Она поступает дурно, особенно с вами.
– О, нет, – возразила она, – Эмили просто хочет помочь мне. Я рождена во грехе, я дочь дьявола, – видимо, Шарлотта опять процитировала слова, годами вбивавшиеся ей в голову.
– Это ужасная ложь. Почему вы решили, что родились от дьявола? Почему?
– Мне бы не хотелось говорить об этом, мне запретили.
– Эмили ничего не узнает, – заверила я. – Я ничего не скажу ей. У нас будет своя маленькая тайна.
Шарлотта взглянула на дверь и подошла ко мне.
– Я делала это для младенца, – она показала на рукоделие, – иногда он возвращается обратно.
– Возвращается обратно? Откуда?
– Из ада, – ответила сумасшедшая, – оттуда – чему он принадлежит.
– Никто не принадлежит аду, Шарлотта.
– Дьявол сделал так.
– Возможно, дьявол… А возможно, мисс Эмили, – пробормотала я. – Расскажи мне о младенце, был ли младенец вообще, – она оставила мой вопрос без ответа. – Шарлотта! – я села на диван, не в силах ничего понять. – Чей это был младенец? Где вы его взяли?
Шарлотта испуганно отступала назад, закрыв глаза и дрожа от ужаса.
– Я должна возвратиться к себе в комнату, – простонала она. – Эмили будет ужасно сердиться, если узнает, что я отвлекаю вас.
– Вы не беспокоите меня, не уходите, – просила я снова и снова, но Шарлотта просто мотала головой. – Шарлотта! – позвала я, но она не вернулась.
Шарлотта была единственной, с кем я могла говорить, пока ее не охватывал ужас при мысли о мисс Эмили. Она была лучшей из моих тюремщиков, зато ее сестра была, по-моему, самой жестокой надсмотрщицей в мире. И это за то, что я доверилась любимому, в этом весь мой грех. Я решила бросить ей вызов, написать письмо Трише и любым способом отправить его. Я встала с кровати, спрятала погремушку и села писать подруге новое письмо, в котором я решила сообщить все ужасные подробности. Я писала, и слезы капали на бумагу.
«Дорогая Триша.
Я пыталась в течение нескольких месяцев связаться с тобой, но ужасная сестра бабушки Катлер мисс Эмили мешает этому. Телефона здесь нет. Ближайший почтовый ящик на станции Аплэнд. Эмили запретила мне носить свою одежду, в день приезда она забрала все и подвергла процессу очищения, то есть кипячению и захоронению, своего кошелька с того дня я не видела. Я вынуждена носить ужасные обноски! Ночью я кладу рядом с собой бутылку с горячей водой, в комнате стоит дикий холод. Источником света мне служит керосиновая лампа, запас керосина ограничен, и скоро я, похоже, останусь без света.
Я постоянно работаю по дому, чищу, мету, мою. У меня нет даже времени что-нибудь прочитать или сделать. Я нахожусь на грани истощения, живот мой вырос, врача нет, а мисс Эмили это не волнует. Мои страдания приносят ей удовольствия. Она думает, чем больше я мучаюсь, тем ближе становлюсь к Богу.
Я не могла сказать тебе точный адрес, когда оставляла в Нью-Йорке записку, потому что сама не знала. Я очень нуждаюсь в тебе, прилагаю также адрес папы Лонгчэмпа, он единственный человек, к которому я могу поехать, потому что Джимми в Европе. Я прошу тебя, свяжись с папой и сообщи ему о моем положении. Я должна выбраться отсюда. Мисс Эмили – религиозный фанатик. А ее младшая сестра – слабоумная.
Только теперь я понимаю, что ты для меня значишь, я люблю тебя. Мне негде заниматься музыкой и пением, в этом доме звучат только церковные хоры, все остальное, по словам Эмили, соблазн дьявола. Она видит его повсюду, даже в зеркале.
Агнесса по сравнению с ней – ангел, в ней есть хоть что-то человеческое.
Еще раз, люблю тебя, Дон»
Я положила письмо в один из конвертов, которые однажды нашла в библиотеке. Заклеила и спрятала под платье, служившее мне и пальто, так как последнее было сварено и захоронено. Потом я спустилась вниз. Проходя мимо библиотеки, я заметила, что мисс Эмили все еще не отрывалась от своих работ. Слабый свет от керосиновой лампы пробивался из-под двери. Тогда я быстро проскользнула к выходу, стараясь ступать как можно тише.
Выскочив из дома, я вдохнула холодный февральский воздух. Тучи обложили небо до горизонта. Мне предстояла длинная, трудная дорога, а уже в начале пути я почувствовала себя усталой. Все вокруг выглядело враждебным, голые деревья, желто-коричневая трава, черные, резко кричащие птицы.
Я должна была дойти до почты, но смогу ли?
Я закуталась в одеяло и пошла. Начал падать снег, заметая дорогу, сначала мелкие хлопья, а потом все крупнее и крупнее. Дорога была скользкой, было очень трудно продвигаться в стоптанных башмаках. Холодный воздух легко находил прорехи в одеяле и достигал тела. Я старалась идти быстрее, чтобы немного согреться.
Хотя бы какой-нибудь транспорт подобрал, молилась я, хотя и знала, что дорога дальше Медоуз не ведет. Небо становилось все темнее и темнее, снег все гуще, его хлопья больно ударяли в лицо, слепили глаза.
Не зная дороги, я продвигалась почти наугад, на что-то наталкиваясь, куда-то падая. Я села на гравий и захотела умереть, но вспомнила о младенце, встала и пошла, борясь со снегом и ветром. Во время падения я, видимо, ударилась животом, и он болел, я закутала его в одеяло, и боль сменилась сильным покалыванием.
Я не могла представить худшего положения, болели ноги, болела спина, боль начала распространяться по всему телу, я не могла дышать. Как будто стальные пальцы сжимали меня, я почувствовала панику и бросилась бежать, снег был неимоверно тяжел, я ничего не видела перед собой, я снова упала и снова, царапая руки, поднялась. Я поняла, что уронила письмо Трише, и должна найти его. Когда я подняла письмо, я выпрямилась и, глубоко вздохнув, поплотнее закуталась в одеяло.
Все в порядке, я жива. Но куда идти? Почему так темно? Налево или направо? Паника росла, я начинала бежать в одном направлении, потом останавливалась и бросалась в другое. Меня пугала холодная смерть, я боялась за своего ребенка, упало одеяло, я схватила его за угол и продолжала безумный бег.
Земля почему-то казалась мягче, тут только я заметила, что потеряла башмак, но я не остановилась искать его, я бежала дальше босиком. Я задыхалась, боль сконцентрировалась в животе, я упала на колени и долго не могла встать.
Но тут я услышала звук мотора, я кричала до тех пор, пока грузовик Лютера не остановился передо мной, его бампер оказался рядом с моим лицом. Лютер вышел и помог подняться, но я не могла стоять и повисла у него на руках. Тогда он поднял и отнес меня в грузовик. Моя голова безвольно упала на стекло, а зубы стучали так, что я думала, они сломаются.
Он бросил старое коричневое одеяло на меня и завел мотор. Лютер привез меня на плантацию и внес в дом через заднее крыльцо. Мисс Эмили и Шарлотта с сочувствующим лицом встретили меня.
– Ты маленькая дура, глупая девчонка, удачливая идиотка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– О, нет, – возразила она, – Эмили просто хочет помочь мне. Я рождена во грехе, я дочь дьявола, – видимо, Шарлотта опять процитировала слова, годами вбивавшиеся ей в голову.
– Это ужасная ложь. Почему вы решили, что родились от дьявола? Почему?
– Мне бы не хотелось говорить об этом, мне запретили.
– Эмили ничего не узнает, – заверила я. – Я ничего не скажу ей. У нас будет своя маленькая тайна.
Шарлотта взглянула на дверь и подошла ко мне.
– Я делала это для младенца, – она показала на рукоделие, – иногда он возвращается обратно.
– Возвращается обратно? Откуда?
– Из ада, – ответила сумасшедшая, – оттуда – чему он принадлежит.
– Никто не принадлежит аду, Шарлотта.
– Дьявол сделал так.
– Возможно, дьявол… А возможно, мисс Эмили, – пробормотала я. – Расскажи мне о младенце, был ли младенец вообще, – она оставила мой вопрос без ответа. – Шарлотта! – я села на диван, не в силах ничего понять. – Чей это был младенец? Где вы его взяли?
Шарлотта испуганно отступала назад, закрыв глаза и дрожа от ужаса.
– Я должна возвратиться к себе в комнату, – простонала она. – Эмили будет ужасно сердиться, если узнает, что я отвлекаю вас.
– Вы не беспокоите меня, не уходите, – просила я снова и снова, но Шарлотта просто мотала головой. – Шарлотта! – позвала я, но она не вернулась.
Шарлотта была единственной, с кем я могла говорить, пока ее не охватывал ужас при мысли о мисс Эмили. Она была лучшей из моих тюремщиков, зато ее сестра была, по-моему, самой жестокой надсмотрщицей в мире. И это за то, что я доверилась любимому, в этом весь мой грех. Я решила бросить ей вызов, написать письмо Трише и любым способом отправить его. Я встала с кровати, спрятала погремушку и села писать подруге новое письмо, в котором я решила сообщить все ужасные подробности. Я писала, и слезы капали на бумагу.
«Дорогая Триша.
Я пыталась в течение нескольких месяцев связаться с тобой, но ужасная сестра бабушки Катлер мисс Эмили мешает этому. Телефона здесь нет. Ближайший почтовый ящик на станции Аплэнд. Эмили запретила мне носить свою одежду, в день приезда она забрала все и подвергла процессу очищения, то есть кипячению и захоронению, своего кошелька с того дня я не видела. Я вынуждена носить ужасные обноски! Ночью я кладу рядом с собой бутылку с горячей водой, в комнате стоит дикий холод. Источником света мне служит керосиновая лампа, запас керосина ограничен, и скоро я, похоже, останусь без света.
Я постоянно работаю по дому, чищу, мету, мою. У меня нет даже времени что-нибудь прочитать или сделать. Я нахожусь на грани истощения, живот мой вырос, врача нет, а мисс Эмили это не волнует. Мои страдания приносят ей удовольствия. Она думает, чем больше я мучаюсь, тем ближе становлюсь к Богу.
Я не могла сказать тебе точный адрес, когда оставляла в Нью-Йорке записку, потому что сама не знала. Я очень нуждаюсь в тебе, прилагаю также адрес папы Лонгчэмпа, он единственный человек, к которому я могу поехать, потому что Джимми в Европе. Я прошу тебя, свяжись с папой и сообщи ему о моем положении. Я должна выбраться отсюда. Мисс Эмили – религиозный фанатик. А ее младшая сестра – слабоумная.
Только теперь я понимаю, что ты для меня значишь, я люблю тебя. Мне негде заниматься музыкой и пением, в этом доме звучат только церковные хоры, все остальное, по словам Эмили, соблазн дьявола. Она видит его повсюду, даже в зеркале.
Агнесса по сравнению с ней – ангел, в ней есть хоть что-то человеческое.
Еще раз, люблю тебя, Дон»
Я положила письмо в один из конвертов, которые однажды нашла в библиотеке. Заклеила и спрятала под платье, служившее мне и пальто, так как последнее было сварено и захоронено. Потом я спустилась вниз. Проходя мимо библиотеки, я заметила, что мисс Эмили все еще не отрывалась от своих работ. Слабый свет от керосиновой лампы пробивался из-под двери. Тогда я быстро проскользнула к выходу, стараясь ступать как можно тише.
Выскочив из дома, я вдохнула холодный февральский воздух. Тучи обложили небо до горизонта. Мне предстояла длинная, трудная дорога, а уже в начале пути я почувствовала себя усталой. Все вокруг выглядело враждебным, голые деревья, желто-коричневая трава, черные, резко кричащие птицы.
Я должна была дойти до почты, но смогу ли?
Я закуталась в одеяло и пошла. Начал падать снег, заметая дорогу, сначала мелкие хлопья, а потом все крупнее и крупнее. Дорога была скользкой, было очень трудно продвигаться в стоптанных башмаках. Холодный воздух легко находил прорехи в одеяле и достигал тела. Я старалась идти быстрее, чтобы немного согреться.
Хотя бы какой-нибудь транспорт подобрал, молилась я, хотя и знала, что дорога дальше Медоуз не ведет. Небо становилось все темнее и темнее, снег все гуще, его хлопья больно ударяли в лицо, слепили глаза.
Не зная дороги, я продвигалась почти наугад, на что-то наталкиваясь, куда-то падая. Я села на гравий и захотела умереть, но вспомнила о младенце, встала и пошла, борясь со снегом и ветром. Во время падения я, видимо, ударилась животом, и он болел, я закутала его в одеяло, и боль сменилась сильным покалыванием.
Я не могла представить худшего положения, болели ноги, болела спина, боль начала распространяться по всему телу, я не могла дышать. Как будто стальные пальцы сжимали меня, я почувствовала панику и бросилась бежать, снег был неимоверно тяжел, я ничего не видела перед собой, я снова упала и снова, царапая руки, поднялась. Я поняла, что уронила письмо Трише, и должна найти его. Когда я подняла письмо, я выпрямилась и, глубоко вздохнув, поплотнее закуталась в одеяло.
Все в порядке, я жива. Но куда идти? Почему так темно? Налево или направо? Паника росла, я начинала бежать в одном направлении, потом останавливалась и бросалась в другое. Меня пугала холодная смерть, я боялась за своего ребенка, упало одеяло, я схватила его за угол и продолжала безумный бег.
Земля почему-то казалась мягче, тут только я заметила, что потеряла башмак, но я не остановилась искать его, я бежала дальше босиком. Я задыхалась, боль сконцентрировалась в животе, я упала на колени и долго не могла встать.
Но тут я услышала звук мотора, я кричала до тех пор, пока грузовик Лютера не остановился передо мной, его бампер оказался рядом с моим лицом. Лютер вышел и помог подняться, но я не могла стоять и повисла у него на руках. Тогда он поднял и отнес меня в грузовик. Моя голова безвольно упала на стекло, а зубы стучали так, что я думала, они сломаются.
Он бросил старое коричневое одеяло на меня и завел мотор. Лютер привез меня на плантацию и внес в дом через заднее крыльцо. Мисс Эмили и Шарлотта с сочувствующим лицом встретили меня.
– Ты маленькая дура, глупая девчонка, удачливая идиотка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74