— Избавься наконец от этого кривляки и шарлатана, -упрашивал ее Авраам.
Что до меня, я помнил многое, чем Васко меня одарил, когда я был маленьким испуганным ребенком, и я все еще любил его за это, хотя и видел, что его демоны выиграли внутреннюю битву с тем, что в нем было светлого. Васко, пришедший к нам в тот же вечер, что и Ума, был похож на пузатого клоуна и воистину являл собой печальное зрелище.
Ближе к концу, когда алкоголь ослабил в нем тормоза, его понесло.
— К чертям всю вашу бражку! — кричал он. — Скоро отбываю к себе в Бененхели, и если у меня не зайдет совсем ум за разум, не вернусь никогда. — Потом принялся петь без склада и лада. — До свиданья, фонтан Флоры, — начал он. -Прощай, Хутатма-чоук. — Он остановился, поморгал и покачал головой. — Нет. Не то. До свиданья, Марин-дра-айв. Прощай, улица вождя Субхас Чандра Бо-о-ос.
(Много лет спустя, когда я тоже приехал в Испанию, я вспомнил неоконченную песенку Васко и даже пропел нечто подобное про себя.)
Ума Сарасвати подошла к этому тоскующему, беспокойному человеку, положила руки ему на плечи и поцеловала его в губы.
Что произвело на него неожиданное действие. Вместо того, чтобы почувствовать благодарность, — а многие в нашей гостиной, включая меня, были бы счастливы оказаться на его месте — Васко ополчился на Уму.
— Иуда, — сказал он. — Знаем-знаем. Из тех, что веруют в Господа-предателя Иуду Христа. Как же, как же, мисс. Видал вас в той церкви.
Ума отошла, залившись краской. Я бросился ее защищать.
— Не надо выставлять себя дураком, — сказал я Васко, и он побрел прочь, высоко задрав нос; чуть позже мы услышали, как он с шумом свалился в бассейн.
— Вот и ладно, — сказала Аурора оживленно. — Теперь давайте сыграем в «Три персоны, семь грехов».
Это была ее любимая комнатная игра. Подкидывая монетку, определяли пол и возраст трех воображаемых «персон», после чего, вынимая из шляпы бумажки, назначали каждой смертный грех, в котором она «виновна». Собравшиеся должны были сымпровизировать историю, в которой действовали три грешника. В тот вечер персонами были Старая женщина, Молодая женщина и Молодой человек; из грехов им достались, соответственно, Гневливость, Тщеславие и Похоть. Едва бумажки были вытянуты, как Аурора, быстрая, как всегда, и, может быть, в большей степени, чем она желала показать, испытавшая воздействие мини-урагана в исполнении Васко, крикнула:
— У меня готово!
— Ой, расскажите! — восхищенно захлопала в ладоши Ума.
— Ладно, таким, значит, образом, — сказала Аурора, глядя в упор на юную почетную гостью. — Гневливая старая королева обнаруживает, что ее сын, похотливый дурак, соблазнен ее молодой и тщеславной смертельной врагиней.
— Замечательная история, — сказала Ума, лучась безмятежной улыбкой. — Вот это да. Наваристый бульон. Прелесть.
— Ваша очередь, — обратилась к ней Аурора, улыбаясь так же широко, как она. — Что происходит потом? Как поступить гневливой старой королеве? Может быть, ей прогнать любовников с глаз долой? Разъяриться по-настоящему и дать им хорошего пинка?
Ума задумалась.
— Этого недостаточно, — ответила она. — Мне кажется, тут нужно более радикальное решение. Потому что соперница, эта тщеславная молодая претендентка, если с ней не покончить вовремя, не устроить ей фантуш, то есть попросту ее не укокошить, уж обязательно свергнет гневливую старую королеву. Наверняка! Ей нужен будет похотливый молодой принц целиком и полностью, плюс все королевство; и она слишком горда, чтобы делить трон с его мамашей.
— И что вы в таком случае предлагаете? — спросила Аурора льдисто-учтивым голосом среди внезапно наступившей тишины.
— Убийство, — сказала Ума, пожав плечами. — Несомненно, эта история не имеет иной развязки. Так или иначе, кто-то должен погибнуть. Либо белая королева возьмет черную пешку, либо та дойдет до последней горизонтали, превратится в черную королеву и возьмет белую. Другого финала я здесь не вижу.
На Аурору это произвело впечатление.
— Ума, дочка моя, а вы, оказывается, скрытная. Почему вы не сказали мне, что уже играли в эту игру?

x x x
«Вы, оказывается, скрытная…» Мою мать не покидала мысль, что Уме есть что таить.
— Заявляется ниоткуда и цепляется к нашей семье, как ящерица-чипкали, — беспрестанно тревожилась Аурора, хотя в свое время ее нимало не тревожило столь же неясное прошлое Васко Миранды. — Кто ее родственники? Кто ее друзья? Что у нее была за жизнь?
Я рассказал об этих сомнениях Уме, когда тени от больших лопастей потолочного вентилятора в «номерах для отдыха» гладили ее обнаженное тело, а ветерок от него сушил ее любовный пот.
— Уж с твоей-то семьей мне трудно тягаться по части секретов, — ответила она. — Прости меня. Мне совсем не хочется плохо говорить о твоих близких, но разве у меня одна сумасшедшая сестрица уже в могиле, другая разговаривает с крысами в монастыре, а третья норовит развязать пояс на пижаме у подруги? И еще: чей, спрашивается, отец вот по это место в грязных делишках и несовершеннолетних красотках? И чья мать — прости меня, мой любимый, но ты должен это знать — чья мать сейчас имеет не одного, не двоих, а троих любовников?
Я сел в постели.
— Кто это тебе нашептал? Кто тебе дал выпить этот змеиный яд, которым ты вся насквозь пропиталась?
— Да это всем известно, — сказала Ума, обнимая меня. -Бедный мой софто. Ты думаешь, она богиня с крылышками. Весь город об этом толкует. Номер первый — Кеку Моди, этот недоумок-парс, номер второй — жирный мошенник Васко Миранда, а хуже всех номер третий — ублюдок Мандук. Раман Филдинг! Этот банчод!. Сукин сын! Мне очень жаль, но у дамы просто-напросто дурной вкус. Некоторые даже шушукаются о том, что она будто бы совратила своего родного сына, — да, бедный невинный малыш, ты еще не знаешь, как злы бывают люди, — но я на это отвечаю, что нет, всему есть предел, уж тут я могу сама поручиться. Так что, видишь, твое доброе имя теперь в моих руках.
Это дало повод для нашей первой настоящей размолвки, но даже защищая Аурору, я в глубине души чувствовал справедливость Уминых обвинений. Собачья преданность Кеку не могла остаться без награды, и приправленное издевками долготерпение Ауроры в отношении Васко получало смысл в контексте связи, пусть даже и сходящей на нет. После того, как они с Авраамом перестали спать в одной постели, где ей было искать утешения? Талант и величие изолировали ее; сильные женщины всегда отпугивают мужчин, и мало кто из бомбейцев мог отважиться на ухаживание. Это объясняло Мандука. Грубый, физически сильный, безжалостный, он был как раз одним из тех немногих, кто не испытывал перед Ауророй никакого трепета. Столкновение из-за «Поцелуя Аббаса Али Бека» должно было возбудить его; он принял от нее взятку и мог захотеть — так, по крайней мере, мне представлялось — в отместку завоевать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139