Так и есть. В дальнем конце твиндека, возле самой таранной переборки, где аккуратным штабелем уложены тюки с шерстью, светит огонек и слышатся голоса.
Шерсть. Великанов совсем забыл про нее. Партизаны больше интересовались съестным припасом, обмундированием, патронами. Составлялись подробные списки по этой части. А тюки, погруженные в бухте Орлиной, продолжали спокойно лежать. Шерсть бесполезна сейчас, а куда девать потом — посмотрим. Так, наверно, рассуждал Барышников.
Прячась за рядами пассажирских коек, Федя подобрался ближе.
— О-ла-ла, я поймал вас за руку! — смог он разобрать приглушенный возглас. — Теперь я знаю, чем интересуется японское командование на этом пароходе.
«Проповедник», — сразу же узнал Великанов.
— А что интересует вас? — послышалось в ответ и тоже вполголоса. — Может быть, сестра Веретягина? Или заблудшие овецки — партизаны? Ха-ха… Христианский пастырь.
По неправильному произношению некоторых слов и шипящим интонациям можно было уверенно сказать, что это японец.
— Я теперь понимал, с каким соображением вы притворялись алкоголиком! Вы хотели вынуть тайну у поручика Сыротестова… Показывали себя священником, а напивались хуже русский грузчик… Не выпускаете из рук святую книгу. Хоть сейчас-то не прикидывайтесь. Если не ошибаюсь, вы имеете чин майора.
— Не ваше дело, капитан Тадзима, читать мне мораль Японское командование обирает бедный русский народ. Наш господь, Джисус Крайст, не любит таких поступков. Последние крохи, оставшиеся от большевиков, вы, как это сказать, хотите скласть себе в карман. Ваш генерал Точибана…
— Оставьте генерала… — опять послышалось характерное шипение. Японец втянул воздух сквозь зубы. — Вы жалеете русский народ, вы, американцы?! Вы делаете мне смешно. А русская железная дорога, а сибирское золото? Кто первый туда запустил руку? Вы хотите, чтобы японцы брали для вас каштаны из огня.
— О-ла-ла! Вы купили семь русских миноносцев за сорок тысяч рублей, оккупировали Сахалин, ловите рыбу и вывозите лес откуда хотите. Ничего себе каштаны… Наш господь, Джисус Крайст…
— Бросьте, господин Фостер! Разве вы против свободной коммерции: один продает за сколько хочет, а другой…
— Если бы вы знали по-английски, господин офицер, я мог бы гораздо лучше объяснить, как называется такая коммерция. Но вы поймете и по-русски… Как это сказать — вы очень негодяй. И ваш Точибана тоже. Я делал бы себе харакири, вместо того чтобы служить с таким человеком! — Проповедник смачно сплюнул.
— Я прощу вас, майор! — взвизгнул Тадзима.
— Вы, японцы, хотите захватить русские земли. Великая Япония, размером меньше штата Орегон, целится на Сибирь. Так ведь, господин капитан? Осторожнее, можете не проглотить.
Тадзима снова шумно втянул воздух.
— О, когда-нибудь японец рассчитается с янки. Мы навсегда отучим вас совать к нам свой длинный нос.
— Смотрите, чтобы русские не отрубили ваш… Хотя это неважная плата за все, что вы награбили на Дальнем Востоке.
— Ах, так… — зашипел японец
Глаза Феди стали привыкать к темноте, и он заметил, что веревка, которой был перетянут брезент, лежала на палубе.
«Обнаглели, черти! — рассердился Великанов. — Кто им разрешил здесь хозяйничать?»
Голоса смолкли, зато послышался глухой топот ног и натужное дыхание. Потом упало что-то тяжелое и мягкое.
«Господа офицеры спорят всерьез», — усмехнулся Федя.
Возня и сопение над тюками груза усиливались, оттуда доносились неразборчивые слова на японском и английском языках.
— Господин майор! — сказал наконец японец. Голос задыхающийся, хриплый. — Нам не следует ссориться на этом пароходе.
— О'кей. Я тоже так думаю, — согласился, отдуваясь, американец. — Но прежде скажите, что вы сдаетесь.
— Сдаюсь, — прохрипел Тадзима.
Возня прекратилась. Некоторое время противники молчали. Федя слышал только прерывистое дыхание.
— О пушнине на пароходе знает лишь Сыротестов, — сказал неожиданно миролюбиво японец, — и, может быть, Лидия Сергеевна. Не знают даже капитан и полковник Курасов. Какую выгоду для себя мы можем сделать при такой ситуации, давайте продумаем.
— Нет, об этом знает японское командование. При таких обстоятельствах вряд ли вас это может серьезно интересовать. Деньги за меха получит генерал Точибапа. Как это сказать? Я хорошо знаю ваши порядки… А я верю только в личную заинтересованность. Награда в размере месячного жалованья в счет не идет.
— Генерал Точибана не знает об этой пушнине, — не сразу отозвался японец. — Я получил сведения частным образом и совершенно случайно. Версия о карательной экспедиции японским командованием принята всерьез. Заняться мехами я решил на свой риск и испуг.
— Вот как, господин Тадзима? Ну что ж, тогда мы договоримся. О'кей! У вас есть нож?
Федя услышал хруст вспоротой парусины и весь ушел в слух.
— Здесь действительно шерсть, — разочарованно протянул американец. — Нет, погодите… Упаковка хорошо придумана. Соболь, настоящий якутский соболь. Если во всех тюках… Но подождите, я хочу знать качество меха, посветите сюда. О-о, — сразу сказал он, — очень прекрасный мех, нежный. — Феде показалось, что Фостер встряхивает шкурку. — Смотрите, господин Тадзима, какой ровный темно-бурый цвет, и подшерсток серый, с синеватым отливом. О-о, это соболь высшего класса! — торжественно заявил проповедник.
— Вы, я вижу, неплохо разбираетесь в пушнине.
— О-ла-ла, неплохо? У меня меховой магазин вЧикаго.Здесь, в этой куче, миллионы долларов. Много миллионов!
Японец звучно втянул воздух. Федя сначала ничего не понял. О какой пушнине идет речь? В твиндек погружена шерсть. А если это оказались соболя, все равно — груз. А за груз, принятый в судовые трюмы, отвечает экипаж парохода, значит, и он, Великанов. А эти!..
Разговор японца с американским проповедником потряс Федю. «Какая наглость! Они делят наше добро. Начали с драки и договорились. Оказывается, у нас драгоценный груз. Значит, эти иностранцы охотились на пароходе за собольками». Великанов был готов тут же расправиться с ними. «Осторожнее, Федор, не делай ничего сгоряча», — подсказал ему внутренний голос. Он подумал еще: почему грузовые документы выписаны на шерсть, когда здесь меха? Настоящий обман. А ведь соболиные шкурки ой как могут пригодиться! Но это потом. А сейчас надо посторонним, пассажирам-иностранцам, отбить охоту к пароходным грузам. Проклятые, как они вызнали, чего, видимо, почти никто не знает? И тут Великанов опять сказал себе: «Зачем пушнину так замаскировали? И какое до нее дело Сыротестову, офицеру-карателю?»
Все это надо обмозговать, а пока Великанов решил, что пора вмешаться.
— Кто позволил вам, господа, вскрывать без разрешения не принадлежащий вам груз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105