И Надя промолчала. Взяла эту кофту и положила обратно в пакет. Продукты они разделили на троих. Кофту она забрала себе.
Придя домой, Надя прошла в кухню, опустилась на табурет и, вынув из пакета кофту, уставилась на нее невидящим взглядом, пока не поняла, что ей плохо. Плохо до желудочных колик. Ее жизнь несется куда-то под откос, а у нее нет сил сопротивляться этому… «Я — конченый человек, — подумала Надя. — Я не умерла, но и жизнью назвать мое существование трудно. Разве я живу? А ведь когда-то мечтала поступить в финансовый институт. Закончить его…» Она провела рукой по лицу, как бы отгоняя от себя призраки прошлого, и тут зазвонил телефон. Надя вздрогнула. Ей давно никто не звонил. Она уже забыла о том, что в доме есть телефон. Надя раздумывала: подходить к нему или нет… И тут телефон умолк. А через минуту снова взорвался трелью. Она сняла трубку.
Глава 10
— Алло! Надя, — раздался женский голос, — добрый вечер! Я так хотела с тобой поговорить!
— Кто это? — удивленно спросила Надя. Голос был ей незнаком.
Какая разница! Твоя доброжелательница. — Голос доносился словно издалека, и невозможно было сказать, сколько лет его обладательнице. — Я хочу тебе помочь.
— Как?
— Об этом потом. Сначала расскажи, как ты живешь, чем занимаешься?
— Я… я… ничем не занимаюсь.
— Работаешь?
— Нет.
— Конечно, какая у тебя может быть работа. Ты ведь боишься лишний раз выйти на улицу, правда?
— Да. — Надя вцепилась рукой в трубку. — Правда.
Голос незнакомки был мягким, спокойным. Он убаюкивал. Расслаблял.
— И что же ты делаешь целыми днями, Наденька?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Да. Смотрю телевизор.
— Телевизор? Ты смотришь картинки красивой жизни, которую у тебя украли?
При этих словах у Нади закружилась голова, она пошатнулась. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за тумбочку и задела любимую фарфоровую безделушку Анны Семеновны: котика с голубым бантиком на шее. Игрушка упала и разбилась вдребезги.
— Ты что-то уронила? — поинтересовались на том конце провода.
— Это я так… нечаянно.
— Ну ладно, отдыхай. Я тебе позвоню еще. Спокойной ночи!
Надя слушала частые гудки и не понимала: это был сон или явь? Такой мягкий, чарующий голос… С ней давно так никто не говорил. С тех пор как умерла бабушка, никто не называл ее Наденькой, и она уже отвыкла от этого. А тут… «Наденька». Она стояла, прижав трубку к груди, и повторяла тихим шепотом: «Наденька, Наденька»… Эти слова были для нее, как волшебная музыка.
Эта женщина обещала позвонить еще. Но когда?
Она не сказала этого. Почему? Вдруг она позвонит только через неделю? Это невыносимо долго! Надя собрала осколки разбившейся фарфоровой игрушки и выкинула их в ведро.
На другой день Надя осталась дома. Она не пошла на рандеву со Шваброй и Хвостиком, потому что боялась пропустить звонок. Но ждала она напрасно. Незнакомка не позвонила. Надя легла спать со странным чувством опустошености: как будто бы у нее отняли нечто дорогое, принадлежащее только ей.
Следующие два дня тоже были проведены в бесплодном ожидании. На третий день Надя вышла во двор. Швабра и Хвостик встретили ее обиженными восклицаниями. Они не знали, что и подумать об ее отсутствии.
— Мы уже хотели к тебе домой зайти, но подумали, что ты уехала. Сегодня бы точно приперлись, правда? — обратилась Швабра к Хвостику.
— Ага, — подтвердила та, отщипывая маленькие кусочки от слегка заплесневевшего хлеба, найденного в мусорном контейнере.
— Ты чего, заболела? — спросила Швабра.
— Заболела, — соврала Надя. — Плохо себя чувствовала.
— Ясненько, — пропела Хвостик, поворачиваясь к ней спиной и роясь в мусорном баке. Через минуту Надя присоединилась к ней.
Вернувшись вечером домой, Надя, как всегда, сняла одежду в коридоре и, облачившись в халат, прошла на кухню. Ту одежду, в которой она выходила на «охоту», она складывала в коридоре в углу. Прямо на пол. Этим она как бы проводила незримую черту между своей уличной и домашней жизнью. Ей почему-то казалось, что если она смешает одно с другим, то уже никогда не станет прежней Надей. У нее исчезнет имя, и она станет такой же, как Швабра и Хвостик. Только звать ее будут Кикимора или Девушка-без-лица. Или как-то еще в этом роде. Она сидела в кухне и ужинала: пила молоко с белым хлебом, как вдруг раздался телефонный звонок. С минуту-другую она сидела в столбняке, думая, что это — слуховая галлюцинация, а потом рванула в коридор.
— Алло!
— Ты узнала меня?
— Да.
— Ты думала, что я уже не позвоню? — Голос был тихи вкрадчив.
— Да… то есть нет.
В трубке раздался легкий смех.
— Не лги. Это бесполезно. Ты испугалась, что уже никогда не услышишь мой голос, так ведь?
— Так, — сказала Надя, и ей стало легче.
— Но разве я могу оставить тебя, моя маленькая бедная девочка? Ты столько страдала, бедняжка!
Надя ничего не могла сказать: в горле встал комок.
— Разве ты должна так мучиться по вине одного-единственного человека? Ты не забыла того врача, который сделал тебе неудачную операцию? Ты не считаешь, что он должен поплатиться за это? Ты не хочешь ему отомстить? Ну скажи, не бойся… Я тебя понимаю…
— Я… не знаю.
— Не знаешь? — Наде показалось, что в голове незнакомки прозвучало разочарование. — Почему? Ты готова смириться со своей жизнью и поставить на ней крест? Ты не хочешь сбросить с души это бремя? Подумай над этим!
— Что… что вы хотите?
— Я уже говорила: помочь тебе.
— Помочь? Зачем?
В трубке воцарилось молчание.
— Мне жалко тебя. Так жалко! — медленно сказала незнакомка.
Я… — Надя не могла говорить. Ее душили слезы. — Я… — Трубка выскользнула у нее из рук, и телефонный аппарат упал на пол. Раздались частые гудки. Надя поставила телефон на место и села на пол, закрыв лицо руками. Ее сотрясали рыдания. Она уже со всем смирилась. И махнула рукой на свою жизнь: пусть все идет так, как идет. И вдруг… Звонит эта незнакомка и будит в ней неведомые ранее чувства и мысли. Говорит о том, что ей нужно сбросить бремя со своей души и отомстить. И это правильно! Разве Лактионов не исковеркал ей жизнь? Она доверила ему самое дорогое, что у нее было, — лицо. А он? Он уничтожил его и тем самым вверг ее жизнь в пучину хаоса и отчаяния. Она докатилась до того, что побирается по помойкам! Настолько ей уже на все наплевать. Ее подруги — Швабра и Хвостик. Это единственные люди, с кем она может переброситься парой слов. Если бы не они, она давно бы разучилась говорить и превратилась бы в настоящую дикарку. И кто виноват во всем этом? Он. Доктор. Лактионов. Почему она должна влачить жалкое существование, которое и жизнью-то назвать трудно, а он тем временем процветает и принимает новых пациентов! Почему? Разве это справедливо? Нет, та женщина права. Он должен поплатиться за это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Придя домой, Надя прошла в кухню, опустилась на табурет и, вынув из пакета кофту, уставилась на нее невидящим взглядом, пока не поняла, что ей плохо. Плохо до желудочных колик. Ее жизнь несется куда-то под откос, а у нее нет сил сопротивляться этому… «Я — конченый человек, — подумала Надя. — Я не умерла, но и жизнью назвать мое существование трудно. Разве я живу? А ведь когда-то мечтала поступить в финансовый институт. Закончить его…» Она провела рукой по лицу, как бы отгоняя от себя призраки прошлого, и тут зазвонил телефон. Надя вздрогнула. Ей давно никто не звонил. Она уже забыла о том, что в доме есть телефон. Надя раздумывала: подходить к нему или нет… И тут телефон умолк. А через минуту снова взорвался трелью. Она сняла трубку.
Глава 10
— Алло! Надя, — раздался женский голос, — добрый вечер! Я так хотела с тобой поговорить!
— Кто это? — удивленно спросила Надя. Голос был ей незнаком.
Какая разница! Твоя доброжелательница. — Голос доносился словно издалека, и невозможно было сказать, сколько лет его обладательнице. — Я хочу тебе помочь.
— Как?
— Об этом потом. Сначала расскажи, как ты живешь, чем занимаешься?
— Я… я… ничем не занимаюсь.
— Работаешь?
— Нет.
— Конечно, какая у тебя может быть работа. Ты ведь боишься лишний раз выйти на улицу, правда?
— Да. — Надя вцепилась рукой в трубку. — Правда.
Голос незнакомки был мягким, спокойным. Он убаюкивал. Расслаблял.
— И что же ты делаешь целыми днями, Наденька?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Да. Смотрю телевизор.
— Телевизор? Ты смотришь картинки красивой жизни, которую у тебя украли?
При этих словах у Нади закружилась голова, она пошатнулась. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за тумбочку и задела любимую фарфоровую безделушку Анны Семеновны: котика с голубым бантиком на шее. Игрушка упала и разбилась вдребезги.
— Ты что-то уронила? — поинтересовались на том конце провода.
— Это я так… нечаянно.
— Ну ладно, отдыхай. Я тебе позвоню еще. Спокойной ночи!
Надя слушала частые гудки и не понимала: это был сон или явь? Такой мягкий, чарующий голос… С ней давно так никто не говорил. С тех пор как умерла бабушка, никто не называл ее Наденькой, и она уже отвыкла от этого. А тут… «Наденька». Она стояла, прижав трубку к груди, и повторяла тихим шепотом: «Наденька, Наденька»… Эти слова были для нее, как волшебная музыка.
Эта женщина обещала позвонить еще. Но когда?
Она не сказала этого. Почему? Вдруг она позвонит только через неделю? Это невыносимо долго! Надя собрала осколки разбившейся фарфоровой игрушки и выкинула их в ведро.
На другой день Надя осталась дома. Она не пошла на рандеву со Шваброй и Хвостиком, потому что боялась пропустить звонок. Но ждала она напрасно. Незнакомка не позвонила. Надя легла спать со странным чувством опустошености: как будто бы у нее отняли нечто дорогое, принадлежащее только ей.
Следующие два дня тоже были проведены в бесплодном ожидании. На третий день Надя вышла во двор. Швабра и Хвостик встретили ее обиженными восклицаниями. Они не знали, что и подумать об ее отсутствии.
— Мы уже хотели к тебе домой зайти, но подумали, что ты уехала. Сегодня бы точно приперлись, правда? — обратилась Швабра к Хвостику.
— Ага, — подтвердила та, отщипывая маленькие кусочки от слегка заплесневевшего хлеба, найденного в мусорном контейнере.
— Ты чего, заболела? — спросила Швабра.
— Заболела, — соврала Надя. — Плохо себя чувствовала.
— Ясненько, — пропела Хвостик, поворачиваясь к ней спиной и роясь в мусорном баке. Через минуту Надя присоединилась к ней.
Вернувшись вечером домой, Надя, как всегда, сняла одежду в коридоре и, облачившись в халат, прошла на кухню. Ту одежду, в которой она выходила на «охоту», она складывала в коридоре в углу. Прямо на пол. Этим она как бы проводила незримую черту между своей уличной и домашней жизнью. Ей почему-то казалось, что если она смешает одно с другим, то уже никогда не станет прежней Надей. У нее исчезнет имя, и она станет такой же, как Швабра и Хвостик. Только звать ее будут Кикимора или Девушка-без-лица. Или как-то еще в этом роде. Она сидела в кухне и ужинала: пила молоко с белым хлебом, как вдруг раздался телефонный звонок. С минуту-другую она сидела в столбняке, думая, что это — слуховая галлюцинация, а потом рванула в коридор.
— Алло!
— Ты узнала меня?
— Да.
— Ты думала, что я уже не позвоню? — Голос был тихи вкрадчив.
— Да… то есть нет.
В трубке раздался легкий смех.
— Не лги. Это бесполезно. Ты испугалась, что уже никогда не услышишь мой голос, так ведь?
— Так, — сказала Надя, и ей стало легче.
— Но разве я могу оставить тебя, моя маленькая бедная девочка? Ты столько страдала, бедняжка!
Надя ничего не могла сказать: в горле встал комок.
— Разве ты должна так мучиться по вине одного-единственного человека? Ты не забыла того врача, который сделал тебе неудачную операцию? Ты не считаешь, что он должен поплатиться за это? Ты не хочешь ему отомстить? Ну скажи, не бойся… Я тебя понимаю…
— Я… не знаю.
— Не знаешь? — Наде показалось, что в голове незнакомки прозвучало разочарование. — Почему? Ты готова смириться со своей жизнью и поставить на ней крест? Ты не хочешь сбросить с души это бремя? Подумай над этим!
— Что… что вы хотите?
— Я уже говорила: помочь тебе.
— Помочь? Зачем?
В трубке воцарилось молчание.
— Мне жалко тебя. Так жалко! — медленно сказала незнакомка.
Я… — Надя не могла говорить. Ее душили слезы. — Я… — Трубка выскользнула у нее из рук, и телефонный аппарат упал на пол. Раздались частые гудки. Надя поставила телефон на место и села на пол, закрыв лицо руками. Ее сотрясали рыдания. Она уже со всем смирилась. И махнула рукой на свою жизнь: пусть все идет так, как идет. И вдруг… Звонит эта незнакомка и будит в ней неведомые ранее чувства и мысли. Говорит о том, что ей нужно сбросить бремя со своей души и отомстить. И это правильно! Разве Лактионов не исковеркал ей жизнь? Она доверила ему самое дорогое, что у нее было, — лицо. А он? Он уничтожил его и тем самым вверг ее жизнь в пучину хаоса и отчаяния. Она докатилась до того, что побирается по помойкам! Настолько ей уже на все наплевать. Ее подруги — Швабра и Хвостик. Это единственные люди, с кем она может переброситься парой слов. Если бы не они, она давно бы разучилась говорить и превратилась бы в настоящую дикарку. И кто виноват во всем этом? Он. Доктор. Лактионов. Почему она должна влачить жалкое существование, которое и жизнью-то назвать трудно, а он тем временем процветает и принимает новых пациентов! Почему? Разве это справедливо? Нет, та женщина права. Он должен поплатиться за это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81