что у младенца серьезное заболевание. Я была практически уверена, что беспокоиться не о чем, но в последнее время мы наблюдали случаи тяжелейших респираторных заболеваний, поэтому я распорядилась принять ее в стационар, предписав ежедневно проводить анализ крови. Все показатели были нормальными, но через пару дней уколов при виде белого халата девочка впадала в истерику. Я выписала ее, вернувшись к еженедельным осмотрам, причем девочка на приеме буквально не подпускала меня к себе. Как только вхожу в кабинет, она начинает визжать.
— Да, такова привлекательная сторона профессии врача, — пошутил я.
Стефани печально улыбнулась и взглянула в сторону буфета.
— Они уже закрывают. Может быть, хочешь что-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Если не возражаешь, я себе возьму — еще не завтракала.
— Конечно, давай.
Она быстро прошла к металлическим прилавкам и вернулась с половинкой грейпфрута на тарелке и чашкой кофе. Попробовала кофе и поморщилась.
— Может, к этому кофе нужно добавить конденсированное молоко? — спросил я.
Она промокнула рот салфеткой.
— Его уже ничто не спасет.
— По крайней мере, он бесплатный.
— Кто это говорит?
— Как? Врачам больше не положен бесплатный кофе?
— Что было, то прошло, Алекс.
— Еще одна традиция повергнута в прах, — вздохнул я. — Вечные бюджетные трудности?
— Ну а что же еще? Кофе и чай теперь стоят сорок девять центов за чашку. Интересно, сколько потребуется чашек, чтобы свести баланс?
Она принялась за грейпфрут. Вертя авторучку в руке, я заметил:
— Помню, как вы дрались за бесплатное питание для интернов и проживающих при больнице врачей.
Она покачала головой:
— Поразительно, что нам тогда казалось важным.
— Что, теперь финансовые дела хуже, чем когда-либо?
— Боюсь, что так.
Она нахмурилась, положила ложечку и отодвинула от себя тарелку.
— Ладно, вернемся к нашей истории. На чем я остановилась?
— Младенец при виде тебя поднимает визг.
— Да. Так вот, дела вновь начинают поправляться, и поэтому я опять сокращаю, а затем и совсем прекращаю амбулаторные посещения и назначаю следующий визит через два месяца. Через три дня в два часа ночи они вновь в отделении неотложной помощи. Вновь приступ крупа. Только на сей раз мать утверждает, что ребенок действительно потерял сознание, посинел. Опять искусственное дыхание и массаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Из коридора доносились голоса, визг детей, замечания, сделанные им, и быстрые шаги. Затем сквозь стены проник полный ужаса плач ребенка.
— Настоящий зоопарк, — вздохнула она. — Давай уйдем отсюда.
2
Задняя дверь вела на лестницу. Мы спустились по ней до цокольного этажа. Стефани шагала быстро, почти бежала по ступенькам.
Кафетерий был безлюден — за одним из столов с оранжевым покрытием просматривал спортивную страницу газеты интерн, еще за двумя столами сидели понурые пары в измятой, как будто в ней спали, одежде. Оставшиеся на ночь родители пациентов. За это право мы когда-то боролись.
Другие столики завалены пустыми подносами и грязной посудой. Санитарка, с убранными в сетку волосами, медленно двигалась между столами, пополняя солонки.
В восточной стене — дверь в докторскую столовую с панелями из полированного тика и красиво выгравированной медной табличкой, на которой красуется имя какого-то филантропа с морскими пристрастиями. Стефани прошла мимо и провела меня в кабинку в самом конце зала.
— Ты на самом деле не хочешь кофе? — спросила она.
Помня больничное пойло, я ответил:
— Я уже принял свою дозу кофеина.
— Я понимаю. — Она пробежалась рукой по своей прическе, и мы уселись за стол. — О'кей, — начала она. — Итак, у нас младенец, которому год и девять месяцев от роду, женского пола, белый, полностью доношенный, роды прошли нормально. Развитие в норме. Единственным важным моментом в истории этого ребенка является то, что как раз перед его рождением у родителей внезапно умер в возрасте одного года младенец мужского пола.
— Другие дети есть? — спросил я, доставая блокнот и ручку.
— Нет. Одна Кэсси. Она чувствовала себя прекрасно до трех месяцев, когда ее мать сообщила, что подошла ночью к дочери и обнаружила, что та не дышит.
— Мать вставала к ней потому, что боялась повторения синдрома внезапной младенческой смерти?
— Именно. Когда не удалось разбудить ребенка, она применила искусственное дыхание и массаж. Девочка пришла в себя. Затем родители привезли Кэсси в отделение неотложной помощи. К тому времени, когда прибыла я, ребенок выглядел нормально, и при осмотре не было обнаружено ничего примечательного. Я приняла ее в больницу для обследования, проделала все обычные анализы. Ничего. После выписки мы снабдили их монитором для контроля сна с сигналом тревоги. В течение последующих месяцев устройство срабатывало несколько раз, но все сигналы были ложными — младенец дышал нормально. Записи монитора показывают незначительные отклонения, которые могли быть очень кратковременной остановкой дыхания, но вот двигательные артефакты бесспорны — младенец метался в постели. Я отнесла это на счет беспокойного сна — сигнализация не всегда надежна, а первый эпизод объяснила какой-нибудь случайностью. Тем не менее я показала ее пульмонологам, памятуя о внезапной смерти ее брата. Результат отрицательный. Но мы решили повнимательнее понаблюдать за ней в течение периода повышенного риска внезапной младенческой смертности.
— Год?
Она кивнула.
— Для надежности я решила продлить срок до пятнадцати месяцев. Начала с еженедельных осмотров как амбулаторного больного и к девяти месяцам была настроена отпустить их до осмотра только в годовалом возрасте. Через два дня после обследования в девятимесячном возрасте они снова оказались в отделении неотложной помощи: посреди ночи возникли проблемы с дыханием — младенец проснулся, задыхаясь, с крупозным кашлем. Вновь мать делает искусственное дыхание, а затем родители привозят малышку сюда.
— А искусственное дыхание — не слишком ли сильный метод при крупе? Разве младенец действительно терял сознание?
— Нет. Она вообще не теряла сознания, просто задыхалась. Возможно, мать перестаралась, но, учитывая то, что она потеряла первого ребенка, как можно осуждать ее действия? К тому времени, когда я прибыла в отделение неотложной помощи, младенец выглядел нормально — ни температуры, ни болей. Но это и неудивительно. Прохладный ночной воздух может снять приступ крупа.
Сделали рентген ее грудной клетки, анализ крови — все нормально. Прописала декондестанты, обильное питье, отдых и уже собиралась отпустить их домой, но мать попросила оставить ребенка в больнице. Она была уверена, что у младенца серьезное заболевание. Я была практически уверена, что беспокоиться не о чем, но в последнее время мы наблюдали случаи тяжелейших респираторных заболеваний, поэтому я распорядилась принять ее в стационар, предписав ежедневно проводить анализ крови. Все показатели были нормальными, но через пару дней уколов при виде белого халата девочка впадала в истерику. Я выписала ее, вернувшись к еженедельным осмотрам, причем девочка на приеме буквально не подпускала меня к себе. Как только вхожу в кабинет, она начинает визжать.
— Да, такова привлекательная сторона профессии врача, — пошутил я.
Стефани печально улыбнулась и взглянула в сторону буфета.
— Они уже закрывают. Может быть, хочешь что-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Если не возражаешь, я себе возьму — еще не завтракала.
— Конечно, давай.
Она быстро прошла к металлическим прилавкам и вернулась с половинкой грейпфрута на тарелке и чашкой кофе. Попробовала кофе и поморщилась.
— Может, к этому кофе нужно добавить конденсированное молоко? — спросил я.
Она промокнула рот салфеткой.
— Его уже ничто не спасет.
— По крайней мере, он бесплатный.
— Кто это говорит?
— Как? Врачам больше не положен бесплатный кофе?
— Что было, то прошло, Алекс.
— Еще одна традиция повергнута в прах, — вздохнул я. — Вечные бюджетные трудности?
— Ну а что же еще? Кофе и чай теперь стоят сорок девять центов за чашку. Интересно, сколько потребуется чашек, чтобы свести баланс?
Она принялась за грейпфрут. Вертя авторучку в руке, я заметил:
— Помню, как вы дрались за бесплатное питание для интернов и проживающих при больнице врачей.
Она покачала головой:
— Поразительно, что нам тогда казалось важным.
— Что, теперь финансовые дела хуже, чем когда-либо?
— Боюсь, что так.
Она нахмурилась, положила ложечку и отодвинула от себя тарелку.
— Ладно, вернемся к нашей истории. На чем я остановилась?
— Младенец при виде тебя поднимает визг.
— Да. Так вот, дела вновь начинают поправляться, и поэтому я опять сокращаю, а затем и совсем прекращаю амбулаторные посещения и назначаю следующий визит через два месяца. Через три дня в два часа ночи они вновь в отделении неотложной помощи. Вновь приступ крупа. Только на сей раз мать утверждает, что ребенок действительно потерял сознание, посинел. Опять искусственное дыхание и массаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125