Луна теперь была справа. В ее серебристом свете виднелся берег.
— Неужто погиб паренек? — задумчиво сказал Барышников. — Я его к себе в партизаны звал. Не захотел, способнее, говорит, мне на пароходе, обвык на море.
Слова командира отряда были большой похвалой. Всякого он не приглашал.
Начальник партизан, рабочий-металлист Тихон Барышников, принадлежал к числу самых непримиримых коммунистов, признавал Советскую власть только в «чистом виде» и знать не хотел никаких буферных республик. Его предупреждали, грозили исключить из партии, но ничего не помогало. Он был человек честный, храбрый, неподкупный… На Дальнем Востоке не он один заболел «левизной». Тех, кто настаивал на точном исполнении указаний Центрального Комитета партии насчет Дальневосточной республики, Барышников считал примиренцами и даже хуже.
Степан Федорович знал о своем командире все и умело влиял на него, когда тот зарывался. Сейчас их обоих глубоко затронуло исчезновение Великанова.
«Синий тюлень», вычертив в лунном море пенистую дугу, шел к бухте Безымянной. А к начальнику партизанского штаба Прибыткову, молодому парню в скрипучих сапогах и заплатанном френче, пригласили американского проповедника.
Поигрывая гранатами на поясе, с которыми он не расставался даже ночью, начштаба начал допрос.
Мистер Фостер высокомерно отрицал все. Федю он, конечно, не видел и ничего не слыхал. Ровно ничего подозрительного. Да, он прогуливался по палубе. От этого отпираться нельзя, сообразил американец, — их, конечно, видел рулевой пли вахтенный штурман.
Когда густо заросший рыжими волосами Прибытков показал проповеднику валявшийся в твиндеке молитвенник, нож, забытый на тюках, и попросил объяснить, в чем дело, американец поперебирал толстыми пальцами и ответил не совсем на вопрос.
— Я не могу хорошо помнить, но будто слышал человеческий крик около половины ночи, — с трудом выдавил он, уже без всякой самонадеянности в тоне. И быстро добавил: — Мне встретился капитан Тадзима.
— Вы думаете, японец мог выбросить за борт Великанова? — в упор спросил начальник штаба.
— Я этого не утверждаю. Я вспоминаю только факты… Я слышал человеческий крик и встретил капитана Тадзиму, и только, — блудливо пряча взгляд, повторил американец. — Наш господь, Джисус Крайст, не любит плохой поступок. Но.. но, как вы думаете, господин, мог ли слабый японец справиться с таким крепким молодым человеком, как Великанов?
— Как вам сказать, — возразил Прибытков, — если любого сначала чем-нибудь оглушить, например гирей, то потом даже слабый может сделать с человеком что хочет.
По поводу молитвенника и взрезанного тюка проповедник отвечал так путано, что еще больше насторожил Прибыткова.
— Хорошо, господин, или, как вас там, мистер, любопытно, однако невразумительно Я допрошу Тадзиму, а вам пока придется посидеть под стражей.
Американец взглянул на знакомые двери кают-компании с драконами и молча покорился своей участи.
— Что вы сделали с Великановым? — сводя рыжие мохнатые брови, прямо спросил японца начальник штаба. — Говорите правду, иначе… иначе дух из тебя вон, понял?
С японцем Прибытков совсем не церемонился
— Я представитель японского командования, — начал было, напыжась, Тадзима. — Вы не смеете…
— Ох ты фрукт! — гневно воскликнул Прибытков и ткнул пальцем в темный иллюминатор — На рей захотел?
Тадзима шумно вдохнул воздух, но ничего не сказал. Он побаивался Прибыткова.
Вчера на его глазах этот рыжий мужик расстрелял и выбросил за борт радиотелеграфиста.
— Через пять минут не признаешься, куда дел парня, — повешу. — Начштаба положил на стол часы. — Проповедник слышал человеческий крик и тут же встретил тебя. Ты оглушил Великанова и выбросил в море Мы поверили проповеднику и повернули обратно, на поиски. — Прибытков остановил на Тадзиме тяжелый взгляд. У него были и свои, особые основания ненавидеть японских офицеров. Они казнили в прошлом году его отца и брата.
— Мистер проповедник?! Мистер проповедник вместе со мной… — Тадзима осекся. — Я не обязан смотреть за вашими матросами, — выкатил он на Прибыткова свои черные глаза. — Я требую неприкосновенности, я представитель японского командования…
— Слышал. Запереть эту сволочь… Зеленко, отвечаешь за них головой! — приказал начальник штаба конвойному. — Отобрать оружие.
— Мое я уничтожит ваше я… — Капитан Тадзима хотел выйти с напыщенной фразой, но он прямо вылетел из каюткомпании: конвойный не удержался и вовсе уж недипломатично наддал ему по шее.
Прибыткову было ясно: с Великановым расправились. Но кто? Один ли японец или вместе с американским попом? Впрочем, сейчас главное — найти Федю. Если он остался жив и будет найден, все решится просто, он сам скажет, кто виноват. А если парень погиб, то…
«Синий тюлень» напрягал все силы. Кочегары, сбившись у котлов, работали по очереди: каждый хотел помочь товарищу, попавшему в беду. Вывели отсечку, и пар держали на марке. К десяти милям в час, отмеренным для старенького парохода, прибавились еще две. Но времени упущено много: миль двадцать прошли после исчезновения Феди, двадцать миль обратно…
«Что я скажу сестре, если не найдем?» — думал стармех Фомичев, не спуская глаз с дрожащей стрелки манометра.
На пароходе уже никто не спал. Свободные от вахты моряки и партизаны собрались на палубе и на мостике. Потапенко, зоркий, бывалый сигнальщик со сторожевика, разбил море на секторы. Каждый сектор просматривали в несколько пар глаз.
Луна все еще щедро поливала море серебром. Таня посмотрела на небо: Юпитер, Полярная… Федя называл ее королевой и своей звездой, вспомнила девушка, и в горле у нее защемило. Таня не обратила внимания, что с севера по небу быстро набухала темная, глухая стена.
«Только бы не накрыл туман!» — думал в это же время Обухов, разглядывая темное облако. Он тоже волновался. За эти дни он узнал ближе и успел полюбить юношу.
«Много ли осталось?» — Валентин Петрович посмотрел на часы.
Черная, волнистая полоса берега приближалась. Вскоре капитан различил мыс Звонарева, а затем и остов парохода на камнях. До места, где, по расчетам, был выброшен Великанов, оставалось совсем немного.
— Еще десять минут, и я остановлю машину, — сказал Обухов Тане, державшейся его, как тень. — Это должно быть где-то здесь.
— Так близко от берега? Он, наверно, поплыл к берегу… Да, да, Федя сильный, он не покорится. Он обязательно поплыл к берегу, видите, тут близко.
— Ну не так уж близко, — пробормотал Обухов, переходя на левое крыло мостика.
Таня — следом за ним.
— Надо спустить шлюпку, и прямо на мыс, — чуть не приказывала девушка.
— Ах, если бы у меня жена так беспокоилась обо мне, как вы о Феде, — вдруг вспомнив свое, вздохнул Обухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Неужто погиб паренек? — задумчиво сказал Барышников. — Я его к себе в партизаны звал. Не захотел, способнее, говорит, мне на пароходе, обвык на море.
Слова командира отряда были большой похвалой. Всякого он не приглашал.
Начальник партизан, рабочий-металлист Тихон Барышников, принадлежал к числу самых непримиримых коммунистов, признавал Советскую власть только в «чистом виде» и знать не хотел никаких буферных республик. Его предупреждали, грозили исключить из партии, но ничего не помогало. Он был человек честный, храбрый, неподкупный… На Дальнем Востоке не он один заболел «левизной». Тех, кто настаивал на точном исполнении указаний Центрального Комитета партии насчет Дальневосточной республики, Барышников считал примиренцами и даже хуже.
Степан Федорович знал о своем командире все и умело влиял на него, когда тот зарывался. Сейчас их обоих глубоко затронуло исчезновение Великанова.
«Синий тюлень», вычертив в лунном море пенистую дугу, шел к бухте Безымянной. А к начальнику партизанского штаба Прибыткову, молодому парню в скрипучих сапогах и заплатанном френче, пригласили американского проповедника.
Поигрывая гранатами на поясе, с которыми он не расставался даже ночью, начштаба начал допрос.
Мистер Фостер высокомерно отрицал все. Федю он, конечно, не видел и ничего не слыхал. Ровно ничего подозрительного. Да, он прогуливался по палубе. От этого отпираться нельзя, сообразил американец, — их, конечно, видел рулевой пли вахтенный штурман.
Когда густо заросший рыжими волосами Прибытков показал проповеднику валявшийся в твиндеке молитвенник, нож, забытый на тюках, и попросил объяснить, в чем дело, американец поперебирал толстыми пальцами и ответил не совсем на вопрос.
— Я не могу хорошо помнить, но будто слышал человеческий крик около половины ночи, — с трудом выдавил он, уже без всякой самонадеянности в тоне. И быстро добавил: — Мне встретился капитан Тадзима.
— Вы думаете, японец мог выбросить за борт Великанова? — в упор спросил начальник штаба.
— Я этого не утверждаю. Я вспоминаю только факты… Я слышал человеческий крик и встретил капитана Тадзиму, и только, — блудливо пряча взгляд, повторил американец. — Наш господь, Джисус Крайст, не любит плохой поступок. Но.. но, как вы думаете, господин, мог ли слабый японец справиться с таким крепким молодым человеком, как Великанов?
— Как вам сказать, — возразил Прибытков, — если любого сначала чем-нибудь оглушить, например гирей, то потом даже слабый может сделать с человеком что хочет.
По поводу молитвенника и взрезанного тюка проповедник отвечал так путано, что еще больше насторожил Прибыткова.
— Хорошо, господин, или, как вас там, мистер, любопытно, однако невразумительно Я допрошу Тадзиму, а вам пока придется посидеть под стражей.
Американец взглянул на знакомые двери кают-компании с драконами и молча покорился своей участи.
— Что вы сделали с Великановым? — сводя рыжие мохнатые брови, прямо спросил японца начальник штаба. — Говорите правду, иначе… иначе дух из тебя вон, понял?
С японцем Прибытков совсем не церемонился
— Я представитель японского командования, — начал было, напыжась, Тадзима. — Вы не смеете…
— Ох ты фрукт! — гневно воскликнул Прибытков и ткнул пальцем в темный иллюминатор — На рей захотел?
Тадзима шумно вдохнул воздух, но ничего не сказал. Он побаивался Прибыткова.
Вчера на его глазах этот рыжий мужик расстрелял и выбросил за борт радиотелеграфиста.
— Через пять минут не признаешься, куда дел парня, — повешу. — Начштаба положил на стол часы. — Проповедник слышал человеческий крик и тут же встретил тебя. Ты оглушил Великанова и выбросил в море Мы поверили проповеднику и повернули обратно, на поиски. — Прибытков остановил на Тадзиме тяжелый взгляд. У него были и свои, особые основания ненавидеть японских офицеров. Они казнили в прошлом году его отца и брата.
— Мистер проповедник?! Мистер проповедник вместе со мной… — Тадзима осекся. — Я не обязан смотреть за вашими матросами, — выкатил он на Прибыткова свои черные глаза. — Я требую неприкосновенности, я представитель японского командования…
— Слышал. Запереть эту сволочь… Зеленко, отвечаешь за них головой! — приказал начальник штаба конвойному. — Отобрать оружие.
— Мое я уничтожит ваше я… — Капитан Тадзима хотел выйти с напыщенной фразой, но он прямо вылетел из каюткомпании: конвойный не удержался и вовсе уж недипломатично наддал ему по шее.
Прибыткову было ясно: с Великановым расправились. Но кто? Один ли японец или вместе с американским попом? Впрочем, сейчас главное — найти Федю. Если он остался жив и будет найден, все решится просто, он сам скажет, кто виноват. А если парень погиб, то…
«Синий тюлень» напрягал все силы. Кочегары, сбившись у котлов, работали по очереди: каждый хотел помочь товарищу, попавшему в беду. Вывели отсечку, и пар держали на марке. К десяти милям в час, отмеренным для старенького парохода, прибавились еще две. Но времени упущено много: миль двадцать прошли после исчезновения Феди, двадцать миль обратно…
«Что я скажу сестре, если не найдем?» — думал стармех Фомичев, не спуская глаз с дрожащей стрелки манометра.
На пароходе уже никто не спал. Свободные от вахты моряки и партизаны собрались на палубе и на мостике. Потапенко, зоркий, бывалый сигнальщик со сторожевика, разбил море на секторы. Каждый сектор просматривали в несколько пар глаз.
Луна все еще щедро поливала море серебром. Таня посмотрела на небо: Юпитер, Полярная… Федя называл ее королевой и своей звездой, вспомнила девушка, и в горле у нее защемило. Таня не обратила внимания, что с севера по небу быстро набухала темная, глухая стена.
«Только бы не накрыл туман!» — думал в это же время Обухов, разглядывая темное облако. Он тоже волновался. За эти дни он узнал ближе и успел полюбить юношу.
«Много ли осталось?» — Валентин Петрович посмотрел на часы.
Черная, волнистая полоса берега приближалась. Вскоре капитан различил мыс Звонарева, а затем и остов парохода на камнях. До места, где, по расчетам, был выброшен Великанов, оставалось совсем немного.
— Еще десять минут, и я остановлю машину, — сказал Обухов Тане, державшейся его, как тень. — Это должно быть где-то здесь.
— Так близко от берега? Он, наверно, поплыл к берегу… Да, да, Федя сильный, он не покорится. Он обязательно поплыл к берегу, видите, тут близко.
— Ну не так уж близко, — пробормотал Обухов, переходя на левое крыло мостика.
Таня — следом за ним.
— Надо спустить шлюпку, и прямо на мыс, — чуть не приказывала девушка.
— Ах, если бы у меня жена так беспокоилась обо мне, как вы о Феде, — вдруг вспомнив свое, вздохнул Обухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105