Они бывают и у других детей. Может быть, не в такой тяжелой форме, но все-таки бывают. Поэтому они понятны. Но припадки... это просто ненормально.
— Иногда, — объяснил я, — у детей бывают припадки после высокой температуры. Один-два случая, а потом уже никогда не повторяются.
— Да, я знаю. Доктор Ивз говорила мне об этом. Но у Кэсси, когда случались припадки, не было температуры. Когда у нее возникли кишечные проблемы, поднялась и температура. Она просто горела. Больше сорока одного градуса. — Синди дернула себя за косу. — А потом это прошло, и я думала, что у нас будет все в порядке. Но теперь — припадки, как гром среди ясного неба. И это было действительно страшно. Я услышала как будто стук в ее комнате, вошла, а ее колотило так, что тряслась кроватка. — Ее губы задрожали. Она прижала руку ко рту, пытаясь остановить дрожь, а другой рукой смяла поданную мной салфетку.
— Страшно, — проговорил я.
— Ужасно, — кивнула она, глядя мне в глаза. — Но тяжелее всего было смотреть, как она страдает, и быть не в состоянии сделать хоть что-нибудь. Беспомощность — это самое худшее. Я сообразила, что нельзя брать ее на руки, но все же... У вас есть дети?
— Нет.
Она оторвала взгляд от моего лица, будто внезапно потеряла всякий интерес. Вздохнув, поднялась и подошла к кроватке, все еще держа в руке смятую салфетку. Наклонилась, подтянула одеяло повыше и поцеловала Кэсси в щеку. На секунду дыхание Кэсси участилось. Синди осталась у кровати, глядя на спящую дочку.
— Она очень красивая, — сказал я.
— Моя толстушечка.
Синди наклонилась и прикоснулась к лобику Кэсси, отняла руку и опустила ее. Задержав еще на несколько секунд взгляд на ребенке, она вернулась и опустилась на стул.
— Что касается ее страданий, нет ведь никаких свидетельств, что припадки болезненны, — постарался утешить ее я.
— То же говорит и доктор Ивз, — ответила Синди, но в ее голосе звучало сомнение. — Конечно, я надеюсь, что это так... но если бы вы видели ее после них — она выглядела совершенно Выжатой. — Она отвернулась и стала смотреть в окно.
Немного подождав, я спросил:
— Если не считать головной боли, как она себя сегодня чувствовала?
— Хорошо, за то короткое время, что не спала.
— А голова заболела в пять часов утра?
— Да. Она и проснулась от этой боли.
— Вики уже заступила на дежурство?
Короткий кивок.
— Она дежурит двойную смену — заступила вчера с одиннадцати до семи и осталась с семи до трех.
— Так преданна работе.
— Да. Она очень помогает. Нам повезло, что Вики работает с нами.
— И домой к вам приходит?
Этот вопрос удивил ее.
— Всего пару раз — но не помогать, а просто навестить. Она принесла Кэсси первую мягкую зверюшку. А теперь Кэсси без ума от них.
Выражение удивления на лице Синди не исчезло. Я решил не продолжать и перешел на другую тему:
— А как Кэсси дала вам знать, что у нее болит голова?
— Она указала на нее и заплакала. Она не сказала мне о головной боли, если вы это имеете в виду. Она может произносить всего несколько слов: «бака» вместо «собака», «бу-бу» вместо «бутылка». И даже при этом иногда пользуется жестами. Доктор Ивз говорит, что ее речь отстает в развитии на несколько месяцев.
— Для детей, которые часто находятся в больницах, некоторое отставание — явление обычное. Но это пройдет.
— Я пыталась работать с ней дома. Разговариваю с ней. Читаю, когда она в настроении слушать.
— Хорошо.
— Иногда ей это нравится. А иногда она просто не может сидеть спокойно, особенно после тяжелой ночи.
— И часто бывают такие ночи?
— Нет. Но они очень сильно влияют на нее.
— Что происходит?
— Она просыпается, как будто увидев плохой сон. Мечется, вертится и плачет. Я удерживаю ее, и иногда она снова засыпает. Но порой долго не спит — капризничает. На следующее утро обычно бывает беспокойной.
— В чем это выражается?
— Не в состоянии сконцентрировать внимание. Хотя в другое время она может подолгу сосредоточиваться на чем-нибудь — в течение часа или даже дольше. Я стараюсь уловить такие моменты, пытаюсь читать и разговаривать с ней. Так, чтобы ускорить развитие ее речи. Может быть, вы мне могли бы что-то посоветовать?
— Вы как будто на правильном пути, — ответил я.
— Иногда мне кажется, будто она не говорит потому, что не испытывает в этом необходимости. Я всегда знаю, что ей хочется, и даю ей это раньше, чем она попросит.
— Когда у нее заболела голова, вы тоже сразу поняли, в чем дело?
— Совершенно верно. Она проснулась в слезах и металась в кроватке. Я сразу же пощупала ей лоб — не горячий ли. Нет, прохладный. Меня это в общем-то не удивило — она плакала не от испуга. Скорее от боли. Я уже научилась различать. Поэтому я спросила, что болит, и в конце концов она прикоснулась к головке. Я знаю, это звучит не по-научному, но постепенно начинаешь как бы чувствовать вместе с ребенком — словно в тебя встроен радар. — Синди посмотрела в сторону кроватки. — Если результаты компьютерной томографии не были бы в тот день нормальными, то я бы по-настоящему испугалась.
— Из-за головной боли?
— Когда пробудешь здесь, в больнице, достаточно долго, многого наглядишься. Начинает чудиться самое худшее. Меня до сих пор пугает, когда она вскрикивает по ночам, — никогда не знаешь, что случится дальше.
Синди вновь заплакала и стала промокать глаза смятой салфеткой. Я подал ей свежую.
— Простите, доктор Делавэр. Это просто непереносимо — видеть, что она страдает.
— Вполне вас понимаю, — сказал я. — Но, по злой иронии судьбы, именно то, что могло бы ей помочь, — анализы и процедуры, — причиняют девочке больше всего боли.
Тяжело вздохнув, она кивнула.
— Именно поэтому доктор Ивз и попросила меня встретиться с вами, — продолжил я. — Существуют психологические методы, помогающие детям преодолеть страх перед процедурами, а иногда даже ослабить ощущение боли.
— Методы, — повторила она, подобно Вики Боттомли, но без свойственного медсестре сарказма. — Это было бы прекрасно — я была бы очень признательна за все, что вы смогли бы сделать. Смотреть, как она страдает, когда у нее берут кровь на анализ... Просто ужасно.
Я вспомнил, что говорила Стефани по поводу самообладания Синди во время процедур.
Словно читая мои мысли, она призналась:
— Каждый раз, как кто-то входит в эту дверь со шприцем, у меня все застывает внутри, хотя я продолжаю улыбаться. Мои улыбки для Кэсси. Изо всех сил я стараюсь не показать ей, насколько я взволнованна, но я знаю, что она уже понимает это.
— Тот самый радар...
— Мы так тесно связаны друг с другом — она у меня одна-единственная. Она только взглянет на меня, и уже понимает. Я ничем не помогаю ей, но что я могу поделать? Просто не могу оставить малышку наедине с ними.
— Доктор Ивз считает, что вы держитесь молодцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Иногда, — объяснил я, — у детей бывают припадки после высокой температуры. Один-два случая, а потом уже никогда не повторяются.
— Да, я знаю. Доктор Ивз говорила мне об этом. Но у Кэсси, когда случались припадки, не было температуры. Когда у нее возникли кишечные проблемы, поднялась и температура. Она просто горела. Больше сорока одного градуса. — Синди дернула себя за косу. — А потом это прошло, и я думала, что у нас будет все в порядке. Но теперь — припадки, как гром среди ясного неба. И это было действительно страшно. Я услышала как будто стук в ее комнате, вошла, а ее колотило так, что тряслась кроватка. — Ее губы задрожали. Она прижала руку ко рту, пытаясь остановить дрожь, а другой рукой смяла поданную мной салфетку.
— Страшно, — проговорил я.
— Ужасно, — кивнула она, глядя мне в глаза. — Но тяжелее всего было смотреть, как она страдает, и быть не в состоянии сделать хоть что-нибудь. Беспомощность — это самое худшее. Я сообразила, что нельзя брать ее на руки, но все же... У вас есть дети?
— Нет.
Она оторвала взгляд от моего лица, будто внезапно потеряла всякий интерес. Вздохнув, поднялась и подошла к кроватке, все еще держа в руке смятую салфетку. Наклонилась, подтянула одеяло повыше и поцеловала Кэсси в щеку. На секунду дыхание Кэсси участилось. Синди осталась у кровати, глядя на спящую дочку.
— Она очень красивая, — сказал я.
— Моя толстушечка.
Синди наклонилась и прикоснулась к лобику Кэсси, отняла руку и опустила ее. Задержав еще на несколько секунд взгляд на ребенке, она вернулась и опустилась на стул.
— Что касается ее страданий, нет ведь никаких свидетельств, что припадки болезненны, — постарался утешить ее я.
— То же говорит и доктор Ивз, — ответила Синди, но в ее голосе звучало сомнение. — Конечно, я надеюсь, что это так... но если бы вы видели ее после них — она выглядела совершенно Выжатой. — Она отвернулась и стала смотреть в окно.
Немного подождав, я спросил:
— Если не считать головной боли, как она себя сегодня чувствовала?
— Хорошо, за то короткое время, что не спала.
— А голова заболела в пять часов утра?
— Да. Она и проснулась от этой боли.
— Вики уже заступила на дежурство?
Короткий кивок.
— Она дежурит двойную смену — заступила вчера с одиннадцати до семи и осталась с семи до трех.
— Так преданна работе.
— Да. Она очень помогает. Нам повезло, что Вики работает с нами.
— И домой к вам приходит?
Этот вопрос удивил ее.
— Всего пару раз — но не помогать, а просто навестить. Она принесла Кэсси первую мягкую зверюшку. А теперь Кэсси без ума от них.
Выражение удивления на лице Синди не исчезло. Я решил не продолжать и перешел на другую тему:
— А как Кэсси дала вам знать, что у нее болит голова?
— Она указала на нее и заплакала. Она не сказала мне о головной боли, если вы это имеете в виду. Она может произносить всего несколько слов: «бака» вместо «собака», «бу-бу» вместо «бутылка». И даже при этом иногда пользуется жестами. Доктор Ивз говорит, что ее речь отстает в развитии на несколько месяцев.
— Для детей, которые часто находятся в больницах, некоторое отставание — явление обычное. Но это пройдет.
— Я пыталась работать с ней дома. Разговариваю с ней. Читаю, когда она в настроении слушать.
— Хорошо.
— Иногда ей это нравится. А иногда она просто не может сидеть спокойно, особенно после тяжелой ночи.
— И часто бывают такие ночи?
— Нет. Но они очень сильно влияют на нее.
— Что происходит?
— Она просыпается, как будто увидев плохой сон. Мечется, вертится и плачет. Я удерживаю ее, и иногда она снова засыпает. Но порой долго не спит — капризничает. На следующее утро обычно бывает беспокойной.
— В чем это выражается?
— Не в состоянии сконцентрировать внимание. Хотя в другое время она может подолгу сосредоточиваться на чем-нибудь — в течение часа или даже дольше. Я стараюсь уловить такие моменты, пытаюсь читать и разговаривать с ней. Так, чтобы ускорить развитие ее речи. Может быть, вы мне могли бы что-то посоветовать?
— Вы как будто на правильном пути, — ответил я.
— Иногда мне кажется, будто она не говорит потому, что не испытывает в этом необходимости. Я всегда знаю, что ей хочется, и даю ей это раньше, чем она попросит.
— Когда у нее заболела голова, вы тоже сразу поняли, в чем дело?
— Совершенно верно. Она проснулась в слезах и металась в кроватке. Я сразу же пощупала ей лоб — не горячий ли. Нет, прохладный. Меня это в общем-то не удивило — она плакала не от испуга. Скорее от боли. Я уже научилась различать. Поэтому я спросила, что болит, и в конце концов она прикоснулась к головке. Я знаю, это звучит не по-научному, но постепенно начинаешь как бы чувствовать вместе с ребенком — словно в тебя встроен радар. — Синди посмотрела в сторону кроватки. — Если результаты компьютерной томографии не были бы в тот день нормальными, то я бы по-настоящему испугалась.
— Из-за головной боли?
— Когда пробудешь здесь, в больнице, достаточно долго, многого наглядишься. Начинает чудиться самое худшее. Меня до сих пор пугает, когда она вскрикивает по ночам, — никогда не знаешь, что случится дальше.
Синди вновь заплакала и стала промокать глаза смятой салфеткой. Я подал ей свежую.
— Простите, доктор Делавэр. Это просто непереносимо — видеть, что она страдает.
— Вполне вас понимаю, — сказал я. — Но, по злой иронии судьбы, именно то, что могло бы ей помочь, — анализы и процедуры, — причиняют девочке больше всего боли.
Тяжело вздохнув, она кивнула.
— Именно поэтому доктор Ивз и попросила меня встретиться с вами, — продолжил я. — Существуют психологические методы, помогающие детям преодолеть страх перед процедурами, а иногда даже ослабить ощущение боли.
— Методы, — повторила она, подобно Вики Боттомли, но без свойственного медсестре сарказма. — Это было бы прекрасно — я была бы очень признательна за все, что вы смогли бы сделать. Смотреть, как она страдает, когда у нее берут кровь на анализ... Просто ужасно.
Я вспомнил, что говорила Стефани по поводу самообладания Синди во время процедур.
Словно читая мои мысли, она призналась:
— Каждый раз, как кто-то входит в эту дверь со шприцем, у меня все застывает внутри, хотя я продолжаю улыбаться. Мои улыбки для Кэсси. Изо всех сил я стараюсь не показать ей, насколько я взволнованна, но я знаю, что она уже понимает это.
— Тот самый радар...
— Мы так тесно связаны друг с другом — она у меня одна-единственная. Она только взглянет на меня, и уже понимает. Я ничем не помогаю ей, но что я могу поделать? Просто не могу оставить малышку наедине с ними.
— Доктор Ивз считает, что вы держитесь молодцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125