Зараз и заочный институт закончил в прошлом году. В том у хлопца сила!
— И продолжал год работать на стройке простым рабочим?
— Готовился, Алексей Сергеевич. Хотел пройти через все профессии, которыми придется руководить. Мечтал Арктику изучить, где буду мост строить.
— Будешь?
— Буду! — решительно заявил Корнев.
— Слушай, — Алексей Сергеевич обнял Андрея за плечи, — ты, оказывается, крепкий орешек! Не сразу раскусишь. Или не орешек, а еж. Иголки во все стороны…
— Дикобраз, — подтвердил Денис.
— Почему же? — улыбнулся Андрей. Он редко улыбался, и улыбка меняла, молодила его лицо. — Я к вам без иголок.
— Нет, друг, и меня уколол. Впрочем, за дело. Важно другое…
— Арктический мост.
— Конечно, но и сам ты важен… Денис мне шепнул… Ты, словно в монастырь схимником, на нашу стройку ушел, порвал с Большой землей… с самыми близкими людьми.
Андрей Корнев поморщился:
— Нет, друзья у меня были. Вот Денис, например… А с моей судьбой не всякий свою свяжет.
— Неистовый ты какой-то… Да, верно, таким и надо быть…
— Так как же проект?
— Проект? Видишь ли, Андрей… Проекта у тебя нет.
— Как нет? — нахмурился Корней.
— Если ты настоящий инженер, сам поймешь, что папка твоя — это совсем не проект… даже не техническое задание…
Андрей Корнев опустил голову и густо покраснел.
Алексей Сергеевич положил ему руку на плечо:
— Видишь ли, я вот говорю с тобой как старший, а ведь годами недалеко от тебя ушел. Пути у нас разные… а мечта — одна. Один умный человек говорил мне, что важна не только мечта, но и ключи к мечте. И если мечта — у человека, то ключ к этой мечте всегда у народа.
— Ключ не находят. Ключ делают, — твердо сказал Корнев.
— И я о том же… Вот соображаю, сколько времени нашему ледоколу плыть до Каспия, а там «вверх по матушке по Волге» до Москвы. Что, если нашим инженерам не дать на гидромониторе скучать, позволить им до конструкторских дел добраться? А? Как ты думаешь, Корнев, вычертят ключ?
— Если бы… вместе с вами, — сказал Андрей, с надеждой глядя в глаза Карцеву.
Денис неожиданно сгреб обоих инженеров в объятия и столкнул их:
— Дюже добре, товарищи созидатели! Еще одна великая арктическая стройка будет!
В московском Гипромезе, во Дворце проектов, где тысячи советских инженеров проектировали металлургические заводы для многих стран мира, произошло маленькое, но сенсационное событие. Рядового, ничем не примечательного проектировщика Корнева вызвал к себе заместитель Председателя Совета Министров СССР Николай Николаевич Волков.
Вспомнили, что Степан Григорьевич Корнев когда-то был главным инженером уральского завода, метил высоко, но потом «загремел»: это о нем, о человеке, «не делающем ошибок», «особом» типе руководителя, в свое время приспособившемся к определенным условиям, была напечатана статья в «Правде». Словом, карьеры у Степана Григорьевича не получилось. Он прослыл неудачником, стал желчным и неприятным в общении.
И вдруг теперь вызов в Совет Министров. Речь могла идти только о крупном назначении. Ведь Степан Григорьевич все-таки был человеком знающем и безусловно одаренным.
Волков прислал за Корневым свой великолепный турбобиль — машину-мечту, которая лишь только в воздух не поднималась и могла превращаться в комфортабельную лодку, а по шоссе развивала громадную скорость, в городе сама обходила препятствия, тормозила… Обо всем этом рассказала возбужденная девочка-секретарша с выпученными голубыми глазами и торчащими в стороны косичками. Но на Корнева ее слова не произвели впечатления. Он сказал, чтобы шофер Волкова подождал его, пока он закончит какой-то расчет.
Вскоре торопить Корнева пришел заместитель директора Гипромеза. Степан Григорьевич, плотный, большой, не спеша снял нарукавники, надел висевший на плечиках пиджак, поправил перед зеркалом галстук и, неторопливо шагая, пошел в гардеробную за пальто.
Однако по лестнице, где его уже не видели, он спускался сломя голову, прыгая через несколько ступенек.
Николай Николаевич Волков, высокий, прямой, заметно поседевший, сам ввел к себе в кабинет Степана Григорьевича.
— Ну, здравствуй, инженер! Давно не виделись. Обрюзг ты маленько… Спортом не занимаешься.
— Занимаюсь техникой и только техникой, — многозначительно сказал Степан Григорьевич, выжидательно глядя на Волкова.
— Слышал я, заводы для заграницы проектируешь.
«Ах, вот что! Конечно, речь пойдет о руководстве зарубежным строительством. Что ж, не так много крупных инженеров свободно говорят по-английски», — удовлетворенно подумал Корнев.
— А помнишь, как людей из цехов на капусту гнал, передо мной в райкоме отчитывался? — лукаво щуря глаза, спросил Николай Николаевич.
— Отчитываться всегда приходится, — неопределенно ответил Степан Григорьевич.
— Вспоминаю я наш последний разговор в Светлорецке. Если помнишь, о технических сооружениях и заграничной, так сказать, погоде речь шла. В тех условиях мосты между континентами трудно было строить. А теперь что ты об этом сказал бы?
— То же самое, Николаи Николаевич. Коммунизм и капитализм непримиримы.
— Вот как? Непримиримы-то они, конечно, непримиримы, но… — Николай Николаевич встал и подошел к окну, — но жить-то ведь надо. Тогда были дни угрозы глобальной ядерной катастрофы. Но человечество неспособно постоянно жить в таких условиях на разных «идеологических берегах». А раз жить, значит, переходить разделяющую их преграду.
— Как переходить?
— Да лучше не вброд, а по мосту. Как думаешь? — усмехнулся Волков. — Помню, в районном масштабе мост построим вместо парома — общая радость. А теперь, может быть, в глобальном масштабе пора? А?
Николай Николаевич словно размышлял вслух. Степан Григорьевич почтительно кивал головой.
— Человеческая мысль не знает предела, — говорил Волков. — Впереди достижений человека летит его мечта. Пожалуй, главное в механизме прогресса — найти ключи мечты, с помощью которых человек сможет отомкнуть будущее, приблизить его, сделать днем сегодняшним. Он нашел эти ключи к космическим скоростям, способен уже теперь перенестись за какие-нибудь минуты с одного края континента на другой, сможет догнать метеор, улететь в космос…
— Ключи мечты! — воскликнул Корнев. — Это хорошо, поэтично и точно, Николай Николаевич.
Волков кашлянул:
— Человек всегда мечтал быть богатырски сильным, но лишь в прошлом веке нашел способ заметно умножить силу своих мышц.
— Изобрел паровую машину, электрический мотор, подъемный кран, — подхватил Корнев.
— А теперь отважился умножить способности своего мозга, поднять их до уровня «гениальности».
— Бесспорно так! Всеобъемлющая электронная память! Быстрота мышления, равная скорости электронных процессов, скорости света!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
— И продолжал год работать на стройке простым рабочим?
— Готовился, Алексей Сергеевич. Хотел пройти через все профессии, которыми придется руководить. Мечтал Арктику изучить, где буду мост строить.
— Будешь?
— Буду! — решительно заявил Корнев.
— Слушай, — Алексей Сергеевич обнял Андрея за плечи, — ты, оказывается, крепкий орешек! Не сразу раскусишь. Или не орешек, а еж. Иголки во все стороны…
— Дикобраз, — подтвердил Денис.
— Почему же? — улыбнулся Андрей. Он редко улыбался, и улыбка меняла, молодила его лицо. — Я к вам без иголок.
— Нет, друг, и меня уколол. Впрочем, за дело. Важно другое…
— Арктический мост.
— Конечно, но и сам ты важен… Денис мне шепнул… Ты, словно в монастырь схимником, на нашу стройку ушел, порвал с Большой землей… с самыми близкими людьми.
Андрей Корнев поморщился:
— Нет, друзья у меня были. Вот Денис, например… А с моей судьбой не всякий свою свяжет.
— Неистовый ты какой-то… Да, верно, таким и надо быть…
— Так как же проект?
— Проект? Видишь ли, Андрей… Проекта у тебя нет.
— Как нет? — нахмурился Корней.
— Если ты настоящий инженер, сам поймешь, что папка твоя — это совсем не проект… даже не техническое задание…
Андрей Корнев опустил голову и густо покраснел.
Алексей Сергеевич положил ему руку на плечо:
— Видишь ли, я вот говорю с тобой как старший, а ведь годами недалеко от тебя ушел. Пути у нас разные… а мечта — одна. Один умный человек говорил мне, что важна не только мечта, но и ключи к мечте. И если мечта — у человека, то ключ к этой мечте всегда у народа.
— Ключ не находят. Ключ делают, — твердо сказал Корнев.
— И я о том же… Вот соображаю, сколько времени нашему ледоколу плыть до Каспия, а там «вверх по матушке по Волге» до Москвы. Что, если нашим инженерам не дать на гидромониторе скучать, позволить им до конструкторских дел добраться? А? Как ты думаешь, Корнев, вычертят ключ?
— Если бы… вместе с вами, — сказал Андрей, с надеждой глядя в глаза Карцеву.
Денис неожиданно сгреб обоих инженеров в объятия и столкнул их:
— Дюже добре, товарищи созидатели! Еще одна великая арктическая стройка будет!
В московском Гипромезе, во Дворце проектов, где тысячи советских инженеров проектировали металлургические заводы для многих стран мира, произошло маленькое, но сенсационное событие. Рядового, ничем не примечательного проектировщика Корнева вызвал к себе заместитель Председателя Совета Министров СССР Николай Николаевич Волков.
Вспомнили, что Степан Григорьевич Корнев когда-то был главным инженером уральского завода, метил высоко, но потом «загремел»: это о нем, о человеке, «не делающем ошибок», «особом» типе руководителя, в свое время приспособившемся к определенным условиям, была напечатана статья в «Правде». Словом, карьеры у Степана Григорьевича не получилось. Он прослыл неудачником, стал желчным и неприятным в общении.
И вдруг теперь вызов в Совет Министров. Речь могла идти только о крупном назначении. Ведь Степан Григорьевич все-таки был человеком знающем и безусловно одаренным.
Волков прислал за Корневым свой великолепный турбобиль — машину-мечту, которая лишь только в воздух не поднималась и могла превращаться в комфортабельную лодку, а по шоссе развивала громадную скорость, в городе сама обходила препятствия, тормозила… Обо всем этом рассказала возбужденная девочка-секретарша с выпученными голубыми глазами и торчащими в стороны косичками. Но на Корнева ее слова не произвели впечатления. Он сказал, чтобы шофер Волкова подождал его, пока он закончит какой-то расчет.
Вскоре торопить Корнева пришел заместитель директора Гипромеза. Степан Григорьевич, плотный, большой, не спеша снял нарукавники, надел висевший на плечиках пиджак, поправил перед зеркалом галстук и, неторопливо шагая, пошел в гардеробную за пальто.
Однако по лестнице, где его уже не видели, он спускался сломя голову, прыгая через несколько ступенек.
Николай Николаевич Волков, высокий, прямой, заметно поседевший, сам ввел к себе в кабинет Степана Григорьевича.
— Ну, здравствуй, инженер! Давно не виделись. Обрюзг ты маленько… Спортом не занимаешься.
— Занимаюсь техникой и только техникой, — многозначительно сказал Степан Григорьевич, выжидательно глядя на Волкова.
— Слышал я, заводы для заграницы проектируешь.
«Ах, вот что! Конечно, речь пойдет о руководстве зарубежным строительством. Что ж, не так много крупных инженеров свободно говорят по-английски», — удовлетворенно подумал Корнев.
— А помнишь, как людей из цехов на капусту гнал, передо мной в райкоме отчитывался? — лукаво щуря глаза, спросил Николай Николаевич.
— Отчитываться всегда приходится, — неопределенно ответил Степан Григорьевич.
— Вспоминаю я наш последний разговор в Светлорецке. Если помнишь, о технических сооружениях и заграничной, так сказать, погоде речь шла. В тех условиях мосты между континентами трудно было строить. А теперь что ты об этом сказал бы?
— То же самое, Николаи Николаевич. Коммунизм и капитализм непримиримы.
— Вот как? Непримиримы-то они, конечно, непримиримы, но… — Николай Николаевич встал и подошел к окну, — но жить-то ведь надо. Тогда были дни угрозы глобальной ядерной катастрофы. Но человечество неспособно постоянно жить в таких условиях на разных «идеологических берегах». А раз жить, значит, переходить разделяющую их преграду.
— Как переходить?
— Да лучше не вброд, а по мосту. Как думаешь? — усмехнулся Волков. — Помню, в районном масштабе мост построим вместо парома — общая радость. А теперь, может быть, в глобальном масштабе пора? А?
Николай Николаевич словно размышлял вслух. Степан Григорьевич почтительно кивал головой.
— Человеческая мысль не знает предела, — говорил Волков. — Впереди достижений человека летит его мечта. Пожалуй, главное в механизме прогресса — найти ключи мечты, с помощью которых человек сможет отомкнуть будущее, приблизить его, сделать днем сегодняшним. Он нашел эти ключи к космическим скоростям, способен уже теперь перенестись за какие-нибудь минуты с одного края континента на другой, сможет догнать метеор, улететь в космос…
— Ключи мечты! — воскликнул Корнев. — Это хорошо, поэтично и точно, Николай Николаевич.
Волков кашлянул:
— Человек всегда мечтал быть богатырски сильным, но лишь в прошлом веке нашел способ заметно умножить силу своих мышц.
— Изобрел паровую машину, электрический мотор, подъемный кран, — подхватил Корнев.
— А теперь отважился умножить способности своего мозга, поднять их до уровня «гениальности».
— Бесспорно так! Всеобъемлющая электронная память! Быстрота мышления, равная скорости электронных процессов, скорости света!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142