— Стефани потерла глаза. Оперлась головой на руку. — Какой невероятный мерзавец... Как он пробрался в больницу, минуя охрану?
— Твой друг Билл сказал, что Чип не входил в больницу через парадный вход. Вероятно, воспользовался одним из ключей отца и вошел через заднюю дверь. Возможно, через грузовой отсек. В это время там никого не бывает. Нам известно, благодаря камере в коридоре, что он поднялся по лестнице и, прежде чем войти в «палаты Чэппи», подождал, пока сестра пятого отделения не вышла в заднюю комнату. Наверное, проделал то же самое и тогда, когда у Кэсси здесь, в больнице, случился первый припадок. Генеральная репетиция. Проскользнуть внутрь заранее, сделать ей такую инъекцию инсулина, которая вызовет только замедленную реакцию, затем поехать домой и ожидать звонка Синди, потом вернуться обратно, чтобы утешать ее в пункте первой помощи. То, что в палатах Чэппи почти всегда не бывает пациентов, облегчило ему возможность приходить и уходить незамеченным.
— И все это время я была помешана на виновности Синди. Великолепно, Ивз!
— Я тоже. Все мы так думали. Она была великолепным объектом для подозрения в синдроме Мюнхгаузена. Низкий уровень самолюбия, спокойный характер, раннее знакомство с тяжелой болезнью, медицинская подготовка. Вероятно, читая различные книги по медицине, Чип натолкнулся на этот синдром, увидел схожесть и понял, что у него появилась возможность разделаться с женой. Именно поэтому он не позволил перевести Кэсси в другую больницу. Хотел дать нам время развить наши подозрения. Работал над нами, как над аудиторией, — так, как работает со своими студентами. Он эксгибиционист, Стеф. Но мы не видели этого, потому что в книгах говорится, что это всегда женщина.
Молчание.
— Он убил Чэда, правда? — спросила Стефани.
— Весьма вероятно.
— Почему, Апекс? Зачем нужно измываться над собственными детьми, чтобы добраться до Синди?
— Не знаю, но скажу одно. Он ненавидит Кэсси. Прежде чем его вывели из комнаты, он бросил на нее взгляд, который был по-настоящему страшен. Чистейшее презрение. Если пленка схватила этот взгляд и если сочтут, что ее можно представить на суде, то обвинителю большего и не потребуется.
Покачав головой, Стефани вернулась к кроватке и погладила волосы Кэсси.
— Бедная малютка. Бедная невинная крошка.
* * *
Я сидел на своем месте, и у меня не было желания ни думать, ни говорить, ни чувствовать.
У моих ног на полу пристроились три мягких кролика.
Я поднял одного. Перекладывал из руки в руку. И вдруг нащупал у него в животе что-то твердое.
Открыв клапан, я пошарил в пластиковой набивке, так же, как делал это в спальне Кэсси. На сей раз что-то было запрятано в складке вблизи паха.
Я вытащил этот предмет. Пакетик. Около дюйма в диаметре. Бумажная салфетка, скрепленная клейкой лентой.
Я развернул его. Четыре таблетки. Светло-голубые, на каждой — контур сердца.
— Валиум, — сказала Стефани.
— Вот и тайник. — Я вновь свернул пакетик и отложил его для Майло. — А Чип так упирал на то, что у него нет никаких наркотиков. Все-то у него игра.
— Этих кроликов купила Вики, — проговорила Стефани. — Именно Вики пристрастила к ним Кэсси.
— С Вики будет особый разговор, — заверил я.
— Просто удивительно, — продолжала Стефани, — всему этому нас не учат в шко...
С кроватки донесся писк. Глаза Кэсси судорожно заморгали и открылись. Углы маленького ротика потянулись вниз. Девочка поморгала еще немного.
— Все хорошо, малышка, — проговорила Стефани.
Ротик Кэсси задвигался, и наконец из него послышался звук:
— Эх-эх-эх.
— Все хорошо, милая. Все будет хорошо. Ты будешь здорова.
— Эх-эх-эх-эх.
Девочка опять поморгала. Вздрогнула. Попыталась пошевелиться — не смогла, вскрикнула от огорчения и зажмурила глаза.
Стефани взяла ее на руки и покачала. Кэсси пыталась вывернуться из рук.
Я вспомнил, как она сопротивлялась мне.
Реагировала на беспокойство матери? Или это были воспоминания о мужчине, который приходил ночью, скрытый темнотой, и причинял ей боль?
Но тогда почему она не пугалась каждый раз, когда видела Чипа? Почему она так охотно льнула к нему тогда, когда я в первый раз застал их вместе?
— Эх-эх-эх.
— Шшш, малышка.
— Эх... эх... эх...
— Спи, милая. Спи.
Еле слышно:
— Эх...
— Шш.
— Эх...
Глаза закрылись.
Тихое посапывание.
Стефани подержала ее еще несколько секунд, а затем положила в кроватку.
— Должно быть, магическое прикосновение, — печально произнесла она. И, накинув стетоскоп на шею, вышла из комнаты.
34
Вскоре прибыли медсестра и полицейский.
Я передал полицейскому пакетик таблеток и как лунатик направился к тиковой двери.
Там, в пятом отделении, ходили и разговаривали люди, но я не замечал их. На лифте я спустился на цокольный этаж. Кафетерий был закрыт. Раздумывая, были ли у Чипа ключи и от этой комнаты, я купил кофе в автомате, нашел платный телефон и потягивал напиток, пока справочное бюро по моей просьбе разыскивало номер телефона Дженнифер Ливитт. Поиски результатов не дали.
Прежде чем оператор отключился, я попросил его проверить, есть ли в картотеке номер каких-либо Ливиттов, проживающих в Фэрфаксе. Да, есть два. Один из них, как мне показалось, смутно напоминал номер домашнего телефона родителей Дженнифер.
На моих часах 9.30. Я знал, что мистер Ливитт ложится спать рано, чтобы попасть в пекарню к пяти часам утра. Надеясь, что еще не очень поздно, я набрал номер.
— Алло.
— Миссис Ливитт? Это доктор Делавэр.
— Доктор, как поживаете?
— Хорошо, а вы?
— Очень хорошо.
— Я звоню не слишком поздно?
— О нет. Мы еще смотрим телевизор. Но Дженни здесь нет. У нее теперь собственная квартира. Моя дочка-доктор очень независима.
— Вы должны гордиться ею.
— А как можно не гордиться? Она всегда заставляла меня гордиться ею. Вам нужен ее новый телефон?
— Пожалуйста.
— Подождите... Она живет в Уэствуд-Вилледж, недалеко от университета. Вместе с другой девушкой, очень приличной девушкой... Вот он. Если ее там нет, она, наверное, в офисе — у нее теперь есть еще и офис.
Она хихикнула.
— Это здорово.
Я записал номера.
— Да, офис, — продолжала миссис Ливитт. — Вы понимаете: вырастить такого ребенка — это честь... Я скучаю без нее. Дом теперь слишком тихий, не для моего характера.
— Еще бы.
— Вы очень помогли ей, доктор Делавэр. Колледж в ее возрасте — это не очень-то легко. Вы должны гордиться собой.
* * *
На квартире Дженнифер никто не ответил. Но в офисе после первого же гудка она подняла трубку.
— Ливитт.
— Дженнифер, это Алекс Делавэр.
— Привет, Алекс. Ты решил тот случай с синдромом Мюнхгаузена «по доверенности»?
— Кто сделал это, известно. Но почему он это сделал, еще до конца не ясно. Оказалось, отец ребенка.
— Вот это поворот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Твой друг Билл сказал, что Чип не входил в больницу через парадный вход. Вероятно, воспользовался одним из ключей отца и вошел через заднюю дверь. Возможно, через грузовой отсек. В это время там никого не бывает. Нам известно, благодаря камере в коридоре, что он поднялся по лестнице и, прежде чем войти в «палаты Чэппи», подождал, пока сестра пятого отделения не вышла в заднюю комнату. Наверное, проделал то же самое и тогда, когда у Кэсси здесь, в больнице, случился первый припадок. Генеральная репетиция. Проскользнуть внутрь заранее, сделать ей такую инъекцию инсулина, которая вызовет только замедленную реакцию, затем поехать домой и ожидать звонка Синди, потом вернуться обратно, чтобы утешать ее в пункте первой помощи. То, что в палатах Чэппи почти всегда не бывает пациентов, облегчило ему возможность приходить и уходить незамеченным.
— И все это время я была помешана на виновности Синди. Великолепно, Ивз!
— Я тоже. Все мы так думали. Она была великолепным объектом для подозрения в синдроме Мюнхгаузена. Низкий уровень самолюбия, спокойный характер, раннее знакомство с тяжелой болезнью, медицинская подготовка. Вероятно, читая различные книги по медицине, Чип натолкнулся на этот синдром, увидел схожесть и понял, что у него появилась возможность разделаться с женой. Именно поэтому он не позволил перевести Кэсси в другую больницу. Хотел дать нам время развить наши подозрения. Работал над нами, как над аудиторией, — так, как работает со своими студентами. Он эксгибиционист, Стеф. Но мы не видели этого, потому что в книгах говорится, что это всегда женщина.
Молчание.
— Он убил Чэда, правда? — спросила Стефани.
— Весьма вероятно.
— Почему, Апекс? Зачем нужно измываться над собственными детьми, чтобы добраться до Синди?
— Не знаю, но скажу одно. Он ненавидит Кэсси. Прежде чем его вывели из комнаты, он бросил на нее взгляд, который был по-настоящему страшен. Чистейшее презрение. Если пленка схватила этот взгляд и если сочтут, что ее можно представить на суде, то обвинителю большего и не потребуется.
Покачав головой, Стефани вернулась к кроватке и погладила волосы Кэсси.
— Бедная малютка. Бедная невинная крошка.
* * *
Я сидел на своем месте, и у меня не было желания ни думать, ни говорить, ни чувствовать.
У моих ног на полу пристроились три мягких кролика.
Я поднял одного. Перекладывал из руки в руку. И вдруг нащупал у него в животе что-то твердое.
Открыв клапан, я пошарил в пластиковой набивке, так же, как делал это в спальне Кэсси. На сей раз что-то было запрятано в складке вблизи паха.
Я вытащил этот предмет. Пакетик. Около дюйма в диаметре. Бумажная салфетка, скрепленная клейкой лентой.
Я развернул его. Четыре таблетки. Светло-голубые, на каждой — контур сердца.
— Валиум, — сказала Стефани.
— Вот и тайник. — Я вновь свернул пакетик и отложил его для Майло. — А Чип так упирал на то, что у него нет никаких наркотиков. Все-то у него игра.
— Этих кроликов купила Вики, — проговорила Стефани. — Именно Вики пристрастила к ним Кэсси.
— С Вики будет особый разговор, — заверил я.
— Просто удивительно, — продолжала Стефани, — всему этому нас не учат в шко...
С кроватки донесся писк. Глаза Кэсси судорожно заморгали и открылись. Углы маленького ротика потянулись вниз. Девочка поморгала еще немного.
— Все хорошо, малышка, — проговорила Стефани.
Ротик Кэсси задвигался, и наконец из него послышался звук:
— Эх-эх-эх.
— Все хорошо, милая. Все будет хорошо. Ты будешь здорова.
— Эх-эх-эх-эх.
Девочка опять поморгала. Вздрогнула. Попыталась пошевелиться — не смогла, вскрикнула от огорчения и зажмурила глаза.
Стефани взяла ее на руки и покачала. Кэсси пыталась вывернуться из рук.
Я вспомнил, как она сопротивлялась мне.
Реагировала на беспокойство матери? Или это были воспоминания о мужчине, который приходил ночью, скрытый темнотой, и причинял ей боль?
Но тогда почему она не пугалась каждый раз, когда видела Чипа? Почему она так охотно льнула к нему тогда, когда я в первый раз застал их вместе?
— Эх-эх-эх.
— Шшш, малышка.
— Эх... эх... эх...
— Спи, милая. Спи.
Еле слышно:
— Эх...
— Шш.
— Эх...
Глаза закрылись.
Тихое посапывание.
Стефани подержала ее еще несколько секунд, а затем положила в кроватку.
— Должно быть, магическое прикосновение, — печально произнесла она. И, накинув стетоскоп на шею, вышла из комнаты.
34
Вскоре прибыли медсестра и полицейский.
Я передал полицейскому пакетик таблеток и как лунатик направился к тиковой двери.
Там, в пятом отделении, ходили и разговаривали люди, но я не замечал их. На лифте я спустился на цокольный этаж. Кафетерий был закрыт. Раздумывая, были ли у Чипа ключи и от этой комнаты, я купил кофе в автомате, нашел платный телефон и потягивал напиток, пока справочное бюро по моей просьбе разыскивало номер телефона Дженнифер Ливитт. Поиски результатов не дали.
Прежде чем оператор отключился, я попросил его проверить, есть ли в картотеке номер каких-либо Ливиттов, проживающих в Фэрфаксе. Да, есть два. Один из них, как мне показалось, смутно напоминал номер домашнего телефона родителей Дженнифер.
На моих часах 9.30. Я знал, что мистер Ливитт ложится спать рано, чтобы попасть в пекарню к пяти часам утра. Надеясь, что еще не очень поздно, я набрал номер.
— Алло.
— Миссис Ливитт? Это доктор Делавэр.
— Доктор, как поживаете?
— Хорошо, а вы?
— Очень хорошо.
— Я звоню не слишком поздно?
— О нет. Мы еще смотрим телевизор. Но Дженни здесь нет. У нее теперь собственная квартира. Моя дочка-доктор очень независима.
— Вы должны гордиться ею.
— А как можно не гордиться? Она всегда заставляла меня гордиться ею. Вам нужен ее новый телефон?
— Пожалуйста.
— Подождите... Она живет в Уэствуд-Вилледж, недалеко от университета. Вместе с другой девушкой, очень приличной девушкой... Вот он. Если ее там нет, она, наверное, в офисе — у нее теперь есть еще и офис.
Она хихикнула.
— Это здорово.
Я записал номера.
— Да, офис, — продолжала миссис Ливитт. — Вы понимаете: вырастить такого ребенка — это честь... Я скучаю без нее. Дом теперь слишком тихий, не для моего характера.
— Еще бы.
— Вы очень помогли ей, доктор Делавэр. Колледж в ее возрасте — это не очень-то легко. Вы должны гордиться собой.
* * *
На квартире Дженнифер никто не ответил. Но в офисе после первого же гудка она подняла трубку.
— Ливитт.
— Дженнифер, это Алекс Делавэр.
— Привет, Алекс. Ты решил тот случай с синдромом Мюнхгаузена «по доверенности»?
— Кто сделал это, известно. Но почему он это сделал, еще до конца не ясно. Оказалось, отец ребенка.
— Вот это поворот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125