— Я знаю вас и именно поэтому пришел к вам. По делу, — многозначительно добавил он и уселся в кресло, непринужденно заложив правую ногу на выступающее колено. — Мистер Майкл, я слышал, что вы выдвигаете свою кандидатуру в сенаторы от штата.
— Да, сэр, я собираюсь это сделать, — нерешительно произнес Майкл Никсон, стараясь угадать, что нужно этому самоуверенному джентльмену.
— Меня это устраивает, — продолжал гость. — У вас, конечно, на выборную кампанию денег маловато. Но не думайте, что я предложу вам достаточно долларов. Сказать по правде, у меня их нет. Я предоставлю вам нечто, что дороже денег, ибо заинтересован в вашей победе и отстаивании в сенате кое-каких идей, о которых мы с вами еще потолкуем.
— Не рано ли сейчас начинать с меня деятельность лобби, мистер Кандербль?
— Нет, не рано. Вы здорово вели себя на суде, великолепно, по-изобретательски бежали с тюремного двора на геликоптере и шумно реабилитировались в связи с появлением вашей невесты живой и здоровой.
— Которая, между прочим, отказалась от меня, как от приверженца враждебной страны.
— Полцента ей цена, — отрезал Кандербль. — Однако истинно деловые люди заметили вас. И я среди них. Я хочу подкинуть вам одну идею, с которой познакомился в условиях неотвратимой, казалось бы, своей гибели у берегов Ливана.
— Вот как?
— Идея принадлежит русским. Один из них плыл со мной на бочкообразной трубе после потопления нашими доблестными моряками чужого мирного корабля, на котором мы с ним находились. Другой русский выручил меня из воды. Кстати, он был тогда тяжело ранен, не знаю, остался ли в живых. Когда я покидал советский корабль «Дежнев», мой сотоварищ по «трубе спасения» выкрикнул мне вслед один лозунг, который мог бы привести вас в сенат.
— Что вы? Русский лозунг приведет в конгресс США?
— Не русский, а глобальный лозунг всех людей, живущих на земле.
— Какой же это лозунг?
— «МОСТЫ ВМЕСТО БОМБ!»
— О'кэй, сэр! Ведь мир борется против ядерных бомб. Эта борьба неразрывна с моей предвыборной платформой. Но при чем здесь мосты? Вы имеете в виду контакты с русскими?
— Я имею в виду реальный мост, грандиозное инженерное сооружение — плавающий подводный туннель, который мог бы связать наши противостоящие друг другу страны: США и СССР. Я отмахнулся было от этой идеи. Но теперь, после зрелого размышления, вижу в ней обещающую возможность оживления нашей американской промышленности, занятой выпуском мирной продукции, конвертеров, строительства канатных заводов, электростанций, железных дорог — миллионы новых рабочих мест. Возьмите себе на вооружение этот предвыборный лозунг и названные мной перспективы, и вы победите. Тогда и будем говорить о нашей совместной борьбе в сенате. О'кэй?
— Я подумаю, сэр. Этот лозунг не противоречит линии моей партии.
— Я еще принес кое-что для вашей предвыборной борьбы.
И Кандербль стал расстегивать принесенный мальчиком-посыльным чемодан:
— Пожалуйста, Майкл, снимите свой пиджак.
— Вы собираетесь боксировать со мной, Герберт? — пошутил Майкл.
Кандербль с уничтожающей серьезностью посмотрел на него.
Митинг у ворот автомобильного завода был назначен на одиннадцать часов утра.
Люди собирались заблаговременно, сбивались в кучки, о чем-то спорили, размахивая руками. Все новые группы стекались из прилегающих к площади улиц.
Полицейских почему-то не было. Это казалось странным. Ведь рабочие соберутся не для пения псалмов, а слушать будущего красного сенатора и говорить о своих профсоюзных делах.
Когда-то первый автомобильный король Генри Форд наводнил Америку дешевыми автомашинами, доступными рядовым американцам, выведя тем страну на путь Великой автомобильной державы. Беря с покупателей меньше своих конкурентов, он платил рабочим больше, чем они, но ставил условие не состоять в профсоюзе.
С тех пор много утекло и воды и бензина. Наследник Генри Форда-старшего, его внук Генри Форд-младший давно уже отказался от былых дедовских запретов. Заработки на его заводах не больше, чем, скажем, у «Дженерал моторс», цена его автомобилей не меньше, чем у других фирм, а рабочие состоят в профсоюзах, но и теряют работу, как члены профсоюзов в других местах. Теперь каждый работающий думал, как бы не лишиться работы, а владельцы заводов — как бы не обанкротиться. Страх стал движущей силой в городе автомобилестроителей. Впрочем, как и во всех других местах «процветающей» страны самых богатых и самых нищих американцев.
Вот перед такими американцами и должен был говорить на митинге Рыжий Майкл, коренастый, широкоплечий «свой парень» с веснушчатым лицом, носом-картофелиной и озорными глазами.
Многие считали, что у него нет никаких шансов пройти в сенат, и видели в его выдвижении в кандидаты партийную тактику, позволяющую выдвижением кандидатов в президенты и вице-президенты, а сейчас и в сенаторы укрепить влияние левой партии, ненавистной владельцам всех мастей, у которых денег на выборы было куда больше, чем у коммунистов, а следовательно, и шансов на успех.
Кривой Джим скучающе наблюдал, как заполнялась площадь народом, как расставили на ней репродукторы, установили на трибуне микрофоны, похожие на утиные головы на тонких змеиных шеях.
Это было удобно, можно заблаговременно прицелиться.
Подняв раму окна, он неторопливо и обстоятельно навел скрещивающиеся в оптическом прицеле нити на средний микрофон, мысленно воображая себе человека, который окажется перед ним, о ком он решительно ничего не знал, даже его имени. Должно быть, один из тех, кто лезет в болтуны, чтобы зашибать доллары.
Джим холодно прикидывал, где окажется сердце у оратора. Был он по природе своей «сердобольным», не обижал ни кошек, ни собак, не выносил ничьих страданий и стремился делать свой бизнес так, чтобы длительной боли клиенту не причинять и чтобы дело кончилось быстро и безболезненно для обеих сторон.
Пока на площади начнется кутерьма и паника. Джим спокойно выйдет из так удобно расположенной квартиры, предварительно опустив раму и присыпав старой пылью разъем и даже прикрыв его припасенной паутиной. Этих полицейских ищеек не так уж трудно сбить с толку, особенно если они не стремятся идти против синдиката.
И Кривой Джим после первого и единственного своего выстрела бистро смотается к своим трем любимым деткам, получит возможность побаловать детишек гостинцами.
Он всегда так отмечал получение гонорара от синдиката.
Его отец, оберштурмбанфюрер СС, тоже в своем кабинете, где при допросах не всегда царила мертвая тишина, держал на столе карточки своих чад, в том числе и маленького Отто, которого в Америке стали звать Джимми (ох уж эти американцы!).
Особый подарок нужен Марте, которая скоро наградит его еще одним младенцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
— Да, сэр, я собираюсь это сделать, — нерешительно произнес Майкл Никсон, стараясь угадать, что нужно этому самоуверенному джентльмену.
— Меня это устраивает, — продолжал гость. — У вас, конечно, на выборную кампанию денег маловато. Но не думайте, что я предложу вам достаточно долларов. Сказать по правде, у меня их нет. Я предоставлю вам нечто, что дороже денег, ибо заинтересован в вашей победе и отстаивании в сенате кое-каких идей, о которых мы с вами еще потолкуем.
— Не рано ли сейчас начинать с меня деятельность лобби, мистер Кандербль?
— Нет, не рано. Вы здорово вели себя на суде, великолепно, по-изобретательски бежали с тюремного двора на геликоптере и шумно реабилитировались в связи с появлением вашей невесты живой и здоровой.
— Которая, между прочим, отказалась от меня, как от приверженца враждебной страны.
— Полцента ей цена, — отрезал Кандербль. — Однако истинно деловые люди заметили вас. И я среди них. Я хочу подкинуть вам одну идею, с которой познакомился в условиях неотвратимой, казалось бы, своей гибели у берегов Ливана.
— Вот как?
— Идея принадлежит русским. Один из них плыл со мной на бочкообразной трубе после потопления нашими доблестными моряками чужого мирного корабля, на котором мы с ним находились. Другой русский выручил меня из воды. Кстати, он был тогда тяжело ранен, не знаю, остался ли в живых. Когда я покидал советский корабль «Дежнев», мой сотоварищ по «трубе спасения» выкрикнул мне вслед один лозунг, который мог бы привести вас в сенат.
— Что вы? Русский лозунг приведет в конгресс США?
— Не русский, а глобальный лозунг всех людей, живущих на земле.
— Какой же это лозунг?
— «МОСТЫ ВМЕСТО БОМБ!»
— О'кэй, сэр! Ведь мир борется против ядерных бомб. Эта борьба неразрывна с моей предвыборной платформой. Но при чем здесь мосты? Вы имеете в виду контакты с русскими?
— Я имею в виду реальный мост, грандиозное инженерное сооружение — плавающий подводный туннель, который мог бы связать наши противостоящие друг другу страны: США и СССР. Я отмахнулся было от этой идеи. Но теперь, после зрелого размышления, вижу в ней обещающую возможность оживления нашей американской промышленности, занятой выпуском мирной продукции, конвертеров, строительства канатных заводов, электростанций, железных дорог — миллионы новых рабочих мест. Возьмите себе на вооружение этот предвыборный лозунг и названные мной перспективы, и вы победите. Тогда и будем говорить о нашей совместной борьбе в сенате. О'кэй?
— Я подумаю, сэр. Этот лозунг не противоречит линии моей партии.
— Я еще принес кое-что для вашей предвыборной борьбы.
И Кандербль стал расстегивать принесенный мальчиком-посыльным чемодан:
— Пожалуйста, Майкл, снимите свой пиджак.
— Вы собираетесь боксировать со мной, Герберт? — пошутил Майкл.
Кандербль с уничтожающей серьезностью посмотрел на него.
Митинг у ворот автомобильного завода был назначен на одиннадцать часов утра.
Люди собирались заблаговременно, сбивались в кучки, о чем-то спорили, размахивая руками. Все новые группы стекались из прилегающих к площади улиц.
Полицейских почему-то не было. Это казалось странным. Ведь рабочие соберутся не для пения псалмов, а слушать будущего красного сенатора и говорить о своих профсоюзных делах.
Когда-то первый автомобильный король Генри Форд наводнил Америку дешевыми автомашинами, доступными рядовым американцам, выведя тем страну на путь Великой автомобильной державы. Беря с покупателей меньше своих конкурентов, он платил рабочим больше, чем они, но ставил условие не состоять в профсоюзе.
С тех пор много утекло и воды и бензина. Наследник Генри Форда-старшего, его внук Генри Форд-младший давно уже отказался от былых дедовских запретов. Заработки на его заводах не больше, чем, скажем, у «Дженерал моторс», цена его автомобилей не меньше, чем у других фирм, а рабочие состоят в профсоюзах, но и теряют работу, как члены профсоюзов в других местах. Теперь каждый работающий думал, как бы не лишиться работы, а владельцы заводов — как бы не обанкротиться. Страх стал движущей силой в городе автомобилестроителей. Впрочем, как и во всех других местах «процветающей» страны самых богатых и самых нищих американцев.
Вот перед такими американцами и должен был говорить на митинге Рыжий Майкл, коренастый, широкоплечий «свой парень» с веснушчатым лицом, носом-картофелиной и озорными глазами.
Многие считали, что у него нет никаких шансов пройти в сенат, и видели в его выдвижении в кандидаты партийную тактику, позволяющую выдвижением кандидатов в президенты и вице-президенты, а сейчас и в сенаторы укрепить влияние левой партии, ненавистной владельцам всех мастей, у которых денег на выборы было куда больше, чем у коммунистов, а следовательно, и шансов на успех.
Кривой Джим скучающе наблюдал, как заполнялась площадь народом, как расставили на ней репродукторы, установили на трибуне микрофоны, похожие на утиные головы на тонких змеиных шеях.
Это было удобно, можно заблаговременно прицелиться.
Подняв раму окна, он неторопливо и обстоятельно навел скрещивающиеся в оптическом прицеле нити на средний микрофон, мысленно воображая себе человека, который окажется перед ним, о ком он решительно ничего не знал, даже его имени. Должно быть, один из тех, кто лезет в болтуны, чтобы зашибать доллары.
Джим холодно прикидывал, где окажется сердце у оратора. Был он по природе своей «сердобольным», не обижал ни кошек, ни собак, не выносил ничьих страданий и стремился делать свой бизнес так, чтобы длительной боли клиенту не причинять и чтобы дело кончилось быстро и безболезненно для обеих сторон.
Пока на площади начнется кутерьма и паника. Джим спокойно выйдет из так удобно расположенной квартиры, предварительно опустив раму и присыпав старой пылью разъем и даже прикрыв его припасенной паутиной. Этих полицейских ищеек не так уж трудно сбить с толку, особенно если они не стремятся идти против синдиката.
И Кривой Джим после первого и единственного своего выстрела бистро смотается к своим трем любимым деткам, получит возможность побаловать детишек гостинцами.
Он всегда так отмечал получение гонорара от синдиката.
Его отец, оберштурмбанфюрер СС, тоже в своем кабинете, где при допросах не всегда царила мертвая тишина, держал на столе карточки своих чад, в том числе и маленького Отто, которого в Америке стали звать Джимми (ох уж эти американцы!).
Особый подарок нужен Марте, которая скоро наградит его еще одним младенцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142