чистка, мытье полов, посуды помогали коротать дни. Дом стал для меня тюрьмой, а мисс Эмили усердным надзирателем. Каждый вечер я ложилась спать с мыслью о том, что завтра мне придется вновь тянуть рутину домашнего хозяйства. Подобно сумасшедшей Шарлотте я начала утрачивать «концепцию времени» и не могла отличить понедельник от вторника, единственным светлым пятном оставались воскресенья.
Обе сестры посещали каждое воскресное богослужение в часовне. Я надеялась, что по дороге смогу позвонить по телефону или отправить письмо. Но как раз в мой приезд мисс Эмили решила, что церкви стали прибежищем сатаны.
– Люди идут туда не для того, чтобы помолиться или попросить у Бога, а для того, чтобы найти общество, показать себя. Вообразите, они надевают лучшие наряды, как будто Господь принимает только в дорогих одеждах, сшитых по последнему писку моды. Многие женщины надевают драгоценности и специально делают макияж. Они думают, что это красиво, нет, это дьявол вселился в дом Бога и смеется над нами. Именно поэтому мы будем молиться по воскресеньям дома, – подытожила она. Для сестер временной часовней стала библиотека.
Однажды мисс Эмили перетащила туда длинную неудобную скамью, потому что в креслах, как казалось ей, мы будем забывать, по какому поводу собрались. Скамью установили перед большим деревянным крестом, одиноко висящим на голой стене. Рядом стояли керосиновые лампы, тетушка экономила воск.
Во время богослужения тетушка Эмили громко читала библию Лютера, она стояла перед дверью, склонив голову над книгой. Мисс Эмили читала больше часа. Шарлотта часто не выдерживала и начинала двигаться, но сестра одним взглядом умела успокаивать ее. Изредка мисс Эмили смотрела на меня, как бы спрашивая, все ли понятно. Во всей службе чувствовался загадочный страшный холод, как будто мы сидели в погребе со льдом.
В качестве вознаграждения мы получали праздничный завтрак: яйца, овсяную кашу с маслом и оладья с черникой, причем в последние мисс Эмили позволяла себе добавлять немного сахара, который она считала чем-то вроде алкоголя или наркотиков, соблазняющих и ввергающих в грех, а мы должны быть сильны и стойки.
Другим воскресным удовольствием была ванна. Как и описывала мисс Эмили, Лютер приносил горячую воду в большой деревянной бочке и устанавливал ее в центре чулана. Мы использовали чулан, потому что оттуда было ближе к горячей воде. Лютер начинал приготовления сразу после воскресной службы. Потом нагретая вода смешивалась с холодной.
Мисс Эмили первой принимала ванну, мы с Шарлоттой должны были дожидаться за дверью чулана, пока она закончит, потом Лютер приносил еще немного горячей воды и вливал в бочку. Следующей мылась Шарлотта. Кто может описать тот ужас, который я испытывала при виде доставшейся мне воды. Мисс Эмили была единственной, кто мылся в совершенно чистой воде. Она утверждала, что из нас трех она самая чистая, и поэтому меньше всего загрязняет бочку.
Перед тем как я приняла ванну, пришел Лютер, зачерпнул немного остывшей воды, вылил ее за порог и добавил кипятка. Первый раз, когда я принимала ванну подобным образом, мисс Эмили опустила в бочку пальцы, чтобы проверить температуру. Она решила, что вода не достаточно горячая и велела Лютеру влить еще два ведра.
– Но мне достаточно, – возразила я.
– Ерунда, – парировала тетушка, – если вода не достаточно горячая, ты не сможешь полностью вымыть грязь, глубоко въевшуюся в кожу, – настаивала она.
Я сидела в бочке, пока Лютер суетился рядом со мной с ведрами. Я прикрыла наготу руками, но глаза мужчины с интересом блуждали по моему телу.
Я подозревала, что Лютер вообще не покидал чулан, особенно во время зимних холодов.
Когда я работала на кухне, Лютер приносил дрова и от него слегка разило виски. Если мисс Эмили и замечала это, то ничего не говорила. Она, естественно, не боялась его, делала колкие замечания в адрес работника, но казалось, между ними существует какая-то связь. Почему Лютер так старается для них с Шарлоттой, оставалось для меня загадкой. Где он жил, я не могла понять, возможно, где-то на нижних этажах в другой стороне здания, вторым возможным местом его обитания мне представлялась уличная пристройка. Однажды представился случай, разрешивший многие загадки. Если поблизости не было мисс Эмили Лютер был разговорчивей.
– Когда Медоуз скатился до подобного состояния? – спросила я Лютера однажды утром, когда он принес дрова. Мне казалось, что он любит плантацию и будет рад поговорить о ней.
– Сразу после смерти господина Буша, – ответил он. – Были некоторые долги, большую часть скота и некоторое оборудование пришлось продать.
– А что же миссис Буш?
– Она умерла задолго до него, болезнь живота.
– Вы, Лютер, так много работаете, я уверена, что смогли бы сохранить все это в лучшем состоянии, – по его глазам я поняла, что слова мои доставили ему удовольствие.
– Я говорил ей, я объяснял ей, что нужно сделать, чтобы дела шли лучше. Но ее ничего не волнует. Я хотел купить краску, но она запретила, так что пусть все идет своим чередом. Я слежу за машинами и что могу, делаю для дома.
– Вы так печетесь о них и так мало имеете.
Он оценивающе посмотрел на меня. Однажды я осмелилась спросить Лютера, почему он остался здесь.
– Есть много видов собственности, собственность, данная по закону, и собственность, данная правом работы и местом жительства. Я стал частью Медоуз, как любое другое оборудование. Правда, – улыбка появилась на его лице, – Медоуз значит для меня кое-что еще…
Я хотела вытянуть из Лютера больше информации о мисс Эмили и ее семействе, но чаще всего, когда я пыталась завести разговор, он делал вид, что не слышит. Я не думаю, что Лютер уважал мисс Эмили или находил ее приятной, но что-то заставляло его быть послушным. Всякий раз, когда я просила его взять меня на станцию Аплэнд, всегда находились у него оправдания, чтобы не сделать этого. Чаще всего он просто молча уезжал.
В середине января я поняла, что мисс Эмили запретила Лютеру брать меня с собой. Так что теперь я старалась остаться с ним наедине, чтобы попросить его отправить письмо по почте. Он не сказал, сделает это или нет, но письмо для Триши взял.
– Я оставлю письмо на кухне, завтра, возьмите его пожалуйста и отправьте, – попросила я. Он молча выслушал меня.
На следующий день письма на месте не оказалось. Несколько недель я ждала Тришиного ответа, я знала, что как только та получит письмо, то сразу кинется писать мне. Но всякий раз, когда Лютер приезжал с почты, для меня ничего не было.
Однажды утром, когда Лютер принес дрова, я спросила его об этом.
– Какое письмо?
– То, что я оставляла, вы же видели, – настаивала я.
– Да, видел, но когда искал позже, его уже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Обе сестры посещали каждое воскресное богослужение в часовне. Я надеялась, что по дороге смогу позвонить по телефону или отправить письмо. Но как раз в мой приезд мисс Эмили решила, что церкви стали прибежищем сатаны.
– Люди идут туда не для того, чтобы помолиться или попросить у Бога, а для того, чтобы найти общество, показать себя. Вообразите, они надевают лучшие наряды, как будто Господь принимает только в дорогих одеждах, сшитых по последнему писку моды. Многие женщины надевают драгоценности и специально делают макияж. Они думают, что это красиво, нет, это дьявол вселился в дом Бога и смеется над нами. Именно поэтому мы будем молиться по воскресеньям дома, – подытожила она. Для сестер временной часовней стала библиотека.
Однажды мисс Эмили перетащила туда длинную неудобную скамью, потому что в креслах, как казалось ей, мы будем забывать, по какому поводу собрались. Скамью установили перед большим деревянным крестом, одиноко висящим на голой стене. Рядом стояли керосиновые лампы, тетушка экономила воск.
Во время богослужения тетушка Эмили громко читала библию Лютера, она стояла перед дверью, склонив голову над книгой. Мисс Эмили читала больше часа. Шарлотта часто не выдерживала и начинала двигаться, но сестра одним взглядом умела успокаивать ее. Изредка мисс Эмили смотрела на меня, как бы спрашивая, все ли понятно. Во всей службе чувствовался загадочный страшный холод, как будто мы сидели в погребе со льдом.
В качестве вознаграждения мы получали праздничный завтрак: яйца, овсяную кашу с маслом и оладья с черникой, причем в последние мисс Эмили позволяла себе добавлять немного сахара, который она считала чем-то вроде алкоголя или наркотиков, соблазняющих и ввергающих в грех, а мы должны быть сильны и стойки.
Другим воскресным удовольствием была ванна. Как и описывала мисс Эмили, Лютер приносил горячую воду в большой деревянной бочке и устанавливал ее в центре чулана. Мы использовали чулан, потому что оттуда было ближе к горячей воде. Лютер начинал приготовления сразу после воскресной службы. Потом нагретая вода смешивалась с холодной.
Мисс Эмили первой принимала ванну, мы с Шарлоттой должны были дожидаться за дверью чулана, пока она закончит, потом Лютер приносил еще немного горячей воды и вливал в бочку. Следующей мылась Шарлотта. Кто может описать тот ужас, который я испытывала при виде доставшейся мне воды. Мисс Эмили была единственной, кто мылся в совершенно чистой воде. Она утверждала, что из нас трех она самая чистая, и поэтому меньше всего загрязняет бочку.
Перед тем как я приняла ванну, пришел Лютер, зачерпнул немного остывшей воды, вылил ее за порог и добавил кипятка. Первый раз, когда я принимала ванну подобным образом, мисс Эмили опустила в бочку пальцы, чтобы проверить температуру. Она решила, что вода не достаточно горячая и велела Лютеру влить еще два ведра.
– Но мне достаточно, – возразила я.
– Ерунда, – парировала тетушка, – если вода не достаточно горячая, ты не сможешь полностью вымыть грязь, глубоко въевшуюся в кожу, – настаивала она.
Я сидела в бочке, пока Лютер суетился рядом со мной с ведрами. Я прикрыла наготу руками, но глаза мужчины с интересом блуждали по моему телу.
Я подозревала, что Лютер вообще не покидал чулан, особенно во время зимних холодов.
Когда я работала на кухне, Лютер приносил дрова и от него слегка разило виски. Если мисс Эмили и замечала это, то ничего не говорила. Она, естественно, не боялась его, делала колкие замечания в адрес работника, но казалось, между ними существует какая-то связь. Почему Лютер так старается для них с Шарлоттой, оставалось для меня загадкой. Где он жил, я не могла понять, возможно, где-то на нижних этажах в другой стороне здания, вторым возможным местом его обитания мне представлялась уличная пристройка. Однажды представился случай, разрешивший многие загадки. Если поблизости не было мисс Эмили Лютер был разговорчивей.
– Когда Медоуз скатился до подобного состояния? – спросила я Лютера однажды утром, когда он принес дрова. Мне казалось, что он любит плантацию и будет рад поговорить о ней.
– Сразу после смерти господина Буша, – ответил он. – Были некоторые долги, большую часть скота и некоторое оборудование пришлось продать.
– А что же миссис Буш?
– Она умерла задолго до него, болезнь живота.
– Вы, Лютер, так много работаете, я уверена, что смогли бы сохранить все это в лучшем состоянии, – по его глазам я поняла, что слова мои доставили ему удовольствие.
– Я говорил ей, я объяснял ей, что нужно сделать, чтобы дела шли лучше. Но ее ничего не волнует. Я хотел купить краску, но она запретила, так что пусть все идет своим чередом. Я слежу за машинами и что могу, делаю для дома.
– Вы так печетесь о них и так мало имеете.
Он оценивающе посмотрел на меня. Однажды я осмелилась спросить Лютера, почему он остался здесь.
– Есть много видов собственности, собственность, данная по закону, и собственность, данная правом работы и местом жительства. Я стал частью Медоуз, как любое другое оборудование. Правда, – улыбка появилась на его лице, – Медоуз значит для меня кое-что еще…
Я хотела вытянуть из Лютера больше информации о мисс Эмили и ее семействе, но чаще всего, когда я пыталась завести разговор, он делал вид, что не слышит. Я не думаю, что Лютер уважал мисс Эмили или находил ее приятной, но что-то заставляло его быть послушным. Всякий раз, когда я просила его взять меня на станцию Аплэнд, всегда находились у него оправдания, чтобы не сделать этого. Чаще всего он просто молча уезжал.
В середине января я поняла, что мисс Эмили запретила Лютеру брать меня с собой. Так что теперь я старалась остаться с ним наедине, чтобы попросить его отправить письмо по почте. Он не сказал, сделает это или нет, но письмо для Триши взял.
– Я оставлю письмо на кухне, завтра, возьмите его пожалуйста и отправьте, – попросила я. Он молча выслушал меня.
На следующий день письма на месте не оказалось. Несколько недель я ждала Тришиного ответа, я знала, что как только та получит письмо, то сразу кинется писать мне. Но всякий раз, когда Лютер приезжал с почты, для меня ничего не было.
Однажды утром, когда Лютер принес дрова, я спросила его об этом.
– Какое письмо?
– То, что я оставляла, вы же видели, – настаивала я.
– Да, видел, но когда искал позже, его уже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74