Наконец-то он навсегда расстанется с этим сборищем бестолочей, которые даже не могут отличить Моцарта от Бетховена!
— А теперь я должен идти! Сегодня заседание ученого совета, вы знаете, что это такое? Будет чай, печенье и звездопад имен… Не таких ярких, как ваше, но достаточно знаменитых, чтобы поторопиться, понятно? — Он задержался на мгновенье — крупный, даже полноватый, с выступающей из-под овальной бородки мягкой, пухлой складкой. — Что же нам с вами делать, Бэкон? Жаль заставлять вас ждать, вы никак не входили в мои планы… Скажите же, что мне делать…
Бэкон открыл было рот, чтобы объясниться, но не произнес ни слова. Манера фон Неймана разговаривать напоминала бессвязные рассуждения Гусеницы из «Алисы в Стране чудес».
— Ну конечно, конечно. Отличная идея, Бэкон… Завтра я устраиваю небольшую вечеринку, понимаете? Я всегда стараюсь как-то развлечься, здесь иногда становится так тоскливо! Я и жене все время говорю — давай сделаем себе барную стойку, как в Будапеште, однако не обращайте внимания, Бэкон… Ну все, пойду. Завтра жду вас у себя дома в пять, до того, как соберутся все остальные… Устраиваем маленький прием, понимаете? Смерть скуке! Вы, наверно, слышали о наших вечеринках? А сейчас мне надо идти. К сожалению. Не забудьте: в пять…
— Профессор… — попытался вставить Бэкон.
— Я же говорю вам! Позже обсудим это дело без всякой спешки. С вашего разрешения…
После долгих пререканий с упрямой секретаршей, наотрез отказывавшейся дать ему домашний адрес фон Неймана, Бэкон все же добился своего и со свойственной ему пунктуальностью прибыл точно в назначенное время к дому номер 26 по Уэсткотт-роуд. Возле центрального входа стоял крытый грузовичок, с которого два работника методично сгружали и относили на кухню подносы с закусками. Бэкон позвонил в колокольчик и подождал с минуту. Никто к нему не вышел. Тогда он набрался храбрости и проскользнул в дверь вместе с прислугой. Минуло еще несколько минут, прежде чем горничная обратила внимание на посетителя и отправилась доложить. Вскоре появился полуодетый фон Нейман — в пиджаке, но с галстуком, свисающим с согнутой в локте руки.
— Бэкон!
— Да, профессор.
— Ну вот, опять вы! — Он удобно расположился в одном из кресел, жестом пригласил Бэкона сесть и стал застегивать манишку на груди. —Не то чтобы меня беспокоила чужая навязчивость, но все же надо соблюдать приличия, друг мой. У меня банкет на носу, вы хоть представляете, что это такое? Сейчас просто не до разговоров о физике, вы понимаете, надеюсь!
— Вы сами сказали мне прийти, профессор…
— Глупости, глупости, Бэкон. — Теперь толстые пальцы принялись за галстук. — Но раз уж вы явились сюда, было бы неправильно отправлять вас обратно ни с чем, как вы полагаете? Соблюдать приличия, друг мой, — вот чего не умеют американцы… Не хочу переходить на личности, уверяю вас, но вы начинаете действовать мне на нервы. — Фон Нейман стал разглядывать Бэкона, словно патологоанатом перед вскрытием. — Как известно, мне предстоит решить, принять вас в институт или нет. В моих руках — ваше будущее… Ужасная ответственность, друг мой, ужасная… Все хотят, чтобы именно я определил, кто вы — мудрец или глупец!
— Я передал для вас свои биографические данные, профессор.
— Вы по образованию физик, не так ли?
— Да, сэр.
— Видите ли, — задумчиво протянул фон Нейман, — то, что я написал маленькую книжку по квантовой теории, конечно, не дает мне основания экзаменовать всякого невежду, который пытается изучать этот вопрос. О, пожалуйста, не делайте такое лицо, друг мой, я ведь говорю не о вас, нет-нет… Да, боюсь, эти черти ничего мне не передавали. — Фон Нейман поднялся с кресла и склонился над столом с закусками, разыскивая глазами vol-au-vent с шампиньонами, потом взял все блюдо и отнес к своему креслу; предложил Бэкону выбрать пирожок, но тот отказался. — Представляете — ни-че-го! А мне в ближайшие дни нужно будет сдать в приемную комиссию свое заключение по вашей кандидатуре. Что же мне делать?
— Не знаю, профессор…
— Нашел! — воскликнул тот, осененный неожиданной идеей. — Вы, конечно, догадываетесь, что мы вот-вот окажемся втянуты в войну? Бэкон оказался не готов к такой стремительной перемене темы.
— Да, — пробормотал он ошеломленно.
— Не сомневайтесь, Бэкон, конфронтация с Адольфом и джепом неизбежна.
— Многие выступают против войны…
— То есть вы хотите сказать, что боитесь? Что не хотите спасти мир от дьявола?
Бэкон никак не мог понять, куда клонит фон Нейман со своими разговорами; ему казалось, что тот просто потешается, поэтому решил не высказываться по существу.
— Скажите, Бэкон, что такое, по-вашему, война?
— Н-не знаю, боевые действия между двумя или более противниками.
— А еще? — Фон Нейман заметно терял терпение. — Почему ведутся боевые действия, для чего?
— Для достижения противоположных целей! — выпалил Бэкон.
— Да нет же, господи, совсем наоборот!
— Общих целей?
— Ну конечно! У них одна и та же цель, одинаковый интерес, но он может быть реализован только за счет противника. Вот почему воюют.
Бэкон в замешательстве молчал. Фон Нейман тем временем пытался приглушить охватившее его возбуждение быстрым поеданием пирожков.
— Приведу вам простой и наглядный пример. Для начала рассмотрим общие интересы нацистов и англичан: отхватить себе кусок пирога покрупнее, европейского пирога! Завладев властью в Германии в 1933 году, Гитлер только тем и занимался, что отрезал себе все новые ломтики: сперва Австрию, затем Чехословакию, потом Польшу, Бельгию, Голландию, Францию, Норвегию… Теперь ему нужен весь пирог! Поначалу англичане попустительствовали этому грабежу — вспомнить хотя бы злополучную конференцию в Мюнхене, но потом им стало казаться, что Германия слишком жадничает. Следите за мыслью?
— Да, профессор. Война похожа на игру.
— В 1928 году я опубликовал статейку на эту тему, — сказал он многозначительно. — Вы ее не читали?
— «О теории настольных игр», — процитировал Бэкон. — Я слышал об этой статье, но, к сожалению, еще не читал…
— Что ж, поверю вам, — снисходительно произнес профессор. — Хорошо, предположим, что противоборство между Гитлером и Черчиллем есть игра. Добавим к этому одно условие, которое пока не прозвучало достаточно отчетливо, а именно: участники игры действуют по рациональным соображениям.
— Понимаю, — осмелился Бэкон. — Они сделают даже невозможное, чтобы добиться поставленной перед собой цели — победы.
— Очень хорошо, — фон Нейман впервые улыбнулся. — Теория, которую я в настоящее время разрабатываю вместе с моим другом экономистом Оскаром Моргенштерном, утверждает, что все рациональные игры должны иметь математическое решение.
— Другими словами, стратегию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— А теперь я должен идти! Сегодня заседание ученого совета, вы знаете, что это такое? Будет чай, печенье и звездопад имен… Не таких ярких, как ваше, но достаточно знаменитых, чтобы поторопиться, понятно? — Он задержался на мгновенье — крупный, даже полноватый, с выступающей из-под овальной бородки мягкой, пухлой складкой. — Что же нам с вами делать, Бэкон? Жаль заставлять вас ждать, вы никак не входили в мои планы… Скажите же, что мне делать…
Бэкон открыл было рот, чтобы объясниться, но не произнес ни слова. Манера фон Неймана разговаривать напоминала бессвязные рассуждения Гусеницы из «Алисы в Стране чудес».
— Ну конечно, конечно. Отличная идея, Бэкон… Завтра я устраиваю небольшую вечеринку, понимаете? Я всегда стараюсь как-то развлечься, здесь иногда становится так тоскливо! Я и жене все время говорю — давай сделаем себе барную стойку, как в Будапеште, однако не обращайте внимания, Бэкон… Ну все, пойду. Завтра жду вас у себя дома в пять, до того, как соберутся все остальные… Устраиваем маленький прием, понимаете? Смерть скуке! Вы, наверно, слышали о наших вечеринках? А сейчас мне надо идти. К сожалению. Не забудьте: в пять…
— Профессор… — попытался вставить Бэкон.
— Я же говорю вам! Позже обсудим это дело без всякой спешки. С вашего разрешения…
После долгих пререканий с упрямой секретаршей, наотрез отказывавшейся дать ему домашний адрес фон Неймана, Бэкон все же добился своего и со свойственной ему пунктуальностью прибыл точно в назначенное время к дому номер 26 по Уэсткотт-роуд. Возле центрального входа стоял крытый грузовичок, с которого два работника методично сгружали и относили на кухню подносы с закусками. Бэкон позвонил в колокольчик и подождал с минуту. Никто к нему не вышел. Тогда он набрался храбрости и проскользнул в дверь вместе с прислугой. Минуло еще несколько минут, прежде чем горничная обратила внимание на посетителя и отправилась доложить. Вскоре появился полуодетый фон Нейман — в пиджаке, но с галстуком, свисающим с согнутой в локте руки.
— Бэкон!
— Да, профессор.
— Ну вот, опять вы! — Он удобно расположился в одном из кресел, жестом пригласил Бэкона сесть и стал застегивать манишку на груди. —Не то чтобы меня беспокоила чужая навязчивость, но все же надо соблюдать приличия, друг мой. У меня банкет на носу, вы хоть представляете, что это такое? Сейчас просто не до разговоров о физике, вы понимаете, надеюсь!
— Вы сами сказали мне прийти, профессор…
— Глупости, глупости, Бэкон. — Теперь толстые пальцы принялись за галстук. — Но раз уж вы явились сюда, было бы неправильно отправлять вас обратно ни с чем, как вы полагаете? Соблюдать приличия, друг мой, — вот чего не умеют американцы… Не хочу переходить на личности, уверяю вас, но вы начинаете действовать мне на нервы. — Фон Нейман стал разглядывать Бэкона, словно патологоанатом перед вскрытием. — Как известно, мне предстоит решить, принять вас в институт или нет. В моих руках — ваше будущее… Ужасная ответственность, друг мой, ужасная… Все хотят, чтобы именно я определил, кто вы — мудрец или глупец!
— Я передал для вас свои биографические данные, профессор.
— Вы по образованию физик, не так ли?
— Да, сэр.
— Видите ли, — задумчиво протянул фон Нейман, — то, что я написал маленькую книжку по квантовой теории, конечно, не дает мне основания экзаменовать всякого невежду, который пытается изучать этот вопрос. О, пожалуйста, не делайте такое лицо, друг мой, я ведь говорю не о вас, нет-нет… Да, боюсь, эти черти ничего мне не передавали. — Фон Нейман поднялся с кресла и склонился над столом с закусками, разыскивая глазами vol-au-vent с шампиньонами, потом взял все блюдо и отнес к своему креслу; предложил Бэкону выбрать пирожок, но тот отказался. — Представляете — ни-че-го! А мне в ближайшие дни нужно будет сдать в приемную комиссию свое заключение по вашей кандидатуре. Что же мне делать?
— Не знаю, профессор…
— Нашел! — воскликнул тот, осененный неожиданной идеей. — Вы, конечно, догадываетесь, что мы вот-вот окажемся втянуты в войну? Бэкон оказался не готов к такой стремительной перемене темы.
— Да, — пробормотал он ошеломленно.
— Не сомневайтесь, Бэкон, конфронтация с Адольфом и джепом неизбежна.
— Многие выступают против войны…
— То есть вы хотите сказать, что боитесь? Что не хотите спасти мир от дьявола?
Бэкон никак не мог понять, куда клонит фон Нейман со своими разговорами; ему казалось, что тот просто потешается, поэтому решил не высказываться по существу.
— Скажите, Бэкон, что такое, по-вашему, война?
— Н-не знаю, боевые действия между двумя или более противниками.
— А еще? — Фон Нейман заметно терял терпение. — Почему ведутся боевые действия, для чего?
— Для достижения противоположных целей! — выпалил Бэкон.
— Да нет же, господи, совсем наоборот!
— Общих целей?
— Ну конечно! У них одна и та же цель, одинаковый интерес, но он может быть реализован только за счет противника. Вот почему воюют.
Бэкон в замешательстве молчал. Фон Нейман тем временем пытался приглушить охватившее его возбуждение быстрым поеданием пирожков.
— Приведу вам простой и наглядный пример. Для начала рассмотрим общие интересы нацистов и англичан: отхватить себе кусок пирога покрупнее, европейского пирога! Завладев властью в Германии в 1933 году, Гитлер только тем и занимался, что отрезал себе все новые ломтики: сперва Австрию, затем Чехословакию, потом Польшу, Бельгию, Голландию, Францию, Норвегию… Теперь ему нужен весь пирог! Поначалу англичане попустительствовали этому грабежу — вспомнить хотя бы злополучную конференцию в Мюнхене, но потом им стало казаться, что Германия слишком жадничает. Следите за мыслью?
— Да, профессор. Война похожа на игру.
— В 1928 году я опубликовал статейку на эту тему, — сказал он многозначительно. — Вы ее не читали?
— «О теории настольных игр», — процитировал Бэкон. — Я слышал об этой статье, но, к сожалению, еще не читал…
— Что ж, поверю вам, — снисходительно произнес профессор. — Хорошо, предположим, что противоборство между Гитлером и Черчиллем есть игра. Добавим к этому одно условие, которое пока не прозвучало достаточно отчетливо, а именно: участники игры действуют по рациональным соображениям.
— Понимаю, — осмелился Бэкон. — Они сделают даже невозможное, чтобы добиться поставленной перед собой цели — победы.
— Очень хорошо, — фон Нейман впервые улыбнулся. — Теория, которую я в настоящее время разрабатываю вместе с моим другом экономистом Оскаром Моргенштерном, утверждает, что все рациональные игры должны иметь математическое решение.
— Другими словами, стратегию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94