Незадачливый ученик со стоном упал на грязную
мостовую, а борьба вокруг него продолжалась.
- Убийцы! - неестественно высоким голосом закричал Тчорнио. -
Помогите! - Прокричав это, он принялся за вторую арию на рожке.
Работая по очереди, Джон с Хардом убедили еще одного комитетчика в
том, что использовать в таких ситуациях ножи просто невежливо. Этот ученик
даже не стонал, поскольку его сильно беспокоила рана, из которой лилась
его благородная кровь. Третий комитетчик, убедившись в том, какой дорогой
ценой его друзьям достаются уроки, развернулся и побежал за подмогой.
Вместо того, чтобы заняться Тчорнио, что было совершенно необходимо
сделать, Джон и Хард побежали в другом направлении, оставив Тчорнио
продолжать свои музыкальные упражнения наедине с самим собой.
Не пробежав и половины квартала, приятели снова услышали выстрелы.
- Эти ребята зря времени не теряют, - пропыхтел, превозмогая свою
одышку, Джон. У Харда вообще не оказалось в запасе воздуха, чтобы ответить
ему.
Они наугад поворачивали в боковые улицы - два поворота направо, один
налево, затем снова два направо, один налево, делая зигзаги по самым
мрачным трущобам города. Комитетчики, сопровождаемые душераздирающими
завываниями рожка Тчорнио, все же ни разу не отстали от них более чем на
полквартала.
Никакая семья, даже самая презираемая и скромная, не может сохранять
безразличный вид, когда на улице идет такая живописная погоня. И если
завывания рожка Тчорнио вряд ли могли вытащить на улицу кого-то из жителей
квартала, то выстрелы, которые город вообще впервые слышал, сделали свое
дело. Улицы быстро заполняла толпа, и дело принимало плохой оборот.
Джон и Хард еще раз свернули за угол, на более широкую и лучше
освещенную улицу. Несколькими секундами позже комитетчики тоже свернули за
угол и замерли, с удивлением рассматривая совершенно пустынную улицу.
- Идите за мной, - прошептал мягкий, надтреснутый голос.
Темнота была просто жуткой. Казалось, Джон физически ощущал, как она
обволакивает его мышцы.
- Проходи, - прошептал Хард.
Они были в длинном крытом проезде или в туннеле, на брусчатке
которого было разбросано сено. Беглецы нырнули в первую же открытую дверь,
которую увидели, повернув за угол, даже не пытаясь разобраться, что это за
дом. Ситуация, в которой они очутились, вовсе не импонировала Джону, но
Хард, который отлично ориентировался во всех формах проявления
преступности в Лиффдарге, уверенно последовал за этим голосом,
напоминавшим скрежет наждака о стекло.
Они продвигались в кромешней темноте. Хотя казалось, что глаза Джона
должны были привыкнуть к непривычным для них условиям, тем не менее по
мере их продвижения вперед происходила совершенно невероятная вещь -
темнота сгущалась еще больше. Чем шире становились зрачки Джона и чем
больше они были готовы отреагировать на малейший проблеск света, тем более
очевидным для него становился тот факт, что в таком месте, как это, свет
не существовал вообще. Поэтому, когда после пятнадцатиминутной ходьбы их
провожатый наконец остановился и открыл дверь, свет, устремившийся в
длинную галерею, ослепил Джона, хотя его единственным источником являлась
жалкая дешевая свечечка, дававшая больше копоти, чем света.
Оказалось, что их провожатым является молодая женщина.
- Вот они, мама, - произнесла она. - Какие-то молодые грубияны готовы
были схватить их, но я открыла дверь.
Из глубины комнаты раздался приятный голос, напоминавший звон
серебряного колокольчика:
- Кто-нибудь видел, как они входили?
- Нет, мама, - ответила девчонка. - Я внимательно осмотрела улицу, и
никто не смотрел.
- Очень хорошо, моя дорогая. Теперь можешь идти спать. - Серебряный
голос прыгал вверх и вниз, напоминая совсем юную мелодию, которая
только-только родилась и пытается расправить свои крылья. - Проходите,
ребята, не торчите у двери.
Владелицей этого приятного голоса являлась самая толстая из женщин,
каких только приходилось видеть Джону на протяжении всей его жизни. Ее
амебообразное тело возлежало на старой кушетке, с которой оно было
неспособно слезть без посторонней помощи. За исключении почти незаметных
движений челюсти, которая едва шевелилась при разговоре, да проницательных
глаз, которые все время стреляли туда-сюда, туда-сюда, женщина была
совершенно неподвижной.
- Пусть это не пугает вас, - прозвучал ее мелодичный голос. -
Когда-то я была такой же хорошенькой, как и все остальные маленькие
сестры. Да, тогда я была еще совсем юной. Но вы привыкните ко мне.
Хард, который прекрасно ориентировался в обстановке, знал, как себя
вести в подобных ситуациях.
- Добрый вечер, мама, - вежливо обратился он к ней. - Меня зовут
Хард, а это - мой друг Джон.
- Тебе вовсе не обязательно называть меня мамой, парень. Я требую
этого только от своих девочек. Это помогает держать их в руках. Я слышала,
у вас возникли какие-то проблемы, не так ли? - На это вопрос, естественно,
не последовало никакого ответа; однако она и не стала дожидаться его, а
продолжала безо всякой паузы:
- Юный лорд Тчорнио и его дружки очень упрямы. У них только одна
мысль в голове, да и то они сами толком не знают, чего хотят. А это очень
опасно. Но вы не переживайте, ребята. Мы выручим вас.
От проявления такой осведомленности со стороны совершенно незнакомой
женщины у Джона полезли глаза на лоб.
- Да, но кто вы такая?
- Мы - Маленькие Помощницы Матери, - произнесла женщина, делая
невероятные усилия, чтобы изобразить на своем лице хоть подобие улыбки.
Тчорнио уже просто не мог совладать с той славой, которая на него
обрушилась. Дело было даже не в том, что каждый в Лиффе знал о заговоре;
сам Комитет внезапно стал чрезвычайно важным элементом в жизни Лиффа, и
он, Тчорнио Гар-Сполниен Хиирлт, стал всенародным героем. Это было уже
выше самых смелых мечтаний, и в это просто невозможно было поверить. Ему
даже присвоили почетное рыцарство в Материнской Гвардии.
Но что было для него, Тчорнио, самым главным, так это тот факт, что
теперь все, наконец, стали верить с существование заговора, и что сам он
перестал быть посмешищем, и что мнимая угроза, выдуманная им в качестве
шутки в тот период, когда насмешки приятелей стали совсем уж допекать его,
теперь приводит в ужас всех и каждого. Его мания схватить и уничтожить
убийц стала похожей на религиозный фанатизм.
Как его самоуверенность, так и положение в обществе сильно пострадали
бы, пойми он хоть на минуту, что он сам был виновником того, что убийцам
удалось бежать из города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
мостовую, а борьба вокруг него продолжалась.
- Убийцы! - неестественно высоким голосом закричал Тчорнио. -
Помогите! - Прокричав это, он принялся за вторую арию на рожке.
Работая по очереди, Джон с Хардом убедили еще одного комитетчика в
том, что использовать в таких ситуациях ножи просто невежливо. Этот ученик
даже не стонал, поскольку его сильно беспокоила рана, из которой лилась
его благородная кровь. Третий комитетчик, убедившись в том, какой дорогой
ценой его друзьям достаются уроки, развернулся и побежал за подмогой.
Вместо того, чтобы заняться Тчорнио, что было совершенно необходимо
сделать, Джон и Хард побежали в другом направлении, оставив Тчорнио
продолжать свои музыкальные упражнения наедине с самим собой.
Не пробежав и половины квартала, приятели снова услышали выстрелы.
- Эти ребята зря времени не теряют, - пропыхтел, превозмогая свою
одышку, Джон. У Харда вообще не оказалось в запасе воздуха, чтобы ответить
ему.
Они наугад поворачивали в боковые улицы - два поворота направо, один
налево, затем снова два направо, один налево, делая зигзаги по самым
мрачным трущобам города. Комитетчики, сопровождаемые душераздирающими
завываниями рожка Тчорнио, все же ни разу не отстали от них более чем на
полквартала.
Никакая семья, даже самая презираемая и скромная, не может сохранять
безразличный вид, когда на улице идет такая живописная погоня. И если
завывания рожка Тчорнио вряд ли могли вытащить на улицу кого-то из жителей
квартала, то выстрелы, которые город вообще впервые слышал, сделали свое
дело. Улицы быстро заполняла толпа, и дело принимало плохой оборот.
Джон и Хард еще раз свернули за угол, на более широкую и лучше
освещенную улицу. Несколькими секундами позже комитетчики тоже свернули за
угол и замерли, с удивлением рассматривая совершенно пустынную улицу.
- Идите за мной, - прошептал мягкий, надтреснутый голос.
Темнота была просто жуткой. Казалось, Джон физически ощущал, как она
обволакивает его мышцы.
- Проходи, - прошептал Хард.
Они были в длинном крытом проезде или в туннеле, на брусчатке
которого было разбросано сено. Беглецы нырнули в первую же открытую дверь,
которую увидели, повернув за угол, даже не пытаясь разобраться, что это за
дом. Ситуация, в которой они очутились, вовсе не импонировала Джону, но
Хард, который отлично ориентировался во всех формах проявления
преступности в Лиффдарге, уверенно последовал за этим голосом,
напоминавшим скрежет наждака о стекло.
Они продвигались в кромешней темноте. Хотя казалось, что глаза Джона
должны были привыкнуть к непривычным для них условиям, тем не менее по
мере их продвижения вперед происходила совершенно невероятная вещь -
темнота сгущалась еще больше. Чем шире становились зрачки Джона и чем
больше они были готовы отреагировать на малейший проблеск света, тем более
очевидным для него становился тот факт, что в таком месте, как это, свет
не существовал вообще. Поэтому, когда после пятнадцатиминутной ходьбы их
провожатый наконец остановился и открыл дверь, свет, устремившийся в
длинную галерею, ослепил Джона, хотя его единственным источником являлась
жалкая дешевая свечечка, дававшая больше копоти, чем света.
Оказалось, что их провожатым является молодая женщина.
- Вот они, мама, - произнесла она. - Какие-то молодые грубияны готовы
были схватить их, но я открыла дверь.
Из глубины комнаты раздался приятный голос, напоминавший звон
серебряного колокольчика:
- Кто-нибудь видел, как они входили?
- Нет, мама, - ответила девчонка. - Я внимательно осмотрела улицу, и
никто не смотрел.
- Очень хорошо, моя дорогая. Теперь можешь идти спать. - Серебряный
голос прыгал вверх и вниз, напоминая совсем юную мелодию, которая
только-только родилась и пытается расправить свои крылья. - Проходите,
ребята, не торчите у двери.
Владелицей этого приятного голоса являлась самая толстая из женщин,
каких только приходилось видеть Джону на протяжении всей его жизни. Ее
амебообразное тело возлежало на старой кушетке, с которой оно было
неспособно слезть без посторонней помощи. За исключении почти незаметных
движений челюсти, которая едва шевелилась при разговоре, да проницательных
глаз, которые все время стреляли туда-сюда, туда-сюда, женщина была
совершенно неподвижной.
- Пусть это не пугает вас, - прозвучал ее мелодичный голос. -
Когда-то я была такой же хорошенькой, как и все остальные маленькие
сестры. Да, тогда я была еще совсем юной. Но вы привыкните ко мне.
Хард, который прекрасно ориентировался в обстановке, знал, как себя
вести в подобных ситуациях.
- Добрый вечер, мама, - вежливо обратился он к ней. - Меня зовут
Хард, а это - мой друг Джон.
- Тебе вовсе не обязательно называть меня мамой, парень. Я требую
этого только от своих девочек. Это помогает держать их в руках. Я слышала,
у вас возникли какие-то проблемы, не так ли? - На это вопрос, естественно,
не последовало никакого ответа; однако она и не стала дожидаться его, а
продолжала безо всякой паузы:
- Юный лорд Тчорнио и его дружки очень упрямы. У них только одна
мысль в голове, да и то они сами толком не знают, чего хотят. А это очень
опасно. Но вы не переживайте, ребята. Мы выручим вас.
От проявления такой осведомленности со стороны совершенно незнакомой
женщины у Джона полезли глаза на лоб.
- Да, но кто вы такая?
- Мы - Маленькие Помощницы Матери, - произнесла женщина, делая
невероятные усилия, чтобы изобразить на своем лице хоть подобие улыбки.
Тчорнио уже просто не мог совладать с той славой, которая на него
обрушилась. Дело было даже не в том, что каждый в Лиффе знал о заговоре;
сам Комитет внезапно стал чрезвычайно важным элементом в жизни Лиффа, и
он, Тчорнио Гар-Сполниен Хиирлт, стал всенародным героем. Это было уже
выше самых смелых мечтаний, и в это просто невозможно было поверить. Ему
даже присвоили почетное рыцарство в Материнской Гвардии.
Но что было для него, Тчорнио, самым главным, так это тот факт, что
теперь все, наконец, стали верить с существование заговора, и что сам он
перестал быть посмешищем, и что мнимая угроза, выдуманная им в качестве
шутки в тот период, когда насмешки приятелей стали совсем уж допекать его,
теперь приводит в ужас всех и каждого. Его мания схватить и уничтожить
убийц стала похожей на религиозный фанатизм.
Как его самоуверенность, так и положение в обществе сильно пострадали
бы, пойми он хоть на минуту, что он сам был виновником того, что убийцам
удалось бежать из города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46