Наверняка шпага или меч проще. А тут… целая наука, по словам Корсавы. Одной лишь силы и реакции мало… хотя у меня плоховато обстояло и с тем, и с другим. Не говоря уж о третьем – о том, что десятник называл чутьем клинка.
Зато куда лучше получалось с верховой ездой. Как-то я быстро сошелся с вороной кобылой Сажей, ощутил ритм езды и освоился с матчастью: седлом, стременами, сбруей. Отцовский друг дядя Саша прошлым летом учил меня водить машину, так по сравнению с ней лошадь – это очень простая техника.
И еще у меня сладились отношения с арбалетом. Уж куда лучше выходило, чем метание ножей. Арбалет – серьезная машинка. Взводить трудно, конечно, тут приходится всю силу задействовать… зато потом… арбалетный болт со ста шагов навылет пробивал стальной щит миллиметра в три толщиной. И, как ни странно, у меня все было в порядке с меткостью. «У дураков, – ласково говорил Корсава, – линия завсегда кверху лезет».
В чем-то десятник оказался прав. Поджилки, может, и не тряслись, но под ложечкой ощутимо сосало. Как-то я вдруг осознал, что игрушки кончились, что сегодня нам – мне! – придется, может быть, стрелять в живых людей. Был живой, бац – и стал мертвым. Не в компьютерной стрелялке – по жизни. Фиг с ними, извивами линий, но вот убивать по-настоящему… Болтом – между глаз. Череп небось треснет, болт ведь толстый… По ногам стреляй, советовал боярин, но где гарантия, что попаду? И ведь не кровавых убийц мы будем ловить, а обычных грабителей, которые и силу-то в ход нечасто пускают. Крестьяне – люди пугливые, предпочитают откупиться. Да и линии свои тоже блюдут.
– Простой человек, – пояснил мне тогда Александр Филиппович, – если не воин, не стражник, не сыскарь, то оружие ни на кого поднимать не должен. У него такой привязки к народной линии нет, стоит ему кровь кому пустить, тут же своя линия так взбрыкнет, что и в этом, и в будущем шаре расплачиваться придется. Даже если имущество защищает, даже если близких своих – все равно. Лучше ему умереть, чем так вот линию испортить…
Дождь понемногу прекратился, но воздух оставался сырым. Пронзительно пахло грибами – вдоль дороги из-под еловых веток то и дело выглядывали красные головки молоканок, вздымались в хвое темно-зеленые, с бурыми кольцевыми разводами шляпки черных груздей. Сейчас бы пройтись с корзинкой… по здешнему-то изобилию, не отравленному никакой экологией… Мама засолила бы, это она здорово умеет…
– Стопори, Андрюха, привал, – обернулся ко мне Корсава. – Вот видишь полянку? Туда сворачивай, там и перекусим…
3
Костер жечь не стали – дым поднялся бы столбом. А уже и до деревни недалеко. «Светиться нам ни к чему, приехать надо неожиданно», – на пальцах растолковывал мне десятник. Вряд ли, конечно, кто из местных имеет связь с душегубами, но исключать такую возможность нельзя, бывали уже случаи. Мы должны ворваться в деревню внезапно, согнать всех жителей в какой-нибудь сарай – и спокойно ждать грабителей. Дать им войти в деревню, перекрыть проезжую дорогу и тропу к лесу, а там уже спокойно вязать голубчиков.
– Дело несложное, – доставая из тряпицы увесистый шмат сала, пояснял Корсава. – Их, скорее всего, человек пять будет. Как войдут в деревню, один кто-нибудь из нас изобразит смерда, поклонится гостям дорогим и поведет в общинные закрома. Там-то все и завершим. Ты лопай, лопай, на сытое брюхо и разбойника ловить веселее. Вон, угощайся салом-то…
Я пригляделся – и сердце у меня провалилось куда-то в район желудка. Сало-то – оно, как известно, и в Африке сало. А вот ножик, которым десятник его пластовал…
Хороший был ножик, полированная сталь, кнопка фиксации лезвия, пластиковая рукоять.
– Глянуть можно? – замирая, спросил я.
– Отчего ж нельзя? Глянь. Добрый нож, полгривны серебра за него отдал. Дорого, зато не ржавеет, не тупится.
Да уж, хорош был ножик. Особенно меня порадовала едва различимая надпись на рукоятке: «Made in China». Интересная выстраивается цепочка: велосипед, шариковая ручка у приказного регистратора, теперь вот – ножик, ширпотреб китайский…
– Где ж ты достал такой, Корсава?
– Да прошлой весной была распродажа в Приказе. Повязали лазняков, вот весь товар, что при них обнаружился, и на торг, для своих. У нас это обычное дело, такие торги-то. Как говорится, кто сеет и жнет, тот первый и жрет.
Ну, что такое распродажа, я и сам видел. Глазами товара.
– Да я не про то, Корсава. Лазняки – они откуда такие штучки берут? Ведь не сами же мастерят, верно?
– Ну, – философически зевнул десятник, – этого в точности никто не знает. Если лазняки на допросах и колются, так их признания в большой тайне держат. Мы-то люди простые, нам разве скажут? Правда, ходят разные слухи. Кто говорит, за морем закатным есть большие богатые страны, мол, оттуда. Но, похоже, брешут. Чтобы корабли оттуда ходили и никто про них не знал – это вряд ли. Велико закатное море, чтобы пересечь, большой корабль нужен. А такому кораблю пристань потребна, порт… В мелкой бухте ведь не встанешь, не ладья же, днище пропорешь… Правда, может и вблизи берега встать, а товар переправят шлюпками…
– А еще что говорят?
– Ну, караваны, мол, через восточные степи ходят. Из очень дальних стран, докуда пешего хода лет десять будет. Тоже сомнительно. В степи без большого войска не пройдешь, кочевья озоруют, и нет у них единого владыки, каждое само по себе. А про большое войско в странах Круга уж точно знали бы. Есть и такой слух, – десятник понизил голос, – что лазняки знают тайные тропы из шара в шар. Ну и шастают туда-сюда, ценные вещи таскают. Выгодное же дело, у нас по дешевке купить, там задорого продать, и наоборот…
– Постой, – присвистнул я, – мне же боярин мой твердил, что между мирами… то есть шарами, барьер какой-то, его только душа способна преодолеть…
– Ну, – усмехнулся Корсава, – по науке высокой оно, возможно, и так. А я просто что слышал, то и говорю. И слух такой, насчет шаров, он давно ведь идет. Я тридцать лет назад безусым мальчишкой в Приказ пришел, а уже тогда шептались. Есть, мол, какие-то хитрые пути из шара в шар. Тайное знание, мол, это от отца к сыну передается. Ну, они и лазят, за то и называются лазняками. А по Учению оно, конечно, не так. Мы люди простые, нам в Учении сомневаться нечего. Просто ходят такие разговоры…
Я в каком-то оцепенении протянул нож Корсаве, тот как ни в чем не бывало вытер его о тряпку, сунул в сапог.
– Поели? – негромко окликнул воинов десятник. – Ну, сбирайтесь тогда. Недолго уже до Семиполья.
И вновь была дорога, в просветах крон серело сморщенное небо, ельник сменялся березняком, березняк – чахлым болотцем, а то – молодым сосняком, заросшим малиной. Кое-где посверкивали малиновыми каплями поздние ягоды. А летом тут, наверное, маслят прорва…
О чем я думаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Зато куда лучше получалось с верховой ездой. Как-то я быстро сошелся с вороной кобылой Сажей, ощутил ритм езды и освоился с матчастью: седлом, стременами, сбруей. Отцовский друг дядя Саша прошлым летом учил меня водить машину, так по сравнению с ней лошадь – это очень простая техника.
И еще у меня сладились отношения с арбалетом. Уж куда лучше выходило, чем метание ножей. Арбалет – серьезная машинка. Взводить трудно, конечно, тут приходится всю силу задействовать… зато потом… арбалетный болт со ста шагов навылет пробивал стальной щит миллиметра в три толщиной. И, как ни странно, у меня все было в порядке с меткостью. «У дураков, – ласково говорил Корсава, – линия завсегда кверху лезет».
В чем-то десятник оказался прав. Поджилки, может, и не тряслись, но под ложечкой ощутимо сосало. Как-то я вдруг осознал, что игрушки кончились, что сегодня нам – мне! – придется, может быть, стрелять в живых людей. Был живой, бац – и стал мертвым. Не в компьютерной стрелялке – по жизни. Фиг с ними, извивами линий, но вот убивать по-настоящему… Болтом – между глаз. Череп небось треснет, болт ведь толстый… По ногам стреляй, советовал боярин, но где гарантия, что попаду? И ведь не кровавых убийц мы будем ловить, а обычных грабителей, которые и силу-то в ход нечасто пускают. Крестьяне – люди пугливые, предпочитают откупиться. Да и линии свои тоже блюдут.
– Простой человек, – пояснил мне тогда Александр Филиппович, – если не воин, не стражник, не сыскарь, то оружие ни на кого поднимать не должен. У него такой привязки к народной линии нет, стоит ему кровь кому пустить, тут же своя линия так взбрыкнет, что и в этом, и в будущем шаре расплачиваться придется. Даже если имущество защищает, даже если близких своих – все равно. Лучше ему умереть, чем так вот линию испортить…
Дождь понемногу прекратился, но воздух оставался сырым. Пронзительно пахло грибами – вдоль дороги из-под еловых веток то и дело выглядывали красные головки молоканок, вздымались в хвое темно-зеленые, с бурыми кольцевыми разводами шляпки черных груздей. Сейчас бы пройтись с корзинкой… по здешнему-то изобилию, не отравленному никакой экологией… Мама засолила бы, это она здорово умеет…
– Стопори, Андрюха, привал, – обернулся ко мне Корсава. – Вот видишь полянку? Туда сворачивай, там и перекусим…
3
Костер жечь не стали – дым поднялся бы столбом. А уже и до деревни недалеко. «Светиться нам ни к чему, приехать надо неожиданно», – на пальцах растолковывал мне десятник. Вряд ли, конечно, кто из местных имеет связь с душегубами, но исключать такую возможность нельзя, бывали уже случаи. Мы должны ворваться в деревню внезапно, согнать всех жителей в какой-нибудь сарай – и спокойно ждать грабителей. Дать им войти в деревню, перекрыть проезжую дорогу и тропу к лесу, а там уже спокойно вязать голубчиков.
– Дело несложное, – доставая из тряпицы увесистый шмат сала, пояснял Корсава. – Их, скорее всего, человек пять будет. Как войдут в деревню, один кто-нибудь из нас изобразит смерда, поклонится гостям дорогим и поведет в общинные закрома. Там-то все и завершим. Ты лопай, лопай, на сытое брюхо и разбойника ловить веселее. Вон, угощайся салом-то…
Я пригляделся – и сердце у меня провалилось куда-то в район желудка. Сало-то – оно, как известно, и в Африке сало. А вот ножик, которым десятник его пластовал…
Хороший был ножик, полированная сталь, кнопка фиксации лезвия, пластиковая рукоять.
– Глянуть можно? – замирая, спросил я.
– Отчего ж нельзя? Глянь. Добрый нож, полгривны серебра за него отдал. Дорого, зато не ржавеет, не тупится.
Да уж, хорош был ножик. Особенно меня порадовала едва различимая надпись на рукоятке: «Made in China». Интересная выстраивается цепочка: велосипед, шариковая ручка у приказного регистратора, теперь вот – ножик, ширпотреб китайский…
– Где ж ты достал такой, Корсава?
– Да прошлой весной была распродажа в Приказе. Повязали лазняков, вот весь товар, что при них обнаружился, и на торг, для своих. У нас это обычное дело, такие торги-то. Как говорится, кто сеет и жнет, тот первый и жрет.
Ну, что такое распродажа, я и сам видел. Глазами товара.
– Да я не про то, Корсава. Лазняки – они откуда такие штучки берут? Ведь не сами же мастерят, верно?
– Ну, – философически зевнул десятник, – этого в точности никто не знает. Если лазняки на допросах и колются, так их признания в большой тайне держат. Мы-то люди простые, нам разве скажут? Правда, ходят разные слухи. Кто говорит, за морем закатным есть большие богатые страны, мол, оттуда. Но, похоже, брешут. Чтобы корабли оттуда ходили и никто про них не знал – это вряд ли. Велико закатное море, чтобы пересечь, большой корабль нужен. А такому кораблю пристань потребна, порт… В мелкой бухте ведь не встанешь, не ладья же, днище пропорешь… Правда, может и вблизи берега встать, а товар переправят шлюпками…
– А еще что говорят?
– Ну, караваны, мол, через восточные степи ходят. Из очень дальних стран, докуда пешего хода лет десять будет. Тоже сомнительно. В степи без большого войска не пройдешь, кочевья озоруют, и нет у них единого владыки, каждое само по себе. А про большое войско в странах Круга уж точно знали бы. Есть и такой слух, – десятник понизил голос, – что лазняки знают тайные тропы из шара в шар. Ну и шастают туда-сюда, ценные вещи таскают. Выгодное же дело, у нас по дешевке купить, там задорого продать, и наоборот…
– Постой, – присвистнул я, – мне же боярин мой твердил, что между мирами… то есть шарами, барьер какой-то, его только душа способна преодолеть…
– Ну, – усмехнулся Корсава, – по науке высокой оно, возможно, и так. А я просто что слышал, то и говорю. И слух такой, насчет шаров, он давно ведь идет. Я тридцать лет назад безусым мальчишкой в Приказ пришел, а уже тогда шептались. Есть, мол, какие-то хитрые пути из шара в шар. Тайное знание, мол, это от отца к сыну передается. Ну, они и лазят, за то и называются лазняками. А по Учению оно, конечно, не так. Мы люди простые, нам в Учении сомневаться нечего. Просто ходят такие разговоры…
Я в каком-то оцепенении протянул нож Корсаве, тот как ни в чем не бывало вытер его о тряпку, сунул в сапог.
– Поели? – негромко окликнул воинов десятник. – Ну, сбирайтесь тогда. Недолго уже до Семиполья.
И вновь была дорога, в просветах крон серело сморщенное небо, ельник сменялся березняком, березняк – чахлым болотцем, а то – молодым сосняком, заросшим малиной. Кое-где посверкивали малиновыми каплями поздние ягоды. А летом тут, наверное, маслят прорва…
О чем я думаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100