Однако во взгляде девушки молодой лейтенант читал временами нечто такое, что удерживало его от излишней назойливости. Порой Таня незаметно притрагивалась к груди, где у нее был спрятан нож.
Одуряюще пахли из капитанской спальни сухие лекарственные травы.
* * *
Старший лейтенант Монте фон Моргенштерн, волнуясь, вышагивал на мостике сторожевика. Он старался получше уяснить, что произошло, какие перспективы сулит ему будущее. Привел пароход с мятежниками-партизанами… Это несомненная удача. Контр-адмирал Старк будет жать ему руку, благодарить. Приказ по флоту, повышение в чине… С другой стороны — Полтавская, 3, сухопарый полковник Курасов. Старший лейтенант не сомневался, что в трюме «Синего тюленя» не шерсть, а соболиные меха. «Десять процентов от десяти миллионов долларов — это миллион. Миллион золотых долларов! А что, если… что, если целиком десять миллионов? Я немедленно беру отставку и уезжаю в Германию…»
Моргенштерн остановился, судорожно вцепившись руками в поручень. Договориться с Сыротестовым и разделить пушнину пополам… Пять миллионов меньше, чем десять, но больше, чем один миллион… Конечно, но… А может, самому захватить весь груз?
Он сжал железный поручень с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Моргенштерн — миллионер! Растут проценты и проценты на проценты… Старлейту сразу стал противен его маленький корабль. Богатство тетки казалось ему теперь грошами. «Пусть она остается во Владивостоке, я не возьму ее в Германию. Боже мой, надо все продумать… Осторожно, барон Моргенштерн, в твоих руках золотые россыпи. Зачем в тумане излишняя скорость?»
Он подошел к телеграфу и уменьшил ход.
* * *
Виктору Никитину удалось спрятаться в машинном отделении, остаться незамеченным. Американский проповедник, который мог бы его выдать, наспиртовался и не думал ни о каких партизанах. Когда на пароходе все поутихло, Никитин пошел в разведку. Он увидел на мостике вооруженных матросов возле его друзей, увидел и Таню в капитанской каюте, под-жавшуюся на краешке кресла…
«Я должен спасти товарищей, — решил он. — Должен!Что можно сделать?»
И тут его осенило: а если попытаться пустить двигатель?
Он проник в машину и еще раз осмотрел поврежденный фланец. Потом бросился в кладовую.
«Не такой ты человек, Виктор, чтобы упустить малейшую возможность. Во что бы то ни стало надо заставить машину работать. В этом, только в этом выручка», — твердил он сам себе.
И Никитин приступил к делу. Он понимал, какие его ждут трудности. Стучать нельзя, огонь зажигать тоже нельзя. Если заметит охрана — пиши пропало. В котлах надо пар держать, и все одному человеку.
* * *
— Послушай, атаман, — неожиданно сказал пожилой матрос с унтер-офицерскими нашивками, заступивший с восьми вечера. — Вы и вправду хотели пароход к партизанам отвести?
Федя Великанов решил, что терять ему нечего.
— Правда, — зло ответил он. — Хотели, да вы на пути встали.
— А куда шли, где партизаны?
Федя быстро взглянул на матроса.
— Ишь ты какой…
— Ладно, ладно! — Матрос ничуть не обиделся. — Я ведь раньше на пароходе работал, тоже на «добровольце»… В пятнадцатом году мобилизовали, вот и трублю по сей день.
— Понравилось? — иронически спросил Федя.
— Не в этом соль, атаман… — Матрос прислушался к храпу своего напарника в штурманской. — Проповедник вам нагадил. Гнида, за ноги бы его да в воду. Каппелевцы-то не помилуют вас, расстреляют. Что ж молчишь, атаман? И пароход, поди, охота к месту доставить?
Слова матроса настолько поразили Федю, что он не верил своим ушам.
— Американец партизан хвалил, — осевшим голосом сказал он, — говорил: «Мы, американцы, — дружественный нейтралитет…»
— Теперь в жизнь ихней дружбы не забудешь, — усмехнулся матрос. —Пленти мони, вери гут до добра не доведут. — Он вынул резиновый кисет, газету, свернул во много раз, хотел оторвать кусочек. — Постой-ка, стихи какие-то. — Он поднес газету поближе к глазам.
Сумерки заметно сгустились, но разобрать еще можно. Матрос читал:
Тоска в руках,
Тоска в ногах,
Тоска в зубах,
Шуршит язык,
Бежит слюна,
И хочет есть…
Хлеба, хлеба, хлеба,
Корочку хлеба!..
Как я ее жевал бы
Целый день
С утра до вечера.
Собирал бы крошки
И опять бы ел,
И опять жевал,
И плакал от радости.
Видишь как, — сказал матрос. — «Песня голодных» название. Беляки пугают. Держитесь, дескать, за японца, не то придут большевики — с голоду сдохнете. Патриоты… «Мы за Россию»!.. — передразнил он кого-то и крепко выругался. — Ладно, народ все понимает. — Моряк оторвал кусок газеты с песней, насыпал махорки, закрутил по всем правилам, чиркнул спичкой. — Когда мы пришли, — затянулся он, — вас четверо на мостике было, слышь, атаман? Три паренька да дивчина. Кучерявый-то, в синей робе, где? Я заприметил, он сразу по трапу вниз подался.
Сердце Великанова снова замерло. Лицо помрачнело. Что-то уж больно любопытен этот матрос.
«Виктор… Что он сейчас делает?» — подумал юноша. Он не сомневался, что Никитин что-нибудь да предпримет. Он не будет сидеть сложа руки, когда палуба уходит из-под ног. Своего товарища Федя уже изучил: горячий, отзывчивый, деятельный. Если бы Никитин захотел вступить в комсомол и понадобилась рекомендация, Федя не колебался бы… Но что Виктор может сейчас? Пароход рабски идет на буксире за сторожевиком… В любую минуту пушка «Сибиряка» может заговорить. Нет, трудно что-либо сделать…
Федя представил себе лагерь карателей, и скверно сделалось на душе…
— Брось хмуриться, атаман, — сказал матрос. — Я тебе не проповедник, ужель не понял? Пароход к партизанам завернуть надо. Давай смикитим как. Надо осторожно, наверняка — мне под расстрел тоже неохота идти, как думаешь: женка, двое детишек. Ну, атаман, будем вместе работать?
— Федя, — вмешался в разговор Сергей Ломов, он сидел рядышком на палубе и внимательно слушал. — В карателях-то унтер-офицеру тоже не с руки. Наши придут — не похвалят.
— Ишь ты, шустрый… «Наши придут»!.. — дружелюбно засмеялся матрос. — Однако ты прав. Познакомимся, ребята. Потапенко Иван Степанович.
Унтер-офицер Потапенко внушал доверие.
Федя и Сергей переглянулись. Конечно, сомнения у них были. Не так-то просто сразу поверить человеку, да еще в обличье врага. Но выбора у них не было. На помощь никто не придет, это было ясно. А этот моряк прямо предлагает отбить и повернуть пароход.
Друзья решились. Они пожали матросу руку, назвались.
—Так-то лучше, — пуская едкий махорочный дым, сказал Потапенко. — Вот все у нас и прояснилось. Скоро на деле увидите, кто за кого. Так когда мы в Безымянную должны прибыть?
— Не раньше, чем утром, — уверенно ответил Федя. — В темноте ваш командир и близко к ней не подступится. Камни да мели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105