– Хорошо, вы не выполняете мои распоряжения, моя дорогая, я думаю, что нет смысла что-либо обсуждать, – мне показалось, что Агнесса играет очередную роль. – Вы обманули меня, а я доверяла вам. Мне кажется, что вам следует задуматься о своем положении в школе, бабушка собиралась написать жалобу на администрацию, но я пообещала ей, что это больше не повторится, и вы больше не увидитесь с этим мальчиком. Также, – Агнесса скрестила на груди руки, – я ввожу некие ограничения на шесть месяцев. Вы должны являться домой не позднее шести, даже в уикэнды. Покидать дом вы можете только в том случае, если нужно идти в школу, и то с моего согласия. Ясно?
Это несправедливо, но я решила не терять достоинства и кивнула. Мне не нужно было во чтобы то ни стало покидать дом, все равно завтра Джимми уезжает в Европу.
– Великолепно, – Агнесса отступила, позволяя мне войти. – Ступайте тихо в свою комнату, постарайтесь никого не разбудить. Я разочарована в вас, Дон.
Как только я вошла в комнату, Триша вскочила.
– Где ты была? – спросила она. – Агнесса в ярости.
– Знаю, – я присела к ней на кровать, – моя свобода ограничена на шесть месяцев, Агнесса обо всем доложила бабушке.
– Но где вы были?
Я рассказала ей, как мы пришли к Джимми и заснули в объятиях друг друга.
– Ну?
– Ничего не случилось, все было благопристойно, – уверила я, но в глазах Триши читалось недоверие, – ты поможешь мне завтра? Я хочу увидеться с Джимми, прежде чем он уедет в Европу.
Мы спланировали, как она встретится с Джимми и поможет нам увидеться в парке, где мы сможем попрощаться. И тогда я возвратилась бы домой и полностью посвятила бы себя занятиям в школе и музыке, время и расстояние помогли бы мне не думать о Джимми. Я легла спать, но мысли о том времени, когда мы будем вместе, когда я избавлюсь от опеки бабушки Катлер, не давали мне уснуть. Но можно ли назвать их детской мечтой?
Глава 5
Дела семейные
После того, как мы с Джимми попрощались, и он уехал в Европу, я попыталась полностью отдаться работе. Но этот чудовищный распорядок дня превратил приятные ранее вещи в ярмо. Я не могла представить, что время может течь так медленно. Учеба стала для меня наказанием. Триша и другие мои друзья могли свободно посещать кинотеатры и дискотеки, рестораны и универмаги.
Однажды субботним вечером, вскоре после отъезда Джимми, Артур Гарвуд, узнав о происшедшем и об участи, постигшей меня, постучал в дверь. Я подумала, что это Агнесса, решившая позволить мне пользоваться залом, и поэтому крикнула надменным тоном односложное «да». Но никто не вошел, тогда я открыла дверь и увидела Артура, стоявшего с коробкой в руках.
– Что это, Артур? – мне показалось, что он может так стоять вечно.
– Я думал, что тебе хочется сыграть в шахматы.
– Шахматы?
Он потряс коробкой.
– Ты не хочешь, – разочарованно произнес он и направился было обратно.
– Да, конечно, хочу, – сказала я, еще не уверенная, вернется ли он.
Артур вернулся и расставил шахматы на моем столе. Он великодушно позволял долгое время мне выигрывать, я понимала, что он может меня разгромить в два хода, но тогда бы игра закончилась быстрее.
– Я много писал в последнее время, – сказал Артур, – но не все нравится мне.
– Я ожидала этого, Артур. Ты не говорил с родителями о своей игре на гобое?
– Я постоянно говорю об этом и всегда с одним и тем же результатом: учись, необходима практика, по-моему они не слышат меня, – вздохнул Артур. – Ты знаешь, я буду играть большое соло на уикэнде Мастеров в этом году.
Один раз в год, весной, старшие студенты демонстрируют свои достижения перед своими родителями, приглашаются также нью-йоркские критики, антрепренеры и директора театров.
– Я уверена, ты сыграешь лучше, чем ожидаешь.
– Я буду ужасен, и ты знаешь это, – твердо сказал Артур, – я был ужасен, и буду ужасен, и нет никакой причины ожидать изменений. Я просил родителей освободить меня от игры на уикэнде, но они не согласились.
– А что говорят преподаватели?
– Я говорил тебе, – напомнил Артур, – они запуганы моими родителями. Мне придется играть, и любой, кто хоть что-нибудь смыслит в музыке, поймет, насколько я плох, – он согнулся и закрыл лицо руками. Когда Артур посмотрел на меня, в глазах его стояли слезы. – Все будут смеяться надо мной. Дон, ты знаешь музыку, она у тебя в крови, ты слышала, как я играю. Я не знаю кого-нибудь честнее и глубже тебя, ответь мне, – он с мольбой посмотрел в мои глаза, – ничего не скрывай, что ты думаешь о моей игре?
Я вздохнула, не так-то легко говорить людям правду, даже если они догадываются о ней. Такое уже случалось со мной, я сказала Клэр, что у нее лишний вес, и она возненавидела меня еще пуще, хотя и знала об этом. Многие люди живут в мире, построенном своей фантазией, и не хотят покидать его. Им так удобней. Но я вспомнила о мадам Стейчен, о ее отношении к музыке, она никогда не сказала бы посредственному исполнителю, что он играл хорошо. Ее правда казалась жестокой, она стала притчей во языцах.
Передо мной сидел Артур Гарвуд, он хотел слышать правду и хотел слышать ее от меня, он нуждался в союзнике для того, чтобы устоять перед действительностью.
– Ты прав, Артур, – призналась я, – ты играешь не очень хорошо, я никогда не видела в Тебе профессионального музыканта. Авторитет твоих родителей не может переубедить меня. Но у каждого есть вещь, которую он может делать хорошо, главное вовремя найти себя.
– Нет! – Артур закрыл глаза. – Мои родители слепы, требуя от меня этого. Если я потерплю неудачу, то это будет их неудача, и я буду стоять до конца.
– Но ты можешь заняться другим, возможно, ты станешь великим поэтом, возможно…
– Они не будут слушать меня! – Его глаза заполнились слезами, он покачал головой и уставился вниз. Артур начал глубоко дышать, его плечи задрожали.
Никто из нас не проронил ни слова, я боялась, что он сейчас взорвется и начнет все крушить. Я была наслышана о его гоноре. Но Артур просто плакал, его лицо покраснело.
– Я был принят, – казалось: что Артур признается в тягчайшем грехе, – в их семью, они не мои родители. Но это тайна, ты единственная, кому я доверил ее.
Я вспомнила его родителей, их глаза и поняла, что он говорит правду.
– Но если ты принят, – очень мягко сказала я, – то они и не должны ожидать, что ты унаследуешь их музыкальные способности, правильно?
– Да, это справедливо, но им кажется, что если я не продемонстрирую музыкальных способностей – тайное станет явным.
– Но почему они так хранят тайну?
Его глаза стали суровыми, я поняла, что переступила черту дозволенного.
– Они не живут вместе, как муж и жена. Они не спят в одной постели. Моя мать никогда не сделала бы то, что необходимо для того, чтобы зачать младенца. Ты не спрашиваешь, как я узнал это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74