— Третья.
— А… другие жены? Николай Дмитриевич с ними общался?
— С первой, насколько я знаю, — нет. А со второй… — Дина Александровна едва заметно напряглась, — общался. Но не столько с нею, сколько с ее детьми. Общими детьми, — поправилась она.
— Их двое?
— Да. Сыновья.
— Какого возраста?
— Старшему — двадцать. Младшему — пятнадцать.
— От первого брака дети есть?
— Нет.
— Его первая жена, кто она по профессии?
— Тоже врач. Хирург-гинеколог.
— А вторая?
— Массажистка. — В голосе Дины Александровны прозвучало явное презрение.
— А кем работаете вы?
— Я — художник.
— А… — Губарев вспомнил картины в коридоре. — Эти картины в коридоре — ваши?
— Мои.
Наступило молчание. Вдова смотрела в пол, опустив голову.
— Родители вашего мужа живы?
— Нет. Они давно умерли. Коля остался сиротой в восемнадцать лет. И дорогу в жизни пробивал себе сам.
— Других родственников у него нет?
— Есть. Родная тетка. В Тульской губернии. Он посылает ей раз в полгода деньги. И все. Этим их контакты исчерпываются.
— А племянники? Племянницы?
— Тетка — бездетная.
— Лактионов не из Москвы?
— Нет. Из деревни под Тулой.
— Вы не дадите координаты его бывших жен?
— Пожалуйста. — Дина Александровна снова покинула комнату. Губарев обратил внимание, что походка у нее была бесшумно-скользящей. Словно женщина была невесомой.
…Дина Александровна листала миниатюрную записную книжку, а Губарев смотрел на ее руки. Тонкие, почти прозрачные. Он почему-то не мог себе представить, как она рисует. В его представлении у художников должна быть крепкая, мускулистая рука. А здесь… изящные трогательные ручки.
— Вы записываете? — подняла на него глаза Дина Александровна.
— Да, конечно, — Губарев чуть смутился и достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. — Диктуйте.
— Так. Кузьмина Любовь Андреевна… Губарев записал телефон.
— Лактионова Ванда Юрьевна. Это вторая жена… — пояснила Дина Александровна.
— Она оставила фамилию бывшего мужа?
— Да.
Судя по первым цифрам телефона Ванды Юрьевны, она проживала где-то в Медведкове. У майора там жил один давний приятель.
— Простите за нескромный вопрос, а он помогал бывшим женам? Они… — Губарев замялся, подыскивая нужные слова: — Были в хороших отношениях?
Дина Александровна слегка склонила голову набок.
— Разве бывшие могут быть хорошими? — насмешливо сказала она. — Впрочем, Любовь Андреевна — дама самостоятельная. И в жизни Николая Дмитриевича почти не присутствовала. А Ванда… Ванда хотела, чтобы он больше помогал деньгами, чаще бывал.
— Лактионов помогал сыновьям?
— Конечно. Они ни в чем не нуждались. — Дина Александровна закрыла глаза. Очевидно, беседа ее утомила. Лицо было бледно-восковым. Ни кровиночки.
Губарев понял, что надо закругляться.
— Значит, в последнее время в поведении вашего мужа ничего странного или необычного не наблюдалось? — подытожил Губарев. Майор помнил, что этот вопрос он уже задавал в начале беседы. Но вдруг она что-то вспомнит. Какую-нибудь мелочь, которая на поверку окажется существенным фактом.
— Абсолютно.
— Расскажите, как протекал его последний день. Дина Александровна нахмурилась.
— Последний день… Коля… Николай Дмитриевич встал в семь утра.
— Он всегда встает в это время? — перебил ее Губарев.
— В рабочие дни — да. Потом… он принял душ. Позавтракал…
— Вы видели его за завтраком?
— Естественно, — немного удивленно ответила Дина Александровна. — Мы завтракаем обычно вместе. Николай Дмитриевич любил придерживаться установившихся традиций. Не любил беспорядка, спонтанности.
— Завтрак готовили вы?
— Я. Николай Дмитриевич бытовыми вопросами не занимался.
Лактионова замолчала.
— Дальше… — негромко сказал Губарев.
Дина Александровна опустила голову и затеребила бахрому шали.
— Дальше: он прошел в свой кабинет. Побыл какое-то время там. Потом ушел.
— Он звонил вам днем?
— Нет.
— А обычно звонил?
— Когда как. Когда была необходимость — звонил.
— По каким вопросам он звонил?
— Ну… что задержится. Или просил меня купить что-то к ужину. Николай Дмитриевич был большим гурманом, — легкая улыбка скользнула по губам Дины Александровны и сразу исчезла. Как будто бы ее и не было.
— Понятно. Но в тот день он вам не звонил?
— Нет.
— Когда он не пришел вовремя, что вы подумали? Дина Александровна вздохнула.
— Что его задержали непредвиденные обстоятельства.
— Николай Дмитриевич ездил на работу на машине?
— Да.
— Водил сам?
— Да.
— Он попадал когда-нибудь раньше в аварии?
— Нет. Он прекрасный водитель. С большим стажем.
— Значит, вы подумали: произошло что-то непредвиденное и поэтому ваш муж задержался? — Губарев пытался нащупать суть, сердцевину отношений между мужем и женой. Это давало ключ к характеру погибшего, его образу жизни, привычкам. Что-то беспокоило майора. Но что — он пока не мог определить. Это ускользало от его понимания.
— Вы понимаете, — в голосе Дины Александровны прозвучали капризные нотки, — мой муж был прекрасным специалистом. Вдруг кому-то понадобилась срочная помощь? И мужу надо было делать внеплановую операцию.
— А потом?
— Потом мне позвонили и сказали, что мой муж — убит.
Майор немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Он знал, как болезненно его обычно воспринимают родные и близкие покойного.
— Дина Александровна, где вы были вчера вечером в интервале между семью и десятью часами?
Глаза женщины слегка расширились.
— Где? — Секундная пауза. — С восьми до девяти я была в магазине на Тверской. Когда я поняла, что Коля не приедет вовремя, я решила заняться собственными делами. Тем более этот магазин недалеко от нас. Он называется «Галерея „Актер“. Я там делала покупки.
— Чек сохранился?
— Ну что вы! Я такие вещи не храню. Губарев почувствовал холодок, проскользнувший в интонации.
— Во сколько вы приехали домой?
— Примерно в половине десятого.
— Больше вы ничего не можете добавить к сказанному?
— Нет.
— Хорошо. — Губарев поднялся со стула. Витька последовал его примеру. — Если что вспомните, звоните сразу. — Он отдал ей свою визитку.
— Конечно. — Дина Александровна поднялась с дивана. И вновь майор удивился ее бесшумности. Умению двигаться, не производя никаких звуков. Она пошла впереди них: маленькая, изящная фигурка. Как статуэтка.
В коридоре Губарев задержал взгляд на картинах.
— Красивые.
— Спасибо, — сухо сказала она.
Ему в самом деле особенно понравилась одна: живописный букет лилий на фоне грозового неба. Темно-серый кувшин, белые лилии с золотистыми пестиками и набухшее влагой небо.
— До свидания.
— Всего хорошего.
Когда они пересекали двор-колодец, Губарев внезапно остановился как вкопанный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— А… другие жены? Николай Дмитриевич с ними общался?
— С первой, насколько я знаю, — нет. А со второй… — Дина Александровна едва заметно напряглась, — общался. Но не столько с нею, сколько с ее детьми. Общими детьми, — поправилась она.
— Их двое?
— Да. Сыновья.
— Какого возраста?
— Старшему — двадцать. Младшему — пятнадцать.
— От первого брака дети есть?
— Нет.
— Его первая жена, кто она по профессии?
— Тоже врач. Хирург-гинеколог.
— А вторая?
— Массажистка. — В голосе Дины Александровны прозвучало явное презрение.
— А кем работаете вы?
— Я — художник.
— А… — Губарев вспомнил картины в коридоре. — Эти картины в коридоре — ваши?
— Мои.
Наступило молчание. Вдова смотрела в пол, опустив голову.
— Родители вашего мужа живы?
— Нет. Они давно умерли. Коля остался сиротой в восемнадцать лет. И дорогу в жизни пробивал себе сам.
— Других родственников у него нет?
— Есть. Родная тетка. В Тульской губернии. Он посылает ей раз в полгода деньги. И все. Этим их контакты исчерпываются.
— А племянники? Племянницы?
— Тетка — бездетная.
— Лактионов не из Москвы?
— Нет. Из деревни под Тулой.
— Вы не дадите координаты его бывших жен?
— Пожалуйста. — Дина Александровна снова покинула комнату. Губарев обратил внимание, что походка у нее была бесшумно-скользящей. Словно женщина была невесомой.
…Дина Александровна листала миниатюрную записную книжку, а Губарев смотрел на ее руки. Тонкие, почти прозрачные. Он почему-то не мог себе представить, как она рисует. В его представлении у художников должна быть крепкая, мускулистая рука. А здесь… изящные трогательные ручки.
— Вы записываете? — подняла на него глаза Дина Александровна.
— Да, конечно, — Губарев чуть смутился и достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. — Диктуйте.
— Так. Кузьмина Любовь Андреевна… Губарев записал телефон.
— Лактионова Ванда Юрьевна. Это вторая жена… — пояснила Дина Александровна.
— Она оставила фамилию бывшего мужа?
— Да.
Судя по первым цифрам телефона Ванды Юрьевны, она проживала где-то в Медведкове. У майора там жил один давний приятель.
— Простите за нескромный вопрос, а он помогал бывшим женам? Они… — Губарев замялся, подыскивая нужные слова: — Были в хороших отношениях?
Дина Александровна слегка склонила голову набок.
— Разве бывшие могут быть хорошими? — насмешливо сказала она. — Впрочем, Любовь Андреевна — дама самостоятельная. И в жизни Николая Дмитриевича почти не присутствовала. А Ванда… Ванда хотела, чтобы он больше помогал деньгами, чаще бывал.
— Лактионов помогал сыновьям?
— Конечно. Они ни в чем не нуждались. — Дина Александровна закрыла глаза. Очевидно, беседа ее утомила. Лицо было бледно-восковым. Ни кровиночки.
Губарев понял, что надо закругляться.
— Значит, в последнее время в поведении вашего мужа ничего странного или необычного не наблюдалось? — подытожил Губарев. Майор помнил, что этот вопрос он уже задавал в начале беседы. Но вдруг она что-то вспомнит. Какую-нибудь мелочь, которая на поверку окажется существенным фактом.
— Абсолютно.
— Расскажите, как протекал его последний день. Дина Александровна нахмурилась.
— Последний день… Коля… Николай Дмитриевич встал в семь утра.
— Он всегда встает в это время? — перебил ее Губарев.
— В рабочие дни — да. Потом… он принял душ. Позавтракал…
— Вы видели его за завтраком?
— Естественно, — немного удивленно ответила Дина Александровна. — Мы завтракаем обычно вместе. Николай Дмитриевич любил придерживаться установившихся традиций. Не любил беспорядка, спонтанности.
— Завтрак готовили вы?
— Я. Николай Дмитриевич бытовыми вопросами не занимался.
Лактионова замолчала.
— Дальше… — негромко сказал Губарев.
Дина Александровна опустила голову и затеребила бахрому шали.
— Дальше: он прошел в свой кабинет. Побыл какое-то время там. Потом ушел.
— Он звонил вам днем?
— Нет.
— А обычно звонил?
— Когда как. Когда была необходимость — звонил.
— По каким вопросам он звонил?
— Ну… что задержится. Или просил меня купить что-то к ужину. Николай Дмитриевич был большим гурманом, — легкая улыбка скользнула по губам Дины Александровны и сразу исчезла. Как будто бы ее и не было.
— Понятно. Но в тот день он вам не звонил?
— Нет.
— Когда он не пришел вовремя, что вы подумали? Дина Александровна вздохнула.
— Что его задержали непредвиденные обстоятельства.
— Николай Дмитриевич ездил на работу на машине?
— Да.
— Водил сам?
— Да.
— Он попадал когда-нибудь раньше в аварии?
— Нет. Он прекрасный водитель. С большим стажем.
— Значит, вы подумали: произошло что-то непредвиденное и поэтому ваш муж задержался? — Губарев пытался нащупать суть, сердцевину отношений между мужем и женой. Это давало ключ к характеру погибшего, его образу жизни, привычкам. Что-то беспокоило майора. Но что — он пока не мог определить. Это ускользало от его понимания.
— Вы понимаете, — в голосе Дины Александровны прозвучали капризные нотки, — мой муж был прекрасным специалистом. Вдруг кому-то понадобилась срочная помощь? И мужу надо было делать внеплановую операцию.
— А потом?
— Потом мне позвонили и сказали, что мой муж — убит.
Майор немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Он знал, как болезненно его обычно воспринимают родные и близкие покойного.
— Дина Александровна, где вы были вчера вечером в интервале между семью и десятью часами?
Глаза женщины слегка расширились.
— Где? — Секундная пауза. — С восьми до девяти я была в магазине на Тверской. Когда я поняла, что Коля не приедет вовремя, я решила заняться собственными делами. Тем более этот магазин недалеко от нас. Он называется «Галерея „Актер“. Я там делала покупки.
— Чек сохранился?
— Ну что вы! Я такие вещи не храню. Губарев почувствовал холодок, проскользнувший в интонации.
— Во сколько вы приехали домой?
— Примерно в половине десятого.
— Больше вы ничего не можете добавить к сказанному?
— Нет.
— Хорошо. — Губарев поднялся со стула. Витька последовал его примеру. — Если что вспомните, звоните сразу. — Он отдал ей свою визитку.
— Конечно. — Дина Александровна поднялась с дивана. И вновь майор удивился ее бесшумности. Умению двигаться, не производя никаких звуков. Она пошла впереди них: маленькая, изящная фигурка. Как статуэтка.
В коридоре Губарев задержал взгляд на картинах.
— Красивые.
— Спасибо, — сухо сказала она.
Ему в самом деле особенно понравилась одна: живописный букет лилий на фоне грозового неба. Темно-серый кувшин, белые лилии с золотистыми пестиками и набухшее влагой небо.
— До свидания.
— Всего хорошего.
Когда они пересекали двор-колодец, Губарев внезапно остановился как вкопанный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81