Да, не сумел и должен теперь держать ответ и перед своим воспитанником и перед всеми, с кем вместе он отдал столько сил необычайному сооружению, соединившему континенты.
Но стоит ли опускать руки плетьми? Если появилась новая идея, как в космических целях использовать проложенный Арктический мост, то, поставленная рядом с чистосердечным признанием, она в какой-то степени могла бы оправдать его.
В самом деле, не произойди эта авария, не двигайся его поезд по инерции, не пришла бы в голову Степана мысль об использовании тяжеловесного поезда в качестве «электрического маховика». Кто знает, когда еще подобная мысль дошла бы до людей? Ведь озарение — нераскрытая тайна человеческой психики! Впрочем, такая идея должна была бы носиться в воздухе…
И тут Степан заметил, что на противоположной платформе, где валялись брошенные встречавшими Степана людьми газеты, мятые цветы, бумажки (ведь американцы ведут себя на улице неряшливо, не желая ограничивать свою свободу соблюдением каких-то там правил. Недаром в нью-йоркском сабвее висит грозное предупреждение, что «за плевок в вагоне — пятьсот долларов штрафа или пять месяцев тюрьмы), газетные листы на глазах Степана ожили, зашевелились, некоторые поднялись в воздух, как бы размахивая крыльями, а мелкие бумажки взлетели стайкой птиц и закружились над платформой.
Степан удивился. Откуда может появиться в туннеле, по которому он вел свой поезд, ветер. Или шлюзы в Мурманске открыли сразу в двух трубах? Ветер крепчал с каждой минутой и был сильнее, чем в первом туннеле. Воздух вырывался из устья и пронизывающим сквозняком, увлекая с собой все те же бумаги, уносился через входные, настежь раскрытые сейчас двери над толпой американцев наружу.
Степан почувствовал, что леденеет на этом сквозняке. Ему захотелось закрыться с головой, не видеть и не слышать ничего.
Но он пересилил себя, по его внешнему виду никто бы не догадался, что происходило у него внутри.
«Скорее бы привозили американцы с аэродрома членов государственной комиссии, которая вынесет заслуженный приговор!»
«Комиссия? А Андрей?» И Степан на миг поник, однако снова взял себя в руки при виде появившегося из устья туннеля поезда, в котором прибыли Андрей и Седых.
Поезд уже подошел, когда на противоположной платформе, заслоненной прибывшим поездом, поднялся шум и там словно тоже появился вагон, хотя это могло быть лишь галлюцинацией Степана, ибо в Мурманске не осталось поездов, да и тока в туннеле не было.
Но Степан отчетливо слышал голоса, ему даже показалось — уехавших на аэродром Кандербля и Вандермайера и чей-то удивительно знакомый женский голос.
Поистине у Степана не все в порядке с психикой, какие-то нелепые галлюцинации! Так не этому ли недомоганию обязан он своими промахами и тем ужасным положением, в каком оказался?
Ну вот и Андрей! Он вышел из кабины управления, а вслед за ним показалась громоздкая сутулая фигура Седых.
Бороду сбрил, стал моложе. Больше стал походить на прежнего Андрюшу, хотя седина!..
Андрей шел к брату с приветливой улыбкой. Он не мог не знать о его поступке, хотя бы потому, что видит его здесь!
Андрюша подошел к брату и с удивительной простотой сказал:
— Степа, я не знаю, что тобой руководило… Ты всегда учил меня… очевидно, у тебя были веские основания… ты все расскажешь мне… я постараюсь быть вместе с тобой.
Комок подкатил у Степана к горлу.
— Как тебе это нравится? — вместо ответа кивнул он в сторону противоположной платформы.
— Что? — удивился Андрей. — Это естественно, Степа.
— Естественно? — весь напрягся Степан. — А мне кажется, что у меня мираж.
— Какой там мираж! — пробасил подошедший Седых. — Комиссия по твоей милости прибыла.
— Прибыла? На самолете?
— Бери выше. На лунолете.
Степан застыл, не веря ушам.
«Ах вот оно что! Только ракетный поезд мог пройти по обесточенному туннелю. Конечно, им воспользовались, поскольку предусматривались ходовые испытания лунолета, хотя достаточной мощности для разгона космического объекта в трубе Арктического моста не было».
— Что это ты так изумился? — спросил Седых. — Или совсем не только голову, но и связь с нашим берегом потерял?
— Потерял, пожалуй, и то и другое, — тихим голосом признался Степан.
Седых осуждающе покачал седой головой.
— Ну пошли, начальство прибыло, на нашу платформу переходит, — предложил он. — Пожалуйте бриться.
Пока новоприбывшие здоровались со Степаном, Андреем и с Седых, дежурная по станции с помощью Кандербля и Вандермайера принесла алюминиевый столик и несколько складных алюминиевых стульев.
Когда все уселись, Иван Семенович встал и, обращаясь к Николаю Николаевичу Волкову, произнес:
— Прошу разрешения отложить подписание акта приемки Арктического моста до выводов специальной правительственной комиссии, которую вы возглавляете, Николай Николаевич.
— Хорошо, — сказал Волков, — дело не в актах, а в людях. Прошу вас, Степан Григорьевич, сесть за стол вместе с нами и не считать себя в чем-либо виновным, пока вина, если она есть, будет доказана лишь в результате расследования.
— Николай Николаевич и уважаемые члены комиссии, — садясь, твердо произнес Степан. — Мою вину нет нужды доказывать, она ясна.
— Как же ясна, — возразил Волков, — если вы посылали перед отправкой своего поезда телеграмму в Москву, изложив доводы в пользу немедленного испытания поезда?
— Да, я посылал такую телеграмму, но выезд мой не был вынужденным. Я хотел сыграть на привычках и нравах американцев, ждавших первый поезд. Я вспомнил, как встречали Линдберга, впервые перелетевшего через Атлантический океан, как встречали наших советских летчиков — Чкалова, потом Громова.
— Значит, вам казалось, Степан Григорьевич, что, приведя поезд с усовершенствованным мотором в результате своеобразного состязания в трубах Арктического моста, вы привлечете внимание всей Америки к этому событию и к новой прогрессивной конструкции?
— Это было поводом, а не причиной.
— Что же было причиной?
— Причиной было мое желание предстать перед американцами первым строителем и автором уникального сооружения.
— И вы предстали автором и строителем моста перед встречавшими вас с такой помпой американцами?
— Нет. Я предстал перед ними просто гонщиком, выигравшим гонки на машине неважно чьей конструкции.
— Это раздосадовало вас?
— Это помогло мне понять суть моего проступка.
— Вы раскаиваетесь в нем?
— Отчасти.
— Как вас понять, Степан Григорьевич? Если бы вами руководило лишь желание пусть эффектно, но показать достижения советской и американской техники, члены комиссии лучше поняли бы мотивы ваших действий. Может быть, именно поэтому вы раскаиваетесь в них лишь отчасти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Но стоит ли опускать руки плетьми? Если появилась новая идея, как в космических целях использовать проложенный Арктический мост, то, поставленная рядом с чистосердечным признанием, она в какой-то степени могла бы оправдать его.
В самом деле, не произойди эта авария, не двигайся его поезд по инерции, не пришла бы в голову Степана мысль об использовании тяжеловесного поезда в качестве «электрического маховика». Кто знает, когда еще подобная мысль дошла бы до людей? Ведь озарение — нераскрытая тайна человеческой психики! Впрочем, такая идея должна была бы носиться в воздухе…
И тут Степан заметил, что на противоположной платформе, где валялись брошенные встречавшими Степана людьми газеты, мятые цветы, бумажки (ведь американцы ведут себя на улице неряшливо, не желая ограничивать свою свободу соблюдением каких-то там правил. Недаром в нью-йоркском сабвее висит грозное предупреждение, что «за плевок в вагоне — пятьсот долларов штрафа или пять месяцев тюрьмы), газетные листы на глазах Степана ожили, зашевелились, некоторые поднялись в воздух, как бы размахивая крыльями, а мелкие бумажки взлетели стайкой птиц и закружились над платформой.
Степан удивился. Откуда может появиться в туннеле, по которому он вел свой поезд, ветер. Или шлюзы в Мурманске открыли сразу в двух трубах? Ветер крепчал с каждой минутой и был сильнее, чем в первом туннеле. Воздух вырывался из устья и пронизывающим сквозняком, увлекая с собой все те же бумаги, уносился через входные, настежь раскрытые сейчас двери над толпой американцев наружу.
Степан почувствовал, что леденеет на этом сквозняке. Ему захотелось закрыться с головой, не видеть и не слышать ничего.
Но он пересилил себя, по его внешнему виду никто бы не догадался, что происходило у него внутри.
«Скорее бы привозили американцы с аэродрома членов государственной комиссии, которая вынесет заслуженный приговор!»
«Комиссия? А Андрей?» И Степан на миг поник, однако снова взял себя в руки при виде появившегося из устья туннеля поезда, в котором прибыли Андрей и Седых.
Поезд уже подошел, когда на противоположной платформе, заслоненной прибывшим поездом, поднялся шум и там словно тоже появился вагон, хотя это могло быть лишь галлюцинацией Степана, ибо в Мурманске не осталось поездов, да и тока в туннеле не было.
Но Степан отчетливо слышал голоса, ему даже показалось — уехавших на аэродром Кандербля и Вандермайера и чей-то удивительно знакомый женский голос.
Поистине у Степана не все в порядке с психикой, какие-то нелепые галлюцинации! Так не этому ли недомоганию обязан он своими промахами и тем ужасным положением, в каком оказался?
Ну вот и Андрей! Он вышел из кабины управления, а вслед за ним показалась громоздкая сутулая фигура Седых.
Бороду сбрил, стал моложе. Больше стал походить на прежнего Андрюшу, хотя седина!..
Андрей шел к брату с приветливой улыбкой. Он не мог не знать о его поступке, хотя бы потому, что видит его здесь!
Андрюша подошел к брату и с удивительной простотой сказал:
— Степа, я не знаю, что тобой руководило… Ты всегда учил меня… очевидно, у тебя были веские основания… ты все расскажешь мне… я постараюсь быть вместе с тобой.
Комок подкатил у Степана к горлу.
— Как тебе это нравится? — вместо ответа кивнул он в сторону противоположной платформы.
— Что? — удивился Андрей. — Это естественно, Степа.
— Естественно? — весь напрягся Степан. — А мне кажется, что у меня мираж.
— Какой там мираж! — пробасил подошедший Седых. — Комиссия по твоей милости прибыла.
— Прибыла? На самолете?
— Бери выше. На лунолете.
Степан застыл, не веря ушам.
«Ах вот оно что! Только ракетный поезд мог пройти по обесточенному туннелю. Конечно, им воспользовались, поскольку предусматривались ходовые испытания лунолета, хотя достаточной мощности для разгона космического объекта в трубе Арктического моста не было».
— Что это ты так изумился? — спросил Седых. — Или совсем не только голову, но и связь с нашим берегом потерял?
— Потерял, пожалуй, и то и другое, — тихим голосом признался Степан.
Седых осуждающе покачал седой головой.
— Ну пошли, начальство прибыло, на нашу платформу переходит, — предложил он. — Пожалуйте бриться.
Пока новоприбывшие здоровались со Степаном, Андреем и с Седых, дежурная по станции с помощью Кандербля и Вандермайера принесла алюминиевый столик и несколько складных алюминиевых стульев.
Когда все уселись, Иван Семенович встал и, обращаясь к Николаю Николаевичу Волкову, произнес:
— Прошу разрешения отложить подписание акта приемки Арктического моста до выводов специальной правительственной комиссии, которую вы возглавляете, Николай Николаевич.
— Хорошо, — сказал Волков, — дело не в актах, а в людях. Прошу вас, Степан Григорьевич, сесть за стол вместе с нами и не считать себя в чем-либо виновным, пока вина, если она есть, будет доказана лишь в результате расследования.
— Николай Николаевич и уважаемые члены комиссии, — садясь, твердо произнес Степан. — Мою вину нет нужды доказывать, она ясна.
— Как же ясна, — возразил Волков, — если вы посылали перед отправкой своего поезда телеграмму в Москву, изложив доводы в пользу немедленного испытания поезда?
— Да, я посылал такую телеграмму, но выезд мой не был вынужденным. Я хотел сыграть на привычках и нравах американцев, ждавших первый поезд. Я вспомнил, как встречали Линдберга, впервые перелетевшего через Атлантический океан, как встречали наших советских летчиков — Чкалова, потом Громова.
— Значит, вам казалось, Степан Григорьевич, что, приведя поезд с усовершенствованным мотором в результате своеобразного состязания в трубах Арктического моста, вы привлечете внимание всей Америки к этому событию и к новой прогрессивной конструкции?
— Это было поводом, а не причиной.
— Что же было причиной?
— Причиной было мое желание предстать перед американцами первым строителем и автором уникального сооружения.
— И вы предстали автором и строителем моста перед встречавшими вас с такой помпой американцами?
— Нет. Я предстал перед ними просто гонщиком, выигравшим гонки на машине неважно чьей конструкции.
— Это раздосадовало вас?
— Это помогло мне понять суть моего проступка.
— Вы раскаиваетесь в нем?
— Отчасти.
— Как вас понять, Степан Григорьевич? Если бы вами руководило лишь желание пусть эффектно, но показать достижения советской и американской техники, члены комиссии лучше поняли бы мотивы ваших действий. Может быть, именно поэтому вы раскаиваетесь в них лишь отчасти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142