Лицо его покрылось красными пятнами. Он стоял перед Степаном, тоже опустив голову и чем-то напоминая его.
— Карьерой? Это слово не из нашего социалистического обихода. Ты бредишь капитализмом. Готов преклоняться перед ним. И твое самомнение автора заумной идеи тоже из арсенала капиталистических отношений…
— Ты карьерист! — отрезал Андрей. — Тебе ли говорить о социалистических отношениях! С ними не очень-то вяжутся твои поучения.
— Ах, ты таким языком заговорил! Ладно. Теперь я буду приказывать. Завтра же ты объявишь о несвоевременности своего дурацкого доклада. Нет, постой! Это было бы глупо. Ты переименуешь его. Назовешь его научно-фантастическим. Будете там бредить Арктическим мостом и полетом на Марс.
— Не сделаю этого. Не вижу в Арктическом мосте ничего научно-фантастического. Это реальный проект.
— Молчи! «Реальный проект»!.. Ты понимаешь, как могут истолковать твою затею? В какое время живешь?
— Перестань кричать на меня!
— Я не только кричу на тебя, я учу тебя, я кормлю тебя…
— Так не будешь ни учить, ни кормить! Спасибо за все! — И Андрей резко повернулся к двери.
— Подожди, дурак! Скажи спасибо, что я тебя не прибил. Ты же меня компрометируешь…
— Не пробуй задержать меня.
— Я разделаюсь с тобой, вот что!.. Подожди… Снова в больницу попадешь… только для умалишенных…
Андрей спокойно вышел из кабинета Степана и почти выбежал из коридора в переднюю. За его спиной что-то загрохотало. Может быть, Степан что-то бросил вслед Андрею или просто уронил стул на пол.
— Что с тобой, Андрюша? — кинулась к нему на улице Аня. — На тебе лица нет…
Андрей прислонился к забору, закрыл глаза. Он тяжело дышал.
Из дверей вышел Степан Григорьевич и, не обращая внимания на молодых людей, сел в машину.
— В заводоуправление! — приказал он шоферу.
— Пойдем к тебе, мы уложим тебя, Андрюша, — просила Аня.
— Туда? Никогда! — сквозь зубы процедил Андрей.
— Та что ж хлопца неволить? Пойдем до нас. Батька рад будет, — предложил Денис.
Андрей не пришел ночевать домой.
Наутро, узнав, что ректор института профессор Гвоздев исключил его из числа студентов за «ошибочное, порочное выступление», тотчас завербовался вместе со своим другом Дениской Денисюком на Север, чтобы работать над завершением строительства «Мола Северного» в Чукотском море.
Аня в слезах провожала их обоих. И она и Андрей переживали, что загс устанавливает такие долгие сроки после подачи заявления. Пришлось желанную женитьбу отложить.
На бюро райкома, созванного для оказания помощи прилегающим колхозам в уборке капусты, которой грозили заморозки, после заседания, прощаясь со Степаном, первый секретарь райкома, подтянутый, в полувоенной форме, коротко стриженный, с сощуренными, словно приглядывающимися глазами и щетинистыми усиками Николай Николаевич Волков, спросил:
— Где братишка твой, Степан Григорьевич? Хочу попросить его повторить у нас в райкоме свой интереснейший доклад, как мне передали. Мост в Америку!
— Боюсь, несвоевременно, — робко заметил Степан.
— Напротив, товарищ Корнев. Именно сейчас американцам стоит подсказать, каким путем идти человечеству.
Степан помчался домой, потом к Денисюку, но Андрея с Дениской уже не застал. Они уехали по широкой колее в Магнитогорск и оттуда улетели на Чукотку.
Часть вторая. ДРУЖЕЛЮБИЕ ВМЕСТО НЕНАВИСТИ
Бомбы ненависти разъединяют людей,
Деловые мосты их соединяют.
Глава первая. ОПТИЧЕСКИЙ ПРИЦЕЛ
В квартиру старушки Ольдсмит позвонили.
Недавно потерявшая мужа, прикованная к креслу на колесах, покинутая детьми, миссис Ольдсмит боялась всего на свете. И конечно, неожиданных звонков, да еще и таких настойчивых, требовательных. Старушке было непросто подкатить свое кресло к входной двери.
Вошедший, вернее сказать, вломившийся посетитель в шляпе набекрень, обросший неопрятной бородой, с бегающими глазками и дергающейся щекой, грубо осведомился, кто здесь живет и много ли тут шляется народу? Второй выжидал за дверью.
Миссис Ольдсмит запричитала, что сыновья забыли мать, замужняя дочь далеко в Калифорнии, соседи перестали навещать.
— Совсем пропадаю, — со слезами в голосе закончила несчастная хозяйка маленькой квартиры.
— Ладно, не бурчите, миссис как вас там! Небось от пачки долларов не откажетесь? Сразу к вам все соседи сбегутся на угощенье. И замуж, чего доброго, еще раз выскочите.
— Доллары? За что, почтенные джентльмены? Чем я могу их заработать? Слаба ногами. Только и могу, что в кресле ездить.
— Вот в кресле сидя и заработаете. Чтоб не рыпаться, никуда не заглядывать.
— Куда не заглядывать? — совсем испугалась старушка.
— В соседнюю комнату, которую мы у вас снимем на неделю, не больше. Вот за эту пачку долларов. Здесь пятьсот. Можете пересчитать.
— Пятьсот долларов! — не веря ушам, прошептала старушка.
Бородач хохотнул и сунул пачку денег бедной миссис Ольдсмит.
— Еще лучше будет, если паралич разобьет вас, мэм, не только на ноги, но и на язык. За то и платим. Моему парню, что ждет за дверью, нужны уют и тишина. Как в гробу. Чтобы вдохновиться здесь и делать свой бизнес. За это и платим, О'кэй! Или нет?
— Что вы, что вы, джентльмены! Конечно, о'кэй! Я проглочу свой язык и за меньшую сумму. Да вы хоть взгляните на комнатку. Бомбоньерка! В ней дочка до замужества жила. Все там прибрано еще ею. Правда, давно не подметалось. Так у меня пылесос есть. Вы уж как-нибудь сами.
— Ладно, ладно, мэм, заткнитесь. Мы пылесос возьмем. Нам пыль ни к чему, на ней следы остаются. А вам в комнатку своей сбежавшей дочери заглядывать не советую. Мой совет, как топор, что доску, что голову мигом расколет.
— Да куда уж мне! Видите, на колесах из комнаты в комнату еле езжу, никак привыкнуть не могу.
— Ничего, мэм. Привыкать уж не так долго осталось.
И, снова хохотнув, бородач внес багаж ожидавшего спутника, хорошо одетого, рано полысевшего, важного, презрительно щурившего левый глаз, с лицом холеным и гладким. Багаж его состоял из массивного штатива я изящного деревянного футляра.
Хозяйка подумала, что, быть может, этот благообразный джентльмен, нуждающийся в тишине и вдохновении, из музыкантов и будет трубить в какой-то хранившийся в футляре инструмент, чем отвлечет ее от грустных мыслей.
Но она ошиблась.
Благообразный джентльмен, распрощавшись с бородачом, кое-как пропылесосившим комнату, достал из бокового кармана фотокарточку трех малышей с миловидной их матерью, водрузил ее на стол и, трогательно полюбовавшись на них, вздохнул.
Затем он деловито раскрыл футляр, но достал оттуда не саксофон, не скрипку или гитару, а винтовку с оптическим прицелом.
Оружие это он умело закрепил на штативе, предварительно наведя ствол на строящуюся наспех для предстоящего митинга трибуну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142